Подобным образом ещё один близкий ученик предыдущего Шангпы Ринпоче разыскал меня, пока я изучал тибетскую грамматику и историю в доме Акху Кхедруба. Этот ученик был пожилым человеком; его привели из лагеря тибетских беженцев. Он разволновался и был слегка шокирован, увидев меня. Он простирался передо мной и безостановочно плакал. Он поднёс мне хадак и золотую монету с изображением королевы Великобритании. Он рассказал нам, что после смерти предыдущего Шангпы Ринпоче он горячо молился о том, чтобы повидать его воплощение. И наконец его желание исполнилось! Он добавил, что, умри он в этот самый момент, он бы ни о чём не жалел и с радостью принял бы свою судьбу. Больше я ни разу его не видел.
Искренняя преданность этого человека своему гуру всех очень тронула. Пока я шёл обратно в монастырь, я подбрасывал и ловил ту золотую монету; пара мальчишек предупредили меня, что нехорошо играть с монетой, так как можно её потерять. Я нацелился монетой на одного из них, словно собираясь бросить её ему. В то время я понятия не имел о ценности золота. Однако я сдержался и сжал монету покрепче в своей ладони. Вернувшись, я отдал её Дупсенгу Ринпоче. Он был в полном восторге и раз за разом осматривал её, чтобы убедиться в её подлинности. Он спрятал её в безопасное место и потом сказал, что я готов отправиться в паломничество в Катманду.
Глава 11Моё первое паломничество
Я не могу описать счастье, которое испытал! Мать тоже была очень рада. Она не переставала представлять себе это паломничество и постоянно напоминала о нём Дупсенгу Ринпоче. Мать зарабатывала сорок рупий в месяц на ковровой фабрике в тибетском лагере, и она дала мне пять из них. Пять рупий были драгоценным даром при таком доходе, который едва обеспечивал ей возможность выжить. Дупсенг Ринпоче собрал немного денег с помощью жителей деревни. Золотая монета, поднесённая близким учеником Первого Шангпы Ринпоче, была продана за кругленькую сумму. Я помню, что авиабилет на взрослого стоил семьдесят рупий, а на ребёнка – сорок пять. Лама Тендар был моим сопровождающим в этом путешествии.
Я был очень взволнован, предвкушая свой первый полёт на самолёте. В то время в аэропорту Покхары не было бетонной посадочной полосы – просто плоская земляная площадка, поросшая травой. Самолёт, в который мы сели, был маленький Twin Otter вместимостью 14 человек. Пилот смотрелся очень красиво в своей униформе с чёрно-белыми полосами на погонах. Стюардесса раздавала сладости, что немало меня порадовало. Всё, что касалось этого полёта, являлось для меня невероятным маленьким открытием. Я выглядывал в окно и видел, что шёл сильный дождь. Так интересно было наблюдать, как капли дождя двигаются горизонтально, а не вертикально!
Когда мы приземлились в аэропорту Катманду, мы взяли такси – очередной мой первый раз! Мне было всего двенадцать лет – и внезапно случилось столько всего нового. Сверкающие огни и радио в такси очаровали меня. Мы прибыли в гостиницу в Джавалкхеле, которой управлял человек по имени Гьялпо – он, как и мы, когда-то жил в лагере беженцев в Покхаре. Гьялпо и его семья угостили нас ужином и на следующий день повели осмотреть окрестности. Племянница ламы Тендара, Калден, присоединилась к нашему путешествию из Покхары в Катманду. Она хорошо заботилась обо мне, когда лама Тендар ненадолго уехал по делам. Я оставался с этой семьёй в течение нескольких дней и немного поплакал, скучая по ламе Тендару. Они были очень добры, превратив невысокий металлический ящик для одежды в кровать, на которой я мог спать. Они положили на него матрас, и пока я спал в этой относительной роскоши, они разместились на полу. Они старались находиться со мной, потому что знали, что я привык засыпать рядом с ламой Тендаром. На следующий день Калден отвела меня в зоопарк и даже купила мне сладостей. Когда лама Тендар наконец вернулся, мы поехали на несколько дней в Киртипур с визитом к ламе по имени Кункхьяб.
Киртипур был похож на деревню. Моему детскому уму он показался хуже, чем Покхара. Лама Кункхьяб был главным ламой в небольшом храме в Киртипуре. Во время ужина он затевал со мной игру. Он нацарапывал несколько слов на клочке бумаги и спрашивал меня, какой это был язык – китайский или английский. Я не знал, в чём разница, да это и не имело никакого значения для меня. На самом деле мне тогда начинало казаться, что мы оставались в этом доме потому, что лама Тендар, похоже, не хотел ехать дальше, в Катманду.
Мне же не терпелось отправиться в Катманду. Все эти задержки были частью путешествия, но тогда я не понимал этого. Каждый раз, когда я спрашивал ламу Тендара, когда мы уже отправимся, он просто говорил: «Скоро». Я дулся и хандрил; я и правда вёл себя как избалованный ребёнок. Однажды, когда лама Тендар был погружён в чтение, я стал твердить, что хочу поехать в Катманду. Он пришёл в ярость и даже оттолкнул меня, так что я упал на кучу сена. Я не ушибся – разве что это был удар по моему маленькому сердцу, – но я разозлился. Я не стал молчать и сказал, что он изменился – что он уже не тот любящий лама Тендар, который был в Покхаре. В приступе злости я сбежал и, обиженный, прятался от него до конца дня. На следующий день он пробовал как-то извиниться, но я не реагировал. Наконец он согласился поехать в Катманду.
Я мгновенно забыл о наших спорах и помчался в свою комнату, чтобы собрать вещи. Лама Кункхьяб дал мне немного денег, которые я сразу же отдал ламе Тендару, – это была часть моего обучения: не носить с собой денег и отдавать их моему опекуну на сохранение. Я часто заигрывал с мыслью о том, чтобы оставить себе часть денег, которые давали мне, дабы я мог купить то, что я хотел. Но я боялся, что Дупсенг Ринпоче каким-то образом узнает об этом и всё плохо кончится.
Мы отправились в Катманду и на этот раз путешествовали без промежуточных остановок. Когда мы въехали в город, я увидел магазин, где продавались всевозможные игрушки. Маленький грузовичок с металлическим корпусом притянул мой взгляд. Я представлял себе, как играю с ним по возвращении в Покхару, нагружая его всякими мелочами вроде камешков и возя его туда-сюда, чтобы впечатлить своих товарищей. Эта фантастическая игрушка подарила бы нам многие часы развлечений – совсем не то, что металлические прутики и обручи, с которыми мы играли. Я не мог понять, почему лама Тендар отказался купить мне её.
Я неохотно плёлся за ним, пока он ругался и угрожал, пытаясь убедить меня, что та игрушка того не стоила. Я могу быть упрямым и настойчивым, если на чём-то зацикливаюсь. Возможно, я унаследовал это свойство от матери. Она не сдавалась, снова и снова упорно продолжала свои усилия, которые в итоге всегда вознаграждались. В дальнейшем я осознал, что подобную настойчивость можно использовать позитивным образом. Если направить её в подходящем направлении, она станет очень хорошей добродетелью. Тем временем лама Тендар был вынужден мириться с моими постоянными капризами, и совсем скоро мы вернулись в тот магазин.
Переполненный радостью от только что приобретённой игрушки, я привязал к ней верёвочку и стал везде таскать за собой. Хотя это была всего лишь игрушка, для меня она была почти как настоящий грузовик с воображаемым двигателем. Мы с ламой Тендаром были из совсем разных поколений, и за время путешествий нам пришлось привыкнуть друг к другу. Я рад, что он позволил мне тогда оставаться ребёнком. Я тоже хранил его секреты и позволял ему наслаждаться моментами, когда он делал себе какие-то поблажки. Однажды он очень удивил меня, купив часы с чёрным циферблатом; он велел мне не рассказывать об этом Дупсенгу Ринпоче. Бывало, он покупал себе ещё что-нибудь, а я никому не рассказывал об этом – до настоящего момента.
Одним из мест, где мы останавливались, была ступа Сваямбху, святое место паломничества [29]. Пока мы находились там, друг ламы Тендара, тоже лама, пригласил нас на чтение сутр в дом одной непальской семьи в Баладжу. Мы зачитывали вслух одну из сутр традиции шентонг – «Сутру запредельной мудрости», состоящую из восьми тысяч строф; она известна под названием «Праджняпарамита-сутра». После занятия мы наслаждались отличным обедом и сладким чаем, и вдруг в комнату вошёл человек. Он выглядел необычно: слегка заострённая голова и неправильной формы рот, а также большие уши. Он передвигался по дому с особой грацией, почти паря в воздухе.
Я подумал, что, если бы в нашем мире существовали призраки, они бы точно выглядели так, как он. Самым странным оказался его выговор – я нашёл его очень забавным. Всякий раз, когда он начинал говорить, я вынужден был прилагать большие усилия, чтобы сдержать смех. Я не хотел показаться грубым, но ничего не мог с собой поделать. После упорных попыток сдержать себя я взорвался громким хохотом. Я так сильно смеялся, что у меня заболел живот и слёзы потекли по лицу; и всё это время оба ламы смотрели на меня со строгостью и недоумением. В конце концов они решили сделать перерыв, потому что моё ужасно неподобающее поведение нарушало процесс чтения молитв. Лама Тендар хорошенько меня отругал. Когда пришло время продолжить пуджу, я испытал немалое облегчение, узнав, что тот господин, который вызвал у меня приступ хохота, уже ушёл. И по сей день меня очень легко рассмешить, и когда что-то забавное или необычное происходит поблизости или просто приходит на ум, я не могу сдерживать смех.
Моё первое паломничество было наполнено множеством новых открытий – от полёта на самолёте до необычных встреч и маленьких инцидентов, случавшихся в дороге. Одним из последних людей, которые очень меня тронули, был лама Нгедон Джинпа, с которым я повстречался на Сваямбху. Он был вежливым человеком с мягкой речью и дал мне ценные советы о том, как быть хорошим. Он был очень гостеприимным и давал мне чиуру – непальское блюдо из битого риса, а также масло, сахар и чай.
Хотя всё происходившее воспринималось мной как приключение и праздник, во время посещения святых мест я чувствовал присутствие Будды и сразу же ощущал, что я стал ближе к нему. В своём юном уме я ощущал, как Будда даёт мне всё больше благословения для священных обходов и подношений.