Он вышел в низкую и оттого мрачную дверь. Христофор Хединг переломился в коленях, пояснице и напряженно сел. Прислушался. Слышались только одинокие гулкие шаги Семионовича, затихающие по направлению к лестнице. Даже несущая частота не шипела во включенном динамике. Все как-то раздражало, угнетало Хединга: и эти дурные дежурства по очереди всех сотрудников, и отключенные по всему Центру лифты. Они-то каким образом могли помочь Трикстеру сбежать? Еще соображение: если работы по формированию кибернетического шута завершены, то зачем его задерживать на Земле? Все программы науськивают его на полет в сторону Кимперии, зачем мучают беднягу Трикстера? А что это он молчит? Зеленая лампочка тускло светилась, свидетельствуя о включенном канале связи. Не буду говорить, решил Хединг. Стоит только заговорить — и ты уже начинаешь строить себе западню.
Виртуозно сплетенной сетью диалога он поймает тебя и заставит работать на себя, и облапошит…
Сколько времени? Полвторого. Стоит человеку остаться одному, как время совсем обнаглеет: то сжимается, то растягивается. Сначала Хединг, расхаживая, напевал сквозь зубы «ту-ту-ту, ру-ру-ру» и прочее, потом он снова переломился в коленях, пояснице, сел, закинул ногу на ногу, зевнул, щелкнул челюстью, закурил, потушил сигарету — вспыхнул голографический транспарант: «Кури, самоубийца, пироман! Недолго с табаком продлится твой роман. Коли от карцера копыта не откинешь, торжественно в Аид после пожара сгинешь». Хединг от неожиданности выругался негромко. Наверное, это шуточки докторессы.
— Неформальный подход к подчиненным, видите ли, — сказал он себе под нос.
— Психология женская позапутаннее кимперийской, — откликнулся Трикстер.
— Ты думаешь? — восхитился Хединг, но, спохватившись, сжал губы и посмотрел на пол перед собой.
— Вот анекдот о психологии кимперийца, — сулящим тоном сказал Трикстер и сделал томительную паузу. Хединг набычился и удвоил внимание к пластиковому полу. Одна плитка его почему-то резко выпадала из общего фона — ну чистый малахит! Почему? Прораб, наверное, подхалтурил.
— Считаю, что ты согласился слушать, — продолжал Трикстер. — Приходит кимпериец и видит вазу, стоящую вверх дном. Кимпериец очень удивился, подошел к вазе, осматривает: «Странная ваза, без отверстия». Взял ее осторожно, несет к сокустнику. В Кимперии, как выяснилось недавно, два способа размножения: кустовой и половой, — пояснил Трикстер (Хединг что-то буркнул).
«Смотри, — говорит кимпериец сокустнику, — какая странная ваза — без горлышка». Сокустник берет вазу, переворачивает, изумляется: «И дна нет!»
Хединг стал меньше бычиться и, в третий раз переломившись в коленях и пояснице, уселся поближе к забранному золотистой сеткой динамику. Зеленый маячок индикатора то притухал, то разгорался, следуя какой-то сложной закономерности.
Потом Трикстер выдал байки о кимперийце и пьезоминерале, о кимперийце в период кущения, о кимнераторе с расстроенным речевым устройством. То ли он их где-то слышал, то ли вычленил их инвариантную схему и поставил производство анекдотов на поток — этого Хединг не знал. Да ему сейчас и не хотелось ничего знать. Он чувствовал только облегчение — Трикстер, пока, видимо, его не обманывал. Он выстреливал анекдоты строго периодично, с паузами в тридцать секунд, — это Хединг засек по наручным часам и удивился: уже четверть пятого. Беседа сокращает дорогу.
Трикстер внезапно сделал паузу посреди анекдота.
— А дальше? — с разлету спросил Хединг. Трикстер продолжал, а ученый, свесив свои большие плечи, расслабив губы, слушал. Он внимательно таращился в сторону круглой золотистой решетки с мерцающим под ней зеленым огоньком. Огонек мерцал то медленнее, то быстрее, то в каком-то сложном, неизъяснимом ритме, совпадающем с ровными повышениями и понижениями трикстерова голоса. Хедингу стало хорошо: ведь не нужно никого теперь бояться, ведь бедный кибермошенник скучает, поэтому пусть болтает, я его всегда смогу выключить. Чтобы подтвердить себе эту возможность, Хединг протянул руку к красному продолговатому тумблеру. «…Ну тогда я пока закругляюсь, Христофор», — сказал Трикстер, и это тронуло Хединга. Он щелкнул тумблером вправо, зеленый огонек потух, стало тягостно, зевотно. Весь мир мерзко обнажился вокруг него: малахитовый квадрат, нелепо вклеенный посередине комнаты, пыль и затхлость — не работали климатизаторы (кто отдал такое идиотское распоряжение?), утомительный свет, царапины на пульте, складывающиеся в неизбежную надпись: «Здесь был Леон». Хединг торопливо крутанул тумблер влево и одновременно выключил свет. Зеленый огонек успокоительно замигал из тьмы, вокруг него мягко стал виться уже знакомый голос Трикстера, плетущий были и небылицы.
— Слушай, а что же ты меня не обманываешь? — спросил Хединг.
— Да вот… Основной блок трикстеристики отключен.
— То-то ты сейчас такой нехитрый.
— Ты не представляешь, как неполноценно я себя чувствую. Это можно сравнить с блокировкой какогонибудь мозгового участка у человека, скажем, высокочастотным током.
И стало жаль Хедингу эту умную полуживую машину. Хотя все это вредные сантименты.
Временами Хедингу казалось, что Трикстер находился здесь, в этой затхлой комнате, и можно дотронуться до этого мозга, оплодотворенного усилиями миллионов людей со всех материков.
Разумеется, Трикстер находился за девятнадцать километров отсюда, погруженный в титанопластовую капсулу, и его медленно и ласково омывала питательная жидкость. Так что Хединг никак бы не смог до неги дотронуться. Ученый ухмыльнулся собственному желанию.
— Кимпериец вышел на стационарную орбиту… — пел Трикстер, зеленый огонек неонки дружелюбно подмигивал в темноте. Хединг блаженно вытянулся в кресле. Пел Трикстер, мигал огонек, кресло плавно подалось в одну, другую сторону, плавно завращалось. Вот и голос кибервраля это подтвердил: «Спокойно, так и должно быть… До конца дежурства далеко, следует отдохнуть… Кресло потихоньку поворачивается, это в порядке вещей… Зеленый уголек разгорается и угасает… Он успокаивает тебя… Все мышцы расслаблены, тело наливается теплой тяжестью…» Чудесно! Все так и делается. Сильнее и сильнее вращается неподвижно стоящее кресло, теплее и теплее внутри, теплее вроде бы и в комнате, тяжелее и ленивее тело.
И вдруг все исчезло.
Хединг видит: приходит к нему Трикстер и говорит:
— Включи мне, будь другом, сектор трикстеристики, разблокируй реактор на корабле, а то не хватит энергии для антигравов.
— Но ведь нельзя! — усомнился Хединг.
Усмехается тонкими губами Трикстер, играет дышащими зелеными глазами:
— А если бы тебе какое-нибудь мозговое поле отключили? То же и мне.
Хединг:
— Но как я сделаю? Во всем Центре нет энергии.
— А аварийная?
— Правильно! — Вскакивает Хединг на резвые ноги (никто еще не отключил), врубает аварийное питание на пульт — пошла работа. Разблокировал трикстеристику, зажег термояд на корабле…
— Спасибо, добрый молодец, век тебя не забуду, — с чувством произнес Трикстер, плавно взмывая в зенит, весело дрыгая ногами (на левой подметка проносилась до дыр).
Хединг очнулся от визга Семионовича:
— Обманули дурака на четыре кулака, а на пятый кулак вышел Христофор Хединг дурак!
Хединг, лежа на полу, пристально посмотрел на своего руководителя. Да, он проснулся на полу, лежащим близко от пульта, немного наискосок к нему. Семионович хмурился и надувался, напрасно пытаясь изобразить суровость.
— Вы этого ждали, да? — спросил его снизу Хединг.
— Чего разлегся, вставай! — залился Семионович. — Пол не прибирался две недели, а он лежит и только не хрюкает. Ну Трикстер, ну шельма, ну архиплут! — Семионович вкусно по тер рука об руку, подмигнул Хедингу, потом выкатил свои кровянистые буркалы и рявкнул:
— Встать, стр-раж! До стеночки, пшепр-рашампана! А Трикстер молодец. Все-таки вырвался, да. Хорошего плутишку мы сварганили, хоть и двуполого. Значит, будет хорошее плутишко-о.
Семионович выскочил и снова вбежал, держа перед собою пузатенькую бутылку, напевая и притопывая сосископодобными ножками. Хединг уже встал и уже чистился.
— Хлебнем для вящей радости! Как он тебя! Хитрюга! Это же надо догадаться — индикаторную лампочку, как гипнотизирующее средство. Он ведь из тебя сомнамбулу сделал! Никакого насилия! Только просил: включи то, включи се, разблокируй вон то.
Коньяк ароматными жгучими шариками пролился внутрь.
— Вот так он ими будет играть, — сказал, отдуваясь, Хединг и показал вверх, куда три часа назад бесшумно стартовал рукотворный обманщик. — А я, значит, первый объект блестяще прошедшего опыта.
Семионович внимательно посмотрел на него сквозь стаканчик с выпуклым желтым коньяком:
— Чувствуешь унижение, да? Но ведь нужно нам было как-то проверить его способности. И стерегли его для того, чтобы посмотреть, сможет он улизнуть или нет? И вот — улизнул. Это дает нам некоторую надежду, что Трикстер достойно выполнит свой долг. Ведь дает, да? Ну-ка, еще тебе плесну.
Сразу скажем, Трикстер достойно выполнил свой долг. Сначала он совершил переход к Лаприонской лиге — союзнице Кимперии. Там он, сформировав целую когорту политроботов, внешне совершенно похожих на тамошних жителей, внедрил их на планеты лиги. Политроботы стали вести активную антикимперийскую пропаганду, очень успешную: лаприонское общество давно было недовольно тяжелой зависимостью от Кимперии. Пришлось кимперийцам на время (а потом и навсегда) отложить великое дело завоевания Солнечной системы, заняться нелегким делом кардинального умиротворения.
Трикстер с огорчением обнаружил, что кимперийцы — в самом деле биомеханические образования, не обладающие свободой воли, значит, искушать и обманывать их бесполезно. Наверное, какая-то высокоразвитая цивилизация забыла парочку неисправных биороботов, которые размножились и породили государствоподобное образование. «При случае, коли скон-тактируемся с этим безалаберным разумом, — подумал Трикстер, — нужно передать им свои «фэ».