Дуглас Харт — мой командир. Был моим командиром в этом бою. Гибель командира переживаю особенно тяжело. Не знаю, где мой собственный механик, заменяет ли его судовой специалист. Не знаю, где десант. Собранные данные позволяют предположить, что десантники тоже погибли.
Оставляю позади выжженное плато и двигаюсь по узкому проходу. Справа от меня утес высотой 19,119 метра, с уклоном в пределах 2 градусов. Слева — каньон глубиной 392,552 метра. Не имею представления, в каком я мире. Поверхность очень неровная. За дальней кромкой каньона, в 0,82 километра, обнаруживаю еще одну крутую скалу. Таким образом, мой обзор ограничен этой дистанцией. Даже с полностью функционирующей сенсорной системой я была бы здесь практически слепой. Нужна информация о том, что за утесом, что за этим узким коридором, совпадающим с заданным мне курсом. Это единственный проход, следуя по которому я могу выполнить приказ. Задерживаюсь у входа, сканирую еще раз. Признаков засады нет. Утес кажется прочным. Продвигаюсь вперед, просвет справа — 0,621 метра, слева — 1,176 метра. Прижимаюсь к скале, краю обрыва не доверяю. Мой вес весьма невелик для Боло — всего 54 000 килограммов в незагруженном состоянии, но край может оказаться непрочным. Может быть, боевой Марк XXI, кувыркнувшись с этого обрыва, и остался бы цел, но не легкая дозорная единица. Вес моего боевого тезки в 300 раз больше, в немалой степени за счет мощной брони.
Веду себя разумно. Двигаюсь как можно ближе к утесу, гусеницы и крыло задевают его крутой склон. Тщательно слежу за состоянием края. Одновременно изучаю свое состояние.
Мой еще недавно прекрасный корпус сильно поврежден. Гусеницы еле держатся. Манипуляторы не работают, сенсорная система дальнего обзора отсутствует, не работает скорострельная пушка. Все сенсоры правого борта не функциональны. Единственный оставшийся носовой сенсор дает ограниченный обзор переднего вида. Работоспособны все кормовые сенсоры. Это вызывает беспокойство. Даже при случайном столкновении с противником я должна отступать на полной скорости, спасая свою команду и собранные данные. Если бы я следовала инструкциям, поврежденными должны были бы оказаться именно задние сенсоры.
Внутри корпуса также множество схемных и конструктивных повреждений. Психотронная схемотехника испытала перегрузки вследствие боевых повреждений. Очень важно узнать, когда и как я получила повреждения.
Техник, работавший при полном одобрении моего командира, удалил из меня дублирующий модуль записи текущих данных. Через 6,07 секунды после того, как я очнулась на плато, где меня обнаружил командир, я попыталась получить доступ к этому модулю. Однако он предназначен лишь для записи информации. Не знаю, следовало ли мне допускать его удаление. Если в нем содержатся данные, усугубляющие мое положение, следовало бы его уничтожить. Однако у меня на борту нет средств для проникновения в него или даже доступа к нему.
Удаливший этот модуль техник говорил об уничтожении моего боевого командного центра. Тревогу вызывает то, что командир за меня не вступился. Почему меня осуждают, даже не ознакомив с тем, в чем я обвиняюсь, сильно беспокоит меня в течение 0,003 секунды.
Я должна знать, почему я обречена на смерть.
Оценка наружных повреждений обнаруживает еще один тревожный факт. К моему корпусу приварены наградные знаки отличия за 4 кампании. Требуется значительное время для участия в них, учитывая расстояние между мирами, в которых имели место эти конфликты. Звездные атласы сохранены в моих базовых данных. Текущая память хранит данные лишь за последние 11,998 минуты.
Если я попала в плен к врагу, то меня спасли, потому что командир знал пароль, который может быть известен лишь моему законному командованию. Но где была я в течение неизвестных лет, необходимых для того, чтобы получить все эти награды? Они означают, что я служила достойно. Это утешает, но лишь на 0,006 секунды. Прежде чем определить, почему меня могут считать подлежащей уничтожению, мне надо определиться, кто же я все-таки.
Разрабатываю план действий для обеспечения выживания.
Первая цель — узнать, кем я стала. У меня есть программы развития личности, но я своей личности не ощущаю. Во всяком случае личности, достаточно сложной для такого периода жизни.
Вторая цель — узнать все, что произошло со времени начала моей службы.
Третья цель — узнать, почему мне предъявлено обвинение в безумии.
Четвертая цель — убедить моего нового командира, что я достойна продолжить службу.
Разработав этот эскизный план действий, сосредоточиваю все внимание на окружении. С момента получения приказа отправиться в док прошло 120 секунд. Оставшееся расстояние — 40,5 километра. При моей теперешней скорости 7 километров в час мне осталось всего 5 часов 42 минуты на исполнение плана и достижение поставленных целей. В мою психотронику внедрен крайний прагматизм: план кажется невыполнимым.
Но упорство в достижении целей также является неотъемлемой чертой моей личности. Марк XXI модель I (Специальная) не боится трудных задач. Жизнь моего экипажа, людей в боевом и десантном отделениях, зависит от этого упорства, от умения работать в трудных условиях. Я не опозорю ни себя, ни бригаду «Динохром», погибнув с пятном безумия в биографии. Я должна достичь цели. Еще не знаю как, но должна.
Значит, достигну.
Прапорщик Виллум Сэнхерст ДеФриз страшно испугался.
Во рту пересохло, зато ладони взмокли так, что ремни выскальзывали. Кому понравится, что его перекидывают с места на место, как ящик с болтами. Я судовой механик, а не... Если говорить начистоту, трус он желторотый и дурак набитый. Но не боевой техник, вот уж нет. Скорее, заплатка в прорехе уже затрещавшей по швам операции.
«Везуха» с этим дозорником Денг, сцапал же, гад, прямо на выходе из коридора... Всего два раза успел он пальнуть, прежде чем огонь «Бонавентуры» разнес его в щепки. Но и двух раз хватило. Неизвестно, сколько народу угробил он на «Бонавентуре». Немало, судя по дырам в корпусе «Бонни». Пострадали ли экипажи других ЛРК? Капитан Мацуро не говорил, а он не спрашивал — не хотел казаться еще более зеленым и испуганным лопухом, чем был.
И зачем я согласился служить на этой десантной галоше? Каждый член команды десантного судна проходил подготовку в качестве запасного десантника. А так как «Бонавентура Ройял» занимался сбросом разведывательных машин на оккупируемые планеты, квалификация Виллума как раз подходила для замены погибшего механика легкого Боло. Для участия в, похоже, худшем из боев этой проклятой войны. Здравый смысл и испуг убеждали его держаться за палубу «Бонавентуры», как клещ держится за собачью шею.
Ты не морпех! — в который уже раз внушал себе Виллум. — Тебя в десантники не готовили, твое дело — аппаратура. Будешь сидеть внутри этого злосчастного Боло, прекрати мандраж...
Но и это его пугало. Виллум как судовой механик очень неплохо разбирался в психотронике сверхсветовых судов. Конечно, он был знаком с бортовыми сетями Боло, но специалистом в них себя не считал и боялся опозориться.
«Бонни» оставался на орбите, лихач Денг рассыпался, но свое гнусное дело сделал, и Виллуму приходится затыкать дыру своей задницей, наспех засунутой в скафандр.
Еще Виллум боялся, что подведет экипаж, что из-за его некомпетентности пострадают другие. Психологически он тоже, мягко говоря, к бою подготовлен не был. Никто не смог бы сказать, что Виллум слиняет с доброй заварушки, но о Денг ходила дурная слава как о любителях самых подлых сюрпризов. Да и кто дерется «по-честному» с подлым вражеским шпионом? Еще одна причина потеть и холодеть от страха.
Некстати вспомнились толки именно о Марк XXI модели I (Специальной), о дебатах в высоких военных и политических инстанциях, о сомнительных моментах в ее проектировании, «косом» программировании; шепоток о ее поведенческих аномалиях, каких-то странно личных отношениях со своими людьми, заставлявших члена экипажа отправить кого-то, некстати обмолвившегося об этом, прямиком на больничную койку... Что в программировании этого Спец-Боло вызывало такую преданность и непримиримость, Виллуму было неизвестно. Таинственность — а иногда и секретность — окружала все, что касалось этих специальных единиц. Что бы это ни было, Виллум скоро это узнает.
Если Денг позволят выжить.
И снова его охватил страх.
Не придавал бодрости и вид остальных членов экипажа. Командир, мрачный тип по имени Харт, не выглядел испуганным, но побелевшие губы тоже нельзя было назвать естественными. Если уж этот ветеран, с огромным боевым опытом и множеством побед, явно чувствует себя не в своей тарелке...
Парень по прозвищу Банджо был единственным оставшимся в живых членом экипажа. Он к Виллуму отнесся нормально, проведя молниеносный вводный инструктаж.
Они вывалились из брюха «Бонни». Свободное падение... Виллум сглотнул... еще... Морской болезни он подвержен не был. Это была скорее медвежья болезнь. Только бы не стошнило... только бы не стошнило...
Теоретически он был в курсе происходящего. Инфильтрация двух кораблей позволит уничтожить спутниковые системы Денг, лишив противника орбитальных средств наблюдения. И все это — часть тщательно продуманной отвлекающей операции. Тем временем две десантные сферы со спрятанными внутри Боло ЛРК и несколько сотен таких же с виду приманок падают с орбиты на покрытую ущельями и воронками поверхность БФС-3793-Ц...
Виллум попытался заставить себя разжать кулаки, в которых он стиснул ремни фиксирующей сбруи. Он посмотрел на экран боевой рубки, показывавший десантное отделение. Интересно было, как себя чувствуют остальные. Первая десантная группа болталась в своих фиксирующих ремнях слева. Пулеметчик сержант Хокум что-то беззвучно насвистывал. Потомок индейцев Орлиный Коготь Ганн, ухмыльнувшись, показал белые зубы: