ионный испанский корпус изгнан из пределов Франции. И Англия, и Франция продолжали следовать вперед своим абсолютистским путем.
Правда, применительно к концу XVI в. уже не совсем верно говорить о соперничестве двух государственных систем, двух политических концепций. Результатом Нидерландской революции, хотя и половинчатой, но победоносной, явилось появление нового типа государства — буржуазной республики. В сущности это было зарождением третьей — и самой передовой по тому времени — системы, третьей концепции политического устройства Европы, которой и принадлежало будущее. Но Голландская республика, государство, «возникшее из мятежа», — в ту эпоху, когда не было более бранного слова у политиков, чем «мятеж», — оставалась пока как бы незаконнорожденной в семье государств, долго не могла добиться юридического признания. Общественное мнение допускало сопоставление ее только с Швейцарским союзом, который считали, хотя и не вполне основательно, возникшим тем же путем и который тоже, вот уже многие десятки лет, не мог добиться юридического признания своего фактического суверенитета.
Как в первой половине XVI в. германо-испанскую «ось», на которой держалась Империя Карла V, подвела внутренняя слабость Германии, так теперь подвела внутренняя слабость Испании. Борьба с мятежными Нидерландами, с Англией и Францией истощила Испанию. Ветер над Европой крепчал, а силы испанско-католического фронта неумолимо иссякали. Филипп II, при всей своей слепой самонадеянности, в последний период царствования стал искать выхода из положения в сближении с австрийскими Габсбургами, т. е. в подготовке восстановления рухнувшего здания державы Карла V. Он даже женился на дочери императора Максимилиана II. Казалось, слабая Испания и слабая Германия, соединившись вместе, снова станут сильны. Филипп III, преемник умершего в 1598 г. Филиппа II, чем отчаяннее становилось внешнее и внутреннее положение испанской державы, тем настойчивее продолжал добиваться этого габсбургского единства, казавшегося спасительным[25].
Наряду с этими общими причинами была и одна более специальная, заставлявшая испанское правительство искать близости с Германией. Волею судеб в состав испанской монархии входили Нидерланды — область, территориально отдаленная от Испании и связанная с ней только морским путем. Задача удержания испанского господства над Нидерландами, чрезвычайно важная для Испании в финансовом и политическом отношении, лежала поэтому в основном на испанском атлантическом флоте, который справлялся с нею все хуже по мере того, как на его пути поднимался грозный соперник — английский флот. Слабое место испанской державы Филиппа II — ее растянутые морские коммуникации — стало одним из источников возвышения елизаветинской Англии. Известно, что и революция в Северных Нидерландах удалась в значительной степени благодаря тому, что подвоз войск и снабжения для них из Испании в Нидерланды был затруднен и в известные моменты совершенно пресечен английским флотом. Война с голландскими мятежниками необходимым образом срослась для Филиппа II с англо-испанским морским соперничеством. Превосходство англичан в этом соперничестве было ясно еще задолго до гибели «Непобедимой армады», а после того стало окончательно бесспорным. Следовательно, для удержания господства над Южными Нидерландами и для продолжения войны с мятежными Северными Нидерландами Испания все более настоятельно нуждалась в какой-то более надежной дороге туда на смену прежнему атлантическому морскому пути. Такой дорогой мог быть только Рейн. Его устье находилось в Нидерландах, а верховья весьма близко прилегали к испанским владениям в Северной Италии.
Правда, Италия, как и Нидерланды, была отделена от Испании морем, и испанскому флоту и для удержания господства над Италией приходилось преодолевать в Средиземном море немалые трудности, хотя неизмеримо меньшие, чем в Атлантическом океане. Правда, два итальянских государства, оставшихся неподвластными Испании, Савойя и Венеция, почти смыкались в Северной Италии, оставляя испанцам лишь сравнительно узкий проход на север через Миланское герцогство. Дальше на пути в Южную Германию к верховьям Рейна лежали еще препятствия в виде Швейцарских Альп (и швейцарской независимости!), обогнуть которые можно было только узкой Вальтелинской долиной (по верхнему течению реки Адды), представлявшей самостоятельную (и потому зависимую от всех соседей) область. И все же, несмотря на все эти трудности, Испания с надеждой взирала на судоходный Рейн — по нему можно было быстро перевозить испанские войска и грузы и связать воедино разрозненные части державы Филиппа II. Но Рейн протекал по землям Империи. Поэтому тесное сближение (а скорее слияние) с Империей было жизненно необходимо испанской монархии.
Немецкие Габсбурги относились сначала равнодушно к испанским заискиваниям и к судьбам католической реакции. Впрочем, в душе уже Максимилиан II, женатый на сестре Филиппа II и выдавший за него свою дочь, предавался габсбургско-католическим мечтам. После смерти (в 1568 г.) дон Карлоса (сына Филиппа от первого брака) ему рисовалась возможность соединить в одних руках владения обеих габсбургских ветвей и тем восстановить универсализм Карла V[26]. Однако реальная историческая обстановка требовала совершенно иной политики.
Даже при Рудольфе II, на первых порах поглощенном вопросами политического равновесия в Германии и окончания восточноевропейской войны, идея восстановления габсбургского господства над Европой, т. е. реванша за проигранную партию Карла V, не сразу имела успех. Сдвиг происходил понемногу, по мере того, как отмирали восточные заботы Империи. В 1582–1583 гг. окончилась Ливонская война, и в 1584 г. мы видим первый серьезный акт габсбургско-католической политики в Германии: насильственное возвращение в лоно католицизма кельнского архиепископа, перешедшего было в протестантский лагерь.
Событие это заслуживает краткого комментария. Оно показывает, что не только внешние, но и внутренние обстоятельства затрудняли поворот Империи лицом на Запад.
Когда имперская политика погрузилась в восточноевропейские заботы, князья Западной Германии стали испытывать нечто вроде обиды, как прежде — князья Восточной Германии во времена западнической политики Карла V. Отчасти выражением этого недовольства явилось распространение и в Западной Германии протестантизма, но уже в форме не лютеранства, а кальвинизма. Кальвинистская вера облегчала и закрепляла политические связи западногерманских князей с Францией и Нидерландами. Оплотом этого западногерманского кальвинизма стал Пфальц (Палатинат). Если до крайности упростить и схематизировать пеструю религиозно-политическую карту Германии конца XVI в., то ее можно представить в виде трех секторов: на юге и юго-востоке преобладает католицизм, на севере и северо-востоке — лютеранский протестантизм, на западе — кальвинистский протестантизм. Причем обе протестантские партии долгое время отнюдь не тяготели к взаимопомощи и единству, напротив, восточногерманская лютеранская партия во главе с курфюрстом Саксонским и западногерманская кальвинистская партия во главе с курфюрстом Пфальцским находились в открытом антагонизме друг к другу. Этот антагонизм и помог возвышению католической партии, во главе которой, помимо императора, стоял герцог Баварский.
Императору Рудольфу И, чтобы вернуться к «западнической» ориентации, необходимо было опереться на князей Западной Германии. Но, разумеется, ни о каком компромиссе с князьями-кальвинистами не могло быть и речи, ибо его сближение с испанскими Габсбургами было мыслимо только в русле непримиримого и воинствующего католицизма. Следовательно, кальвинизм западногерманских князей был внутренней помехой для осуществления нового внешнеполитического курса Империи. Помеху эту надлежало устранить или, по крайней мере, ослабить. В 1582 г. архиепископ Кёльнский принял кальвинистскую Реформацию. Повод для столкновения был тем более естественным, что с присоединением голоса Кёльнского архиепископа протестанты получили бы большинство против католиков в коллегии курфюрстов, а благодаря господствующему положению Кёльна на Рейне предрешался бы вопрос о германской поддержке молодой кальвинистской республики в Северных Нидерландах против Испании. Император, папа и католические князья объявили архиепископа низложенным, и, что особенно многозначительно, одновременно в его владения вторглись испанские войска из Южных Нидерландов. Лютеранские княжества во главе с Саксонией не оказали ему поддержки, а выступивший было на помощь курфюрст Пфальцский вынужден был уступить превосходящим по силе противникам. Кёльнское архиепископство осталось за католиками. Этот эпизод наглядно показывает, каким путем, преодолевая какие трудности, понемногу совершалось сближение германской Габсбургской империи с испанской габсбургской монархией.
После «кёльнской победы» 1584 г. контрреформация пошла ускоренными темпами: многие протестантские города, епископства и территории, особенно в Северо-Западной Германии, были более или менее насильственно возвращены в лоно католической церкви. Одновременно все глубже укоренялся в Германии самый страшный и ядовитый цветок католической реакции — орден иезуитов. Ловко монополизировав школьное образование (даже для детей некатоликов), иезуиты безраздельно подчинили себе сознание подрастающих поколений образованных людей в Германии, вернее, сумели опустошить и убить у них всякое живое сознание под видом приобщения их к самой передовой науке. Для необразованных же масс они выработали особый крикливо-пышный и примитивно-магический стиль католического богослужения. Германию готовили к безжалостным и кровопролитным войнам. Потрепанные знамена Карла V, его провалившиеся планы господства над всем западноевропейским миром снова появились на сцене, лишь слегка подновленные иезуитами. Тесная взаимопомощь с испанским правительством стала доминирующим стремлением в политике Рудольфа II и торжествующей католической партии. Габсбургская Германия готова была ринуться теперь в раскрытые объятия габсбургской Испании, с тем чтобы раздавить в этих объятиях всю передовую Европу. Замогильная тень Карла V простерлась над Европой. Но еще в течение 30 лет различные обстоятельства мешали Габсбургам сделать последние шаги и оттягивали момент начала европейской катастрофы.