Перед отъездом в монастырь мы пошли за покупками. В одном скромном магазинчике я вдруг застыл как вкопанный – но не из-за какого-то духовного озарения, а из-за одной вещи, которая сверкала в свете ламп. Это был фотоаппарат, и я захотел его. Я становлюсь довольно упрямым, когда начинаю зацикливаться на чём-то. В данном случае моей целью стал фотоаппарат, и это снова произошло. Ничто не могло помешать мне завладеть им – этой простой пластиковой фотокамерой, которая стоила семнадцать рупий. Всё, что вам нужно было сделать, – это вставить в неё катушку плёнки, и можно было делать фотографии. Возможно, именно гены художника, унаследованные от моего отца, заставили меня дать кучу обещаний моему опекуну.
Я обещал, что буду прилежно учиться, вести себя чудесно, работать не покладая рук и беспрекословно подчиняться Дупсенгу Ринпоче. Я обещал сделать всё что угодно, только чтобы у меня оказалась эта камера! Лама отказался и напомнил, что это совсем не игрушка и что даже у него, взрослого человека, не было такой камеры. Несмотря на его предупреждения, что Дупсенг Ринпоче будет очень злиться из-за моего поведения, я отказывался двигаться с места. Вот в какую позу я встал, лишь бы заполучить камеру. Наконец он дал мне часть денег, доверенных ему Дупсенгом Ринпоче. Он поторговался с продавцом и добился небольшой скидки – вот так у меня появилась моя первая камера!
Когда я вернулся в Покхару, я делал живописные фото реки и окрестностей. Я обожал фотографировать, но вскоре обнаружил, что это было дорогое хобби. Нужны были деньги, чтобы проявлять плёнки, и мне приходилось быть бережливым. Я купил простое приспособление из двух стеклянных панелей, немного чернил, реактивов и фотобумаги, чтобы проявлять чёрно-белые фото под лучами солнца. В то время у нас не было интернета и ютьюба, где можно было бы научиться новым навыкам. Было очень интересно экспериментировать с фотографированием и проявкой. Это совсем не то, что делать цифровые фото на вашем телефоне или цифровой камере. Первые мои попытки были не особо успешными. Большинство моих фотографий получались смазанными. Однажды наш монастырь посетил Бокар Ринпоче, и я захотел как можно более профессионально его сфотографировать. Поскольку у меня не было штатива, я попросил одного из лам наклониться так, чтобы я смог разместить камеру у него на спине и сделать идеальный снимок. Каким же гением я себя считал! Но когда я проявил негативы, вся плёнка оказалась засвеченной, за исключением двух кадров. Тем не менее это стало началом моего горячего увлечения фотографией.
Взаимозависимость и природа реальности
Мы часто пытаемся зафиксировать на фотографиях какие-то моменты, людей и места. Фотографии – это результат действия сочетания различных элементов, электроники, бумаги, реактивов и чернил. Есть ещё навык фотографа, который выбирает угол съёмки, освещение и композицию. Фотография не может возникнуть сама по себе, но является результатом последовательности взаимозависимых вещей. Если мы исключим хотя бы одно звено, фотографии не будет. Хотя отпечаток создаёт некую узнаваемую форму, он на самом деле не является постоянной репрезентацией изображаемого объекта. То, что мы видим на фотографии, никогда уже не повторится.
Подобным образом, когда мы смотрим на радугу, мы воспринимаем её как иллюзию. Мы воспринимаем её яркость, насыщенность различных цветов, а также прозрачность. Тем не менее мы не можем схватить или удержать радугу. Реальность этого явления не существует сама по себе, но представляет собой кульминацию сочетания взаимозависимых частиц, которые эту иллюзию образуют.
Всё вокруг нас обладает природой «пустотности». Когда мы анализируем реальность «я» и явлений, мы не можем обнаружить какое-либо изолированное существование – но лишь существование вещей, зависящих друг от друга. Таким образом, взаимозависимость – это природа реальности.
Глава 13Расширяя ум
Одним из главных поворотных пунктов моей жизни в те юные годы стала встреча с очень мудрым и добрым учителем, который был также выдающимся практикующим. Его звали Кхуну Лама Тензин Гьялцен. Он был индусом, и люди обычно звали его Кхуну Ринпоче.
Он родился в 1895 году в деревне Сумнам в долине Киннаур, Индия (сейчас это штат Химачал-Прадеш). Его отец принадлежал к школе Ньингма, а его мать – к Другпа Кагью. В юном возрасте Кхуну Ринпоче уже освоил четыре главные традиции ваджраяны [30]. Перечень его достижений подобен некому фантастическому резюме с описанием разнообразных талантов и стремлений, вдохновлённых поиском Дхармы. Он владел санскритом и пали, хорошо разбирался в тибетской, санскритской и буддийской философии, в медицине, поэзии и литературоведении. Он также выступал наставником для многих благородных семей, и среди множества его учеников был Его Святейшество Четырнадцатый Далай-лама. Он объехал всю Индию и весь Тибет, осваивая философское знание и получая устные наставления по сутрам и тантрам. В Тибете он учился в монастырях Сера и Дрепунг. Он провёл четырнадцать лет в Кхаме, обучаясь у мастеров всех школ. Наконец он вернулся в Индию, где жил как истинный аскет. Находясь в Варанаси, он писал стихи. Эти чудесные строфы можно найти в книге «Обширная как небеса, глубокая как море: строфы, восхваляющие бодхичитту» (Vast as the Heavens, Deep as the Sea: Verses in Praise of Bodhicitta) [31].
Когда мы впервые услышали, что Кхуну Ринпоче даёт учения в Катманду, Дупсенг Ринпоче незамедлительно послал ему приглашение, прося дать учения в монастыре Чангчуб Чолинг. Даже спустя несколько месяцев мы не получили ответа, поэтому решили отправиться в Катманду, чтобы пригласить его лично. Однако, когда мы прибыли, оказалось, что он в этот же день отбыл в Покхару. Кхуну Ринпоче уже был в нашем монастыре, когда мы вернулись. По возвращении, ещё до того как мы повидались с Кхуну Ринпоче, Дупсенг разрыдался от счастья и объявил: «Наконец-то на нас упала Золотая Скала!» [32]. Он был настолько переполнен радостью, что не выдержал и, увидев Кхуну Ринпоче, разрыдался ещё сильнее.
Хотя я не был так взволнован, я не мог не ощущать некое благоговение. Я ожидал увидеть старого мастера в монашеских одеяниях ваджраяны. Вместо этого перед нами предстало это лысое, неимоверно бодрое существо. Совсем не так я представлял себе семидесятисемилетнего старика! Он носил очки в круглой оправе с толстыми линзами, из-за которых один его глаз казался крупнее, чем другой. Он был худой и высокий, а его тело – в его-то возрасте – отнюдь не было согбенным, подобно стволу бамбука. К его рубашке был прикреплён круглый значок с изображением Миларепы. Однако больше всего удивляло то, что, хотя он был одет в простую жёлтую тунику, от него исходила аура величия. Она пронизывала воздух – впечатляющая, но при этом лёгкая и успокаивающая. Я знал, что находился в присутствии необычайного существа. Я хотел быть поближе к нему и задать побольше вопросов о его жизни, но я не осмеливался приблизиться. Я беспокоился, что могу нарушить его медитацию и практику. У меня была возможность находиться рядом с ним, но, когда это происходило, я просто забывал о своём вопросе. Я просто смотрел на него и ожидал, пока он что-нибудь скажет. Он дал мне несколько драгоценных советов. Он призывал меня изучать буддийскую философию и быть добрым со всеми, включая животных и других существ. Каждое его слово было для меня подобно нектару, и до сего дня я помню, что он говорил, и стараюсь применять его советы.
Кхуну Ринпоче дал мне семена дерева бодхи из Бодхгаи. Эти семена дают всем, кто туда приезжает. Мы замачивали каждое семечко в воде и пили её, когда испытывали жажду. Это одна из форм благословения и символ бодхичитты; благодаря этому в нас развивается просветлённый ум.
Среди прочих учений, которые Дупсенг Ринпоче попросил у Кхуну Ринпоче, были учения по «Драгоценному украшению освобождения» Гампопы, «Драгоценной гирлянде высшего пути» Гампопы, «Бодхичарья-аватаре» Шантидевы и «Тридцати строфам по тибетской грамматике» Тхонми Самбхоты. Наши занятия начались на следующий же день. Кхуну Ринпоче говорил, как нам важно выучить наизусть коренной текст «Бодхичарья-аватары». После первого занятия я завёл себе привычку ходить на вершину холма каждое утро, чтобы учить этот коренной текст. Я не мог этого не сделать, но не из-за страха наказания или каких-то других неприятных последствий, а потому, что, по моим ощущениям, это было для меня наиболее естественно. Я даже с некоторым нетерпением ожидал каждого утра.
В ходе учений, которые длились двадцать пять дней, Кхуну Ринпоче не использовал никакие тексты или записи. Он всегда сидел прямой, как стрела, и знание просто изливались из него, словно его живот был бездонным хранилищем драгоценной мудрости. В ходе каждого занятия я был в высшей степени сосредоточенным, делая записи и стараясь максимально правильно воспроизводить все заученные коренные тексты учений. Он давал нам наставления по «Драгоценному украшению освобождения» в течение долгих двух часов перед нашей ежедневной Махакала-пуджей, начинавшейся в четыре часа. Несмотря на его сильный акцент, мы понимали его, и, хотя начинал он обычно сбивчиво, вскоре он вспоминал все необходимые слова и говорил уже без перерыва. Всё, что было связано с ним, вдохновляло меня. Я начал серьёзно заниматься. Я стремился быть как он.
Кхуну Ринпоче
Прибыв в Покхару, Кхуну Ринпоче имел с собой лишь одежду, которая была на нём. Сопровождала его Нени Ринпоче. Она была преданной ученицей и великолепной практикующей. Она путешествовала с ним на ретриты и усердствовала в своём обучении, даже несмотря на то, что в одной из поездок в Бодхгаю подхватила туберкулёз. Изначально её знали под именем Шераб Тхубтен – дакини линии преемственности Дрикунг Кагью, которая сбежала из Тибета в Индию. Нени Ринпоче родилась в 1927 году и посетила множество святых мест, прежде чем осела на Цо Пема – озере и священном месте Гуру Ринпоче. До того как встретить Кхуну Ринпоче, она выполнила там десятилетний ретрит.