- Потому что я - дура. - прошептала я. - И я потеряла меч. Я потеряла Длань Господа!
Лицо его окаменело - в буквальном смысле. Доспехи потускнели, крылья поникли, меч стал черным и покрылся окалиной. Храфстры, испугавшиеся было, вновь стали сужать кольцо.
Протянув руку, я коснулась груди Ярриста. Сейчас, когда доспехи не пылали, стал виден серебряный диск. Старый имперский динарий, его еще называли Печатью…
Яррист вздрогнул и очнулся. Доспехи и меч вновь налились огнем. Вскочив, больше не глядя на меня, он с воплем ринулся в гущу Храфстр.
В последний раз мелькнуло прекрасное лицо: оно светилось радостью, упоением битвой… По-моему, он пел древние, незнакомые слова. Меч, вопреки всем законам, вытянулся неимоверно, походя теперь на пылающую оглоблю. И Яррист, держа эту оглоблю обеими руками, что есть сил дубасил ею Храфстр. Больше он ничего и никого не замечал.
Почувствовав руку на плече, я вскинулась, но оказалось, это всего лишь Полди. В броне, но без шлема. Длинные волосы разметались по плечам, усы и борода опалены, глаза излучают сочувствие. Он что-то сказал, но я не расслышала. Помотала головой, приложив ладони к ушам. Тогда он просто махнул в сторону дракона, зависшего над землей с наполовину сложенными крыльями, а сам наклонился и бережно поднял Ростова. Устроил его на плече и еще раз махнул рукой. Я вопросительно кивнула на Ярриста. Полди ухмыльнулся и показал могучий большой палец в стальной перчатке. Типа: всё путем сейчас у Ярриста… Поднявшись, я побрела вслед за гномом.
Я ненавижу ангелов. Я ненавижу ангелов, затеявших эту войну! Я ненавижу ангелов за то, что погибла моя стая, за то, что мне пришлось стать убийцей. Я ненавижу ангелов за то, что мне пришлось повстречаться с Храфстрой и испытать самый жуткий страх в жизни; за то, что я теперь знаю, почему убили дедушку, и за то, что погиб Белый Волк, заслонив меня собой…
Ростова уложили в дальнем конце вертолета, на оружейные ящики. Глаза его были открыты, и будто бы наблюдали за нами. Кровь из раны больше не текла.
Полди помогали несколько Рыцарей, никого из них я не знала. Казалось, из-за переборки вот-вот появится Тристан и обнимет меня, и я наконец-то смогу заплакать… но нет. Его здесь не было. Наверное, мне просто хотелось, чтобы он был.
Полди попытался содрать с меня платье, дав понять, что хочет осмотреть рану - ткань настолько заскорузла, что почти перестала гнуться - но я не далась.
Дракон кругами поднимался всё выше, а я стояла, схватившись за какую-то петлю у самого края платформы, и смотрела вниз.
В центре площади, как огненная саламандра - Яррист, окруженный плотным кольцом Храфстр. За ними, не давая тварям вырваться, сужают круг Циклопы. Они больше не стреляют.
От Аль-Аляма, еще вчера - жемчужины восточного зодчества, шестого чуда света, не осталось ничего. Площадь и несколько кварталов вокруг отутюжены до блеска - земля похожа на обсидиан в ярком свете прожекторов.
А еще дальше, среди жилых районов, как червь в мусорной куче, ворочается проходчик. Он взрывает почву, и в эту гигантскую траншею сыплются дома, деревья, крошечные фигурки людей…
Господь Всемогущий, сколько крови! Ведь не все в столице были вампирами, хватало и людей: крестьян, рыбаков, пастухов, торговцев… Они жили на этой земле тысячи лет, а теперь мертвы.
На месте Оперного театра зияет черная воронка. На дорожках аэропорта пылают самолеты. Над гаванью, на месте древних фортов Джалали и Мирани, исполинские ОРКи развернули ракетные комплексы, их фигуры четко вырисовываются на фоне светлеющего неба…
Великий Архистратиг огнем и мечом насаждает свою власть. Ах, да… Огненным мечом.
Глава 43
ГЛАВА 43
НАОМИ
о. Мальта, Валетта.
Вторые сутки сижу в светлой прохладной палате госпиталя Ангела Исцеляющего и смотрю, как в вены Ростова капает Алкагест.
На остров нас доставил Полди, посадив дракона прямо во дворе госпиталя. Он пытался убедить меня, что барону здесь обеспечат самый лучший уход, и что мне совершенно необязательно находиться рядом - гораздо лучше подождать, пока он выйдет из комы, в резиденции Архистратига, форте Святого Ангела. Я отказалась.
Полди рассказал, что Аслама нашли мертвым и что Печать его пропала. Рыцари перерыли пядь за пядью всё, что осталось от дворца Аль-Алям, но динария так и не обнаружили...
Яррист приказал сравнять город с землей. Не знаю, о чем он думал - в Маскате было полно людей. Говорили, под конец Архистратиг будто сошел с ума… Может, он хотел найти Длань Господа?
Длань Господа… обретенная и вновь утраченная мечта. Меч-мечта… Никогда не задумывалась, что у этих слов одинаковые корни.
Не могу разобраться, какие чувства испытываю, утратив его окончательно. Наверное, преобладает облегчение. Всю мою жизнь я только о нем и думала. Строила планы, возлагала надежды… А теперь, когда его нет - всё рухнуло. Я больше не воин. Я свободна.
Глядя на профиль барона, чуть подсвеченный лучами закатного солнца, проникающего в узкое окошко, на неподвижную, не колеблемую дыханием грудь, я пытаюсь обнаружить сходство между ними. Нифилим Яррист и Рефаим Семъяза…
Я присаживаюсь на кровать и беру Ивана за руку. Заглядываю в глаза: они всегда открыты. Вот, пожалуй, единственное сходство: глаза. Только не с глазами Ярриста - у того, когда они не залиты золотым ихором, - черные, чернее ночи, а Никодима.
Ростов и вправду похож на моего старого наставника. Вечной тихой усмешкой - будто он знает всё наперед, и только улыбается, глядя на игры детей… Особой манерой «прислушиваться к эфиру» - еще в детстве я так называла привычку Никодима замирать, иногда посреди разговора, на несколько мгновений, погружаясь в себя. А еще… не могу выразить иначе, но, когда я нахожусь рядом с Никодимом или Ростовым, ощущаю под ногами Земную Твердь. Точку Опоры. Своё Место. С Ярристом - совсем не так. С ним будто в зрачке тайфуна.
Я вновь вспомнила, как он, в золотых доспехах кружился в кольце Храфстр, и как еще тогда подумала: Яррист любит смерть. Так, как никогда не смогу полюбить я…
Уничтожая вампиров или сумасшедших маньяков, стреляя в далекие мишени из снайперской винтовки, я не понимала, что такое смерть. Просто нажимала курок, и кто-то падал. Но я не любила убивать. Это была работа.
Говорил Никодим: смерть воина всегда стоит рядом, за левым плечом.
Заглянув в неживые глаза Анубиса, я наконец-то поняла, что он имел в виду.
…Что характерно: меня ведь обучали, натаскивали много лет. У меня молниеносная реакция, глаза на кончиках ушей и сверхчутье на опасность!
И всё равно я не заметила, как он вошел. Вот я сижу и пялюсь, по обыкновению, на профиль Ивана, а в следующий миг передо мной, заслоняя свет, стоит пожилой господин.
Весь такой благородно-седой, с чуть отвисшими щеками и брезгливой нижней губой. Глаза бесцветные, водянистые, в глубоких морщинах. Одет, как викторианский лорд: фрак, кружевная манишка, перчатки, трость.
Смотрит на Ростова. С какой-то, я бы сказала, отеческой нежностью.
- Бедный мой консильери… - говорит он, чуть пришамкивая.
- Счастливчик! - я вскочила, но невидимая ладонь будто толкнула меня назад, на стул.
- Зови меня дон Лупе, дорогуша. Всё-таки я намного старше, и хотя бы поэтому заслуживаю толику уважения.
- Я не видела, как вы вошли. Как вас пропустили Рыцари? Госпиталь полон динарианцев…
- Тебе еще не доводилось встречать таких, как я, верно? - он стоял, тяжело опираясь на трость, и мне инстинктивно захотелось уступить единственный стул пожилому дедушке. - Это неудивительно: нас всегда было мало. А сейчас, пожалуй, кроме меня… - он говорил, будто размышляя вслух. - Так что на первый раз я тебя прощаю.
- Что вам нужно?
Он слегка пожал плечами и осторожно уселся на край кровати, в ногах у Ивана.
- Без малого пятьдесят лет Джованни был моим помощником. Советником - и превосходным! Мы очень одинокие существа. Нужно держаться друг друга.
Некоторое время назад я без раздумий бросилась бы на вампира, и постаралась убить. Но сейчас, после всего…
- Я знаю, кто вы. Вы - мертвец. Только силой Печати в вас поддерживается подобие жизни. И сила эта - заемная.
Он рассмеялся. Будто закудахтала старая курица.
- Как ты еще молода, маленькая принцесса! Как трогательно наивна… В конце концов, что есть жизнь, как не процесс непрерывного распада? А смерть - она статична. Неизменна. Человек живет какие-то жалкие мгновения, зато в смерти пребывает вечно. Ты тоже когда-нибудь приблизишься к этому порогу, и тогда… Тогда захочешь задержаться. Не переступать последнюю черту. Не важно: живой, или мертвой, ты захочешь просто Быть.
- Когда придет мой черед, я сделаю последний шаг не раздумывая.
Он посмотрел на меня из-под черепашьих век и по-стариковски крякнул. Вынул из нагрудного кармана белоснежный платок, приложил к сухим губам, - в углу платка мелькнула вышитая монограмма.
- Совсем дитя... - он покачал головой, будто сожалея. - Но это временный недостаток.
- Ха!
- И слишком дерзкая.
- А это не ваше дело.
- И еще плохо воспитана.
Дернув плечом, я отвернулась. Затем бросила через плечо:
- Я убила вашего сына. - я не собиралась этого говорить, но как-то само вырвалось.
Дон какое-то время молчал. От его безмолвия, от разлившегося тягучего ожидания у меня взмокла спина. Наконец он произнес:
- Тебе повезло. - и опять надолго замолчал. Я старалась не двигаться, и он продолжил: - Кроме того, мой сын сам выбрал Путь. Я скорблю об утрате, но жизнь - чем бы она не была - продолжается. Так что слушай меня внимательно, дорогуша, ибо два раза повторять я не намерен. - у него был такой голос, что я поняла: лучше повернуться. - Джованни мертв. И душа его всё дальше уходит по той дороге, которую ты, по молодости и глупости, собираешься преодолеть одним прыжком.