В чисто военном смысле это было похоже не на кампанию, а на погоню за тараканами с тапком. Христиан Брауншвейгский теперь просто летал с кулака на кулак и в итоге где-то тихо помер от болезни. Мансфельд со своими наемниками бегал по всей Германии и даже за ее пределами, вообще вся его стратегия укладывалась в попытки не встретиться с Валленштейном и Тилли. Датского короля вынесли в фоновом режиме. Мансфельд, убегая от имперцев, добрался аж до Боснии и там помер. Перед смертью он велел товарищам поддержать его под руки, чтобы умереть стоя. Красивый жест, как для мародера. А всего-то человек хотел княжество на старость…
Валленштейн постепенно нарастил свою армию до 140 (!!!) тысяч человек. Чтобы понимать масштаб явления. По тем временам 12—15 тысяч человек – уже полноценный самостоятельный корпус. 20—25 – эти ребята собираются на генеральное сражение. 30+ – это вставай, страна огромная, такая толпа собиралась за всю Тридцатилетку пару раз всего. То есть, Валленштейн мог вести, грубо говоря, четыре войны разом и еще иметь резерв. Где, спрашивается, он брал деньги? Император, конечно, давал субсидии, но не на 140 же тысяч. А все просто, он расквартировывал армии на тех землях, по которым шел. И обдирал их как липки. Вообще, он старался не то чтобы не беспредельничать, но вносить в беспредел какую-то организацию и начала порядка. Солдатам платили жалование более-менее исправно, да и чего не платить, когда денег реально много. На города накладывались контрибуции, грабеж шел организованно. Другое дело, что когда у меня есть мушкет, а у тебя нет, то тут обстановка сама располагает к веселью. Вот как раз в это время Тридцатилетка окончательно приняла чудный вид, который стал ее визитной карточкой. В одном городке бойцы перепились в подвальчике и начали палить из окошка по ногам прохожих. В какой-то деревне ландскнехты проводили натурные испытания мушкетов на хорошо зафиксированных крестьянах. Бюргеров ради смеха привязывали к лошадиным хвостам и пускались рысью. Сексуальное насилие стало частью повседневной жизни и сопровождалось адскими развлечениями, типа запихивания пороховых зарядов в интимные отверстия и поджигания задниц в буквальном смысле. Крестьяне ненавидели солдат, и если те попадались малой группой или в одиночку, их жизнь становилась подобна детской рубашке – коротка и изгажена. На этом фоне во многих деревнях старались обзавестись оружием, поэтому рейды за провиантом напоминали небольшие военные операции: в деревеньке можно было наткнуться на что угодно, включая фальконет, приныканный в амбаре. Понятно, что от организованной роты крестьяне не смогли бы отбиться, но вот маленький отряд мародеров рисковал тем, что порох в задницы запихнут уже им.
Картина называется «Перекличка после грабежа». Личный состав сыт, пьян, материально обеспечен и сексуально удовлетворен. Можно смело идти загаживать следующую область.
Курфюрст Бранденбурга отправил послов к Валленштейну с просьбой прекратить бесчинства, но допустил ошибку: в письме он назвал Валленштейна «досточтимым другом», а надо было «Досточтимый господин и друг», поэтому его даже слушать не стали. С этим панком даже император не мог ничего особо поделать. Самое смешное, в это время даже войны-то толком не было. Датчане были выбиты из материковой Дании и сидели как мыши на островах, остатки мансфельдовцев ушли наниматься к шведам в Польшу (те как раз там воевали), то есть, боевых действий-то уже и не велось почти. Кое-какие протестантские города на Балтике осаждали, и все. И то вопрос, их осаждали потому, что они примкнули к протестантскому альянсу, или они примкнули к протестантам потому, что на них положил глаз Валленштейн.
Зато беженцев были толпы, люди убегали от буйствующих наемников. Крестьяне в некоторых землях не сеяли хлеб, потому что урожай все равно отбирали. В итоге этими крестьянами были потом завалены все канавы – с пучками травы во рту. Солдаты жгли, насиловали и крушили места где стояли просто ради веселья.
Зато Валленштейн разгромил буквально всех врагов империи. Тилли он оттеснил на вторые роли. Тилли все-таки был только командир, «частной военной компании» за его спиной не было, поэтому он не имел такой орды под рукой. Кстати, по ходу этой войны без войны случилась занятная история. В Ротенбурге Тилли оказали сопротивление, и взяв городок, он решил спалить его, но в итоге предложил бургомистру пари: если тот выпьет залпом кувшин водки, то Ротенбург пощадят. Бургомистр выпил и упал под стол, а Тилли сжалился над городом. В Ротенбурге до сих пор питейный фестиваль по этому случаю проводят.
Тем временем, император решил, что Валленштейн достаточно всех запугал, и надо приступать к дележу пирога. Собственно, вся эта катавасия, она не просто так была. Валленштейн за службу получил титул герцога Мекленбурга. Вот тут офигели просто все, за несколько лет этот военный олигарх превратился из мелкопоместного дворянчика в правителя огромных владений. Это ведь он еще сохранял за собой земли в Богемии. По сути, лично Валленштейн по могуществу стоял уже выше любого имперского князя. Но герцогство для Валленштейна – это была не самая шокирующая новость. Имея под руками лояльную огромную армию, Фердинанд пошел ва-банк. В 1628 году император обнародовал «Эдикт о реституции». В чем суть. В империи была масса бывших церковных владений, которые за последние десятилетия перешли из рук духовных владык к светским владельцам. Фердинанд решил откатить положение разом на уровень семидесятилетней давности. Причем эту идею он протащил не через имперский сейм и даже не через коллегию курфюрстов, а личным эдиктом. Все это проделывалось с одной стороны ради религиозных симпатий императора, а с другой – и это важнее – чтобы ослабить самовластье князей и сделать империю действительно империей, управляемой из единого центра, с настоящей властью государя. Ну, и, наконец, переделить материальные ценности и земли. Для протестантских князей, не только мятежных, но и лояльных, это был удар в солнечное сплетение тараном – у них таких земель было огромное количество. Да и многих католиков это поставило в двусмысленное положение – поскольку за прошедшие десятилетия земли, отобранные/выкупленные у церковных владений через вторые руки покупались и католиками тоже.
Вся имперская знать перепугалась до одури. Попытки Максимилиана Баварского протестовать натолкнулись на вопрос: а что это, собственно, глава Католической лиги имеет против возвращения католическому духовенству земель? Не утерял ли веру курфюрст Баварии? Тот слился. Лидер протестантских князей, Иоганн Георг Саксонский, остался таким образом в одиночестве, и противостоять эдикту о реституции не мог. Иоганн Георг представлял лояльных протестантов, которые до сих пор думали отсидеться, но теперь их положение стало более чем двусмысленным. Протестанты написали массу памфлетов, и вообще напоминали наших диванных революционеров: «Имперские псы потрошат Катценшайзебург, максимальный репост!!». Но вот на практике помешать бойцам Валленштейна, которые начали выкидывать князей (пока мелких) из их владений они не могли.
Паникующие круфюрсты попросили хотя бы собрать Рейхстаг, чтобы обсудить положение дел. Фердинанд откликнулся пафосной телегой, типа, наша вера в опасности, а вы тут хотите демагогии предаться. Причем Фердинанд планомерно давил на вольности имперских владетелей, заходя все дальше. Права вольных городов до сих пор никем не оспаривались, но наконец, Фердинанд добрался и до них. В качестве показательной жертвы был выбран Аугсбург. Там был заключен религиозный мир в 1550-е годы, и для протестантов этот город был почти священным. Фердинанд демонстративно унизил и сторонников вольностей, и протестантов: восемь тысяч горожан были принудительно отправлены в изгнание, протестантские священники высланы. Можно было бы ожидать упорного сопротивления, но все кончилось лозунгами типа «Кто не скачет, тот папист!» и «Фердинанд х$&ло, ла-ла-ла». По воякам Валленштейна никто не сделал ни единого выстрела.
Ханс-Ульрих Франк оставил на диво выразительные изображения событий. Вот тут крестьяне оказались более удачливыми, чем солдат. А лошадка в хозяйстве пригодится.
А тем временем имперцам приготовил потрясающий сюрприз кардинал Ришелье. Он имел интерес в контроле над Рейном, но не собирался пока вмешиваться в это дело лично. Франция была на ножах с Испанией, так что вопрос для нее упирался в максимальное ослабление Габсбургов вообще и хорошо организованный хаос на Рейне и «Испанской дороге» в частности. Но понятно, что с «гигантами» типа Дании каши было не сварить. Так что Ришелье устроил мир между поляками и шведами, посредничая на переговорах, и обратился к шведскому королю Густаву II Адольфу с интересным предложением. Шведы должны были вторгнуться в северную Германию.
Густав II Адольф в свою очередь имел два очень конкретных интереса. Во-первых, он видел себя защитником протестантизма, а во-вторых, он уже много лет целенаправленно строил империю вокруг Балтики. Он уже разгромил поляков, отрезал куски от России, и теперь собирался положить главный камень в основание своего могущества: захватить балтийское побережье Германии. Там его ждали с нетерпением, города побережья были в основном протестантские, и от «Эдикта о реституции» серьезно страдали. У Ришелье Густав Адольф выторговал себе большие субсидии. Еще он попытался склонить на свою сторону короля Дании, но тот был запуган до крайности и только попискивал, когда Густав разглагольствовал о защите протестантизма. Как бы то ни было, дело решилось. На деньги католической Франции был снаряжен протестантский крестовый поход. В 1630 году шведская армия высадилась на северном побережье Германии.
Король Швеции Густав Адольф. В Тридцатилетней войне он участвовал не так уж долго, но в эти месяцы уместилось очень многое.
Глава 4. Реванш протестантов
Густав имел в виду с одной стороны построить себе шведскую империю вокруг Балтики, для чего ему нужно было немецкое побережье, а с другой, собирался выступить в качестве защитника протестантской веры и взять под патронаж всё, что в Германии недовольно текущим положением дел. Тем временем, сами недовольные собрались в Регенсбурге на общий съезд имперских князей, в котором участвовал и император.