В тех редких случаях, когда люди давали мне деньги, моей первой мыслью обычно было купить сладости. Но в то же мгновение я думал о матери и тех суровых условиях, в которых мы жили, и покупал вместо этого мешочек муки. Мама была рада, что я ценил деньги и не тратился на всякие пустяки или сладости. Я очень пытался получить сладости бесплатно, но мои попытки выпросить что-то редко оказывались успешными. Как-то раз я встретил человека из Дхорпатана, а недалеко как раз продавали джалеби! Незнакомец был на лошади, я вежливо приветствовал его, и он дал мне пять рупий. Мои мысли сразу же обратились к лавке с джалеби. Тогда я подумал о нашей вечной нехватке еды и вместо джалеби купил пшеничной муки. Я направился домой, чтобы с гордостью показать матери, что я купил муку вместо сладостей. Продавец упаковал её в мешок среднего размера, но, увидев его, мать поняла, что он на самом деле отсыпал мне муки только на три рупии. Я был в шоке, что кто-то мог быть таким нечестным, но что я мог сделать? Я был уверен, что, подойди я к нему с претензиями, он бы всё отрицал. Подобные ситуации, когда я был бессилен против несправедливости, случались регулярно.
Храм в Дхорпатане, где я жил у ламы традиции бон
Я был маленьким мальчиком, который бегал от одной двери к другой, прося на пропитание, без хорошей одежды, немытый и нестриженый. И всё-таки большинство людей смотрели на меня с любовью и сочувствием. Пожилые незнакомцы всегда говорили со мной приветливо и нежно гладили по голове и щекам, выражая свою любовь. Каждое человеческое существо обладает любящей природой, но неблагоприятные условия заставляют эту природу меняться. Большинство людей были дружелюбными и, даже когда у них мало что было, всё же не дали нам умереть от голода. У меня не было денег или каких-то ценных вещей, и я не выполнял для них какую-то особую работу. Тем не менее они щедро делились даже тем немногим, что у них имелось, и помогали нам с матерью выживать.
После того как дядя выздоровел, мы почувствовали, что обстоятельства начинают меняться в лучшую сторону, и поехали в Дхорпатан вместе с ним. В конце концов, это было единственное место, которое мы знали. Там мы жили у одного доброго друга-непальца, и я продолжал читать сутры в разных домах. Каким-то образом мы выжили. Однако мы не могли отделаться от воспоминаний о том дурном обращении и разных придирках, от которых мы страдали в Тансене.
Однажды некий человек купался в реке, пока мать стирала одежду неподалёку. Они оба ушли с реки одновременно. Чуть позже мужчина заявился к нам в дом и обвинил мать в том, что она стащила его часы. Он сказал, что она была единственным человеком, который мог украсть их, поскольку в тот момент на реке больше никого не было. Хотя мать гневно отрицала свою вину, тот продолжал её обвинять. Он был в таком отчаянии, что даже предложил ей денег за то, чтобы она вернула часы. Тот человек знал, что я был тулку, и, по его словам, он верил, что я могу выяснить, кто взял часы. Если мать не брала их, он требовал, чтобы я узнал, кто был вором. Мать попросила меня не называть никаких имён, потому что я мог создать ещё больше проблем, особенно если бы я ошибочно указал на невиновного человека. Мужчина настаивал. В пылу спора я выпалил какое-то женское имя. Хотя я не был тогда у реки, это имя пришло мне в голову, и тот человек пошёл искать девушку с этим именем. Вскоре он вернулся с хадак и пятью рупиями. Он сказал, что именно эта девушка действительно украла его часы. Этот случай получил широкую огласку, и новости быстро распространились среди жителей деревни.
Тибетцам нравилось дразнить меня и проверять моё знание будущего. Они спрашивали меня обо всём подряд, и я отвечал настолько хорошо, насколько мог. Многие верили, что у меня есть некий дар предвидения. Не думаю, что это так, хотя во многих случаях мои догадки оказывались верными. Я не могу это объяснить. Обычно это происходило так: кто-то приходил и докучал мне, желая получить ответ на вопрос или совет по поводу трудной ситуации, и внезапно у меня возникал ответ. К счастью, все мои откровения оказывались точными. Однако мне была не по душе вся эта идея сверхъестественных сил и предсказаний. Это не достоверная истина, и если пытаться прочесть знаки, то часто можно ошибиться. Тот, кто обладает такой способностью, может утратить её. В некоторых случаях благодаря хорошим медитативным состояниям человек развивает ясный и спокойный ум и может обрести знание более высокого уровня. Иногда человек может родиться с такой способностью в силу своей кармы из предыдущих жизней.
То место у реки в Дхорпатане, где Тхариг Ринпоче жил в храме (позже этот храм смыла река)
Похоже, среди всех взрослых, которые мне встречались, были только два типа людей: те, кто не отличался терпением, и те, кто обладал невероятными добротой и нежностью. Одним таким добрым человеком был Тхариг Тулку Ринпоче из Сакья Гомпы. Он был вторым по старшинству после Цеянга Ринпоче, который заботился обо мне. Родившийся в 1923 году в провинции Кхам, Тхариг Тулку Ринпоче был распознан в качестве тулку, когда ему было два года, и принял монашеские обеты, когда ему было пять. Он был единственным высоким ламой в Дхорпатане, и многие выходцы из Восточного Тибета, которые жили в лагере, были его учениками. Он построил небольшой монастырь на берегу реки. Напротив него была маленькая обитель, где некая монахиня выполняла ретрит по ньюнгне в течение нескольких лет. Мы с матерью часто приходили к нему, чтобы выразить своё почтение. Он щедро угощал нас едой – сладостями, фруктами, мясом: всем, что только было у него на столе. Я был в полном восторге от наших визитов. Брат Тхарига Ринпоче – Пон Осэл – жил неподалёку со своей семьёй. У него было две дочери, Ах Таг и Аап Туг, которые души во мне не чаяли. Они обожали дразнить меня и доставать вопросами обо всём подряд. Иногда они разыгрывали меня, сочиняя удивительные истории и рассказывая их таким образом, чтобы я верил в них. Было так легко купиться на выражения их лиц, но когда они видели, с каким невинным и смущённым видом я их слушал, они уже не могли сдерживать смех и рассказывали мне правду.
Я получил одно или два посвящения от Тхарига Ринпоче, когда он давал публичные учения и наставления. Я помню, что мне очень понравилось посвящение долголетия [24], потому что в ходе церемонии мне доставались сладости. Каждому из нас давали три церил – символические пилюли долголетия, изготовленные из цампы, масла и сахара. Мать тоже регулярно ходила получать учения от Тхарига Ринпоче. Она всё ещё очень предана ему, хотя в 1998 году он скончался в Сингапуре.
В Дхорпатане было два тибетских сообщества. У одного было восемь домов, у другого тринадцать. Мы проводили бóльшую часть времени с «тринадцатидомным» сообществом. Как-то раз один лама традиции бон [25] пригласил меня остаться в его маленьком храме на несколько дней. Я пошёл с человеком, посланным ламой, а мать осталась дома. Храм бонпо находился на территории «восьмидомного» сообщества. Когда я достиг храма, мои ноги подкосились, и мне стало трудно идти. Я одновременно почувствовал себя странно и испугался. Каждый шаг был настолько болезненным, что я спотыкался и падал. Когда я увидел, что все ходят без каких-либо затруднений, я почувствовал себя ещё хуже. Никто не мог ничем помочь мне, чтобы облегчить боль. Боль внезапно отступила через несколько дней, и всё это время бонпо присматривал за мной. Благодаря сострадательному и мягкому характеру этого бонского ламы я чувствовал себя очень уютно, пока был у него, и моё уважение к нему и его религии возросло.
Глава 8Покхара… Ох, Покхара…
Я был любопытным и дружелюбным ребёнком, и благодаря моему опыту попрошайничества у меня легко получалось разговаривать с людьми. Я просто спрашивал, что они готовят или откуда они приехали. Однажды я увидел, как трое людей готовили пищу, и спросил, откуда они. «Покхара, – ответили они, – чудесное место, где высится гора, касающаяся неба». Я был заинтригован, и у меня разыгралось воображение. Каждый день я стал просить мать отвезти меня в это загадочное место, но она говорила, что это невозможно. Она вообще ничего не знала о Покхаре, и ей совсем не хотелось отказываться от нашей спокойной и мирной жизни в Дхорпатане. Я продолжал докучать ей, и однажды она согласилась. Дядя не присоединился к нам, поскольку уже прочно обосновался в Дхорпатане.
Мы упаковали еду, которой поделились с нами некоторые добрые люди, и отправились в путь. Мать несла тяжёлые узлы, а я нёс небольшую сумку, к которой сверху была привязана стопка моих молитвенных текстов. Хотя мы направлялись в Покхару, мы не знали точно, как туда добраться. Мы просто шагали, пока не дошли до перекрёстка. Мы с матерью разошлись во мнениях относительно того, каким путём идти дальше, и в конце концов двинулись в том направлении, на котором настаивала мать. Мы шли дальше и дальше, и вскоре начался дождь. Мы полностью промокли. Из-за того что дорога превратилась в грязь, а наша одежда вымокла, путешествие стало напряжённым и опасным. Мы тащились так на протяжении всего дня – шаг за шагом в грязи с такой тяжёлой поклажей, а из-за промокшей одежды идти становилось всё труднее. И мы по-прежнему понятия не имели, в какую сторону идём.
Наконец мы наткнулись на пещеру, которая стала нашим кровом на ночь. Мать была в унынии. Она не могла заснуть, потому что её ум был наполнен неуверенностью, сомнением и страхами. Она плакала всю ночь, а я крепко спал. Окончательно расстроившись, она растормошила меня и возмутилась: «Как ты можешь спокойно спать посреди всей этой неизвестности?». Помню, я ответил: «Не думай, просто спи. Всё будет хорошо».
Хотя мне тогда было всего девять лет, я уже натерпелся всяческих лишений и не раз испытывал страх. Чувство страдания стало чем-то таким, что я очень остро осознавал и с чем был очень хорошо знаком. На этом этапе своей жизни я, можно сказать, был достаточно зрелым и знающим. Я был уже не таким робким и пугливым ребёнком, как раньше. Я был готов встретить лицом к лицу любую ситуацию, в какую только мог попасть.