Правда, боюсь, от моих решений мало что зависит. Ибо Наполеон номер один — слава богу хоть он перестал меня донимать, уконтрапупившись до состояния всего лишь памяти. Ну — иногда еще внутреннего голоса, но это терпимо… — еще в самом начале изложил мне, почему отсюда сбежать невозможно. И сейчас только хмыкает на очередную мою завиральную идею. Вроде гениальной придумки придушить тюремщика, что носит мне еду, переодеться в его одежду и так выбраться наружу…
Впрочем, я этого тюремщика уже видел — приходил он. С утра. Принес завтрак. Завтрак, как ни странно, ничего. Хотя и не из ресторана. Но и мне и Наполеону приходилось питаться и похуже. Так что сожрали все принесенное. Сожрал. Я. А не мы, черт побери! Если уж я и рехнулся, то давайте это будет сумасшествие без раздвоения личности!.. Короче, завтрак оказался нормальный. А вот тюремщик — не очень. Ибо был старше Наполеона чуть не втрое, телосложением напоминал согнутую вешалку и двигался, припадая на одну ногу. Ветеран крепостного дела, блин… Поседевший в здешних казематах. Придушить-то мне его, может, и удастся. И даже переодеться. Но вот дальше… До первого поста.
А может, подкупить тюремщика частью сокровищ кардинала Спада? Да, это был бы крутой ход. Но, боюсь, результат выйдет такой же, как и в оригинале… То есть — нулевой. Да еще с зачислением меня в сумасшедшие… Ага… Только от гильотины оно меня вряд ли спасет. Не те времена…
Слушай, а если не выбираться из замка… то есть из форта?
То есть?
Да сбежать из камеры — и спрятаться здесь внутри. Я же помню — твоей памятью, как меня вели сюда после ареста. Тут такие закоулки — неделю скрываться можно гарантированно при малочисленности гарнизона. Я не шучу! Мы в похожих катакомбах в прятки играли — в шаге человек проходит и тебя не замечает! И никто, кстати, не станет искать сбежавшего арестанта в самой тюрьме! Зачем ему в ней оставаться, если сбежал? Дождемся вечера, обед и ужин сэкономим и — вперед! Заныкаемся. А потом, как шухер уляжется, — что-нибудь придумаем насчет выбраться наружу.
Гм… В этом что-то есть… Только продумать надо тщательнее. И подготовиться получше…
Однако этому поистине наполеоновскому плану не суждено было претвориться в жизнь.
В коридоре загремели шаги, и я сразу понял — уж не знаю, каким чутьем, а может, просто опытом Наполеона — что это идут ЗА МНОЙ. Ну вот и закончилось перемещение во времени… Или — глюк несостоявшегося императора. Сейчас все и выяснится, окончательно и бесповоротно, кто кого, так сказать, распнет…
Скрежетнул замок. Лязгнул засов. В распахнувшуюся дверь в сопровождении давешнего тюремщика вошли трое. Донельзя официального вида. По какому во все времена можно безошибочно опознать чиновников. Память услужливо подсказала фамилии: Альбит, де Лапорт, Саличетти. Троица, и упекшая меня сюда. Причем скотина Саличетти был моим земляком, и именно благодаря ему я и смог в свое время попасть на должность замначарта в Тулонскую армию после бегства с Корсики…
— Наполеон Бонапарт! — провозгласил Альбит.
— Да… хр-гхм… Это я!
— Следствие по вашему делу решено прекратить. Ничего уличающего вас в принадлежности к подозрительным элементам, могущим нанести вред Французской Республике, не обнаружено. В то же время ваши военные дарования и знание театра, на котором проходит военная кампания, могут быть полезны делу народа. Поэтому — вот приказ о вашем освобождении, гражданин! А вот ваша сабля. Вам надлежит вернуться к исполнению своих обязанностей, генерал!
Е-кэ-лэ-мэ-нэ!..
Да, теперь я понимаю тот анекдот про мазохиста: зато когда промахиваешься — вот это ка-айф!
Облегчение ударило такое, что я чуть не взлетел. Все-таки Наполеон еще — сущий мальчишка! Что и неудивительно, если подумать — двадцать пять лет всего от роду! И что, пожалуй, самое смешное — только что буквально исполнилось, пятнадцатого августа! Вот прямо в этом каземате и встретил, блин!.. Романтика… Но я, однако, судя по своим воспоминаниям, постарше буду — и намного. И чего меня именно в пацана закинуло? Руки сами выхватили протянутую саблю и перевязь. От улыбки — пусть и скупой — в каземате явственно посветлело. Или это глаза сверкнули? Еще поживем, черт побери!
— Лед тронулся, господа присяжные заседатели! — фраза сама сорвалась с языка. — Лед тронулся! Я прямо сейчас могу выйти отсюда?
— Разумеется, — сухо подтвердил Альбит. Явно не понявший про заседателей.
— Тогда не смею более обременять вас своим присутствием, граждане! — Я подхватил с кровати шинель и треуголку с гвоздя («на нем треугольная шляпа — и серый походный пиджак!» Ага). — Революционное Отечество в опасности! Мы не можем терять ни минуты!
Подойдя к двери из камеры, я остановился напротив тюремщика и возложил ему на плечо руку.
— Благодарю за службу, боец!
Боец надзирательного дела чуть не упал. Но моя могучая длань удержала его в вертикальном положении.
— Служи дальше, храбрый старик! — продолжал я, чувствуя, что меня несет, но не в силах был остановиться. — И запомни, что я тебе сейчас скажу! — Я приблизил свое лицо к его лицу и произнес голосом оракула, доверяющего слушателю самое сокровенное:
— Бог — ВСЕГДА на стороне больших батальонов!
После чего отпустил совершенно уничтоженного великой истиной бедолагу и вышел в коридор, привычно придерживая рукой саблю. Теперь осталось только получить назначение в командармы — и дело в шляпе!
ГЛАВА ТРЕТЬЯНовое назначение
Летели с юга птицы ©
Рано я обрадовался… И к тому же я все-таки явно угодил не в нашу историю. А в альтернативную. Ну — судите сами…
В Ницце, в штабе Дюмербиона, так, блин, и не вспомнил, кто это такой! В смысле я не вспомнил — не Наполеон… — мне искренне обрадовались только два человека. Некий лейтенант Мармон — знакомый по Тулону — но он куда-то быстро убежал по своим делам — и мой адъютант, тоже лейтенант, Жюно.
Между прочим, неплохой парень, судя по всему. Во всяком случае, так считает Наполеон. А я, помня его памятью обстоятельства знакомства, склонен согласиться. По крайней мере, не всякий способен шутить, когда его засыпает землей упавшее рядом ядро. И не всякого солдаты выбирают своим сержантом. (Оказывается, во французской революционной армии командиров солдатЕГи вполне себе выбирали. По крайней мере младших… Н-да, ничто не ново под луной…) И — грамотный к тому же.
Остальные штабные… Меня встретили примерно как воскресшего покойника. Только не как благословенного Лазаря (ну, который «Лазарь — встань!»), а приблизительно как восставшего зомби из голливудского фильма. И даже сам Дюмербион, который вообще-то к Наполеону вроде как благоволил, выглядел скорей растерянным, чем обрадованным.
Впрочем, причина такого его поведения выяснилась достаточно быстро. Едва успев бегло поздравить вашего покорного слугу — Наполеона то есть — с избавлением от гибельных подозрений, генерал огорошил меня известием о том, что меня вызывают в Париж для вступления в командование свежесформированной бригадой. У него, надо полагать, — впрочем, я-Наполеон знал это точно, поскольку участвовал в разработке планов, — у Дюмербиона были на меня кое-какие виды в предстоящих боевых действиях. И виды немалые. Поскольку сам он особыми военными талантами не отличался. Но… В армии приказы не обсуждаются.
Таким образом, я, не успев, что называется, даже лыжи снять, вынужден был срочно прыгать в сопровождении верного Жюно в ближайший дилижанс и двигаться в сторону «городу Парижу». В этой, блин, спешке я даже помыться не смог. А уж то, что ехать пришлось в том же задрипанном мундире… Как выяснилось, в генеральском гардеробе не было предусмотрено запасного комплекта формы. Но что меня еще больше озадачило — такое положение дел для всех здесь выглядело как бы не в порядке вещей. Во всяком случае — судя по реакции Жюно. Когда я сказал ему об этом, он так простодушно удивился, как будто я… Даже не знаю… Предложил бы совершить нам с ним намаз, что ли? По-моему, Жан — это его так зовут: Жан Жюно, не знаю как кто, а я сразу запутался и какое-то время не мог запомнить — решил, что я просто шучу. Ну и бог с ним — повезло, будем считать…
Меня только хватило — хотя скорей не меня, а Наполеона — на то, чтобы выбить из штабного каптенармуса (или интенданта?) недополученные за время отсидки деньги и отдать их матери. Которая, как оказалось, обитала вместе со всей остальной семьей не где-нибудь, а в том же Антибе, в старой развалюхе, возвышенно именуемой «замок Салле». Впрочем, это обветшавшее сооружение выглядело достаточно романтично, увитое плющом и залитое солнечным светом на склоне обращенного к морю покрытого зеленью холма. Ну, Италия — сами понимаете…
Честно сказать, это свидание с семьей сильно меня ошарашило. Ну не ожидал я, что все они «тоже тут». Не разобрался еще в памяти реципиента. В результате чуть не влетел по полной, вынужденный столкнуться с родней нос к носу. Ладно, хватило сообразительности сослаться на срочность исполнения приказа и ограничиться буквально кратким стоянием одной ногой на пороге, а другой на крыльце… Да и то пришлось выдержать целую бурю родственного натиска. Начиная с объятий обрадованной матушки, повисанием на шее двух визжащих младших сестер и заканчивая дерганием за полу со стороны самого младшего из братьев — Жерома. Хорошо еще, что недавно женившийся Жозеф отсутствовал по своим семейным делам. И Люсьена тоже не было. Зато Луи, оказывается, было давно обещано с моей стороны отвезти его в военную школу в Шалон, и сейчас представлялся весьма удобный случай!..
С огромным трудом удалось мне вырваться из этой западни. Особенно — избавиться от любимого брата, которого я, оказывается, уже который год учу и воспитываю лично. Только этого мне сейчас и не хватало!.. Отговорился полной неясностью положения и обещал все прояснить уже из Парижа. А также вызвать туда, сопроводить оттуда и там же все уладить… Как только — так сразу… Кажется, прокатило. Хотя, похоже, народ озадачился моим странным поведением. Но, в общем, с вопросами приставать не стали. Поскольку привыкли, что в семье все же я за главного… Еще и по этой причине я унесся из Ниццы как наскипидаренный. Мне просто страшно было оставаться с внезапно обретенными родственниками хоть насколько-то долго… Я и так вышел оттуда в почти что невменяемом состоянии.