Теперь я дрожала. Я ничего не могла с этим поделать. Мало вещей в мире, которые теперь могли заставить меня трястись. Это одна из них. Не смейте оставлять меня с разбитым сердцем, вы, ублюдки. Даже, блять, не смейте.
— Стейси была хорошим человеком, — повторила я, положив ладонь на блестящую, гранитную поверхность столешницы. Она была цвета песка, но куда менее интереснее. Надеюсь, ради Сары, что это на самом деле арендовано через систему Airbnb, а не ее настоящий дом. Он настолько невероятно скучный. — Она была больше, чем просто файл в вашем телефоне, — я покачала головой.
В голове я переживала тот момент в коридоре уже несколько раз. Хоть я и знала, что никак не смогла бы спасти Стейси, я хотела бы, чтобы все вышло по-другому.
— Послушай, Бернадетт, — начала Сара, утопая во вздохе, который она так долго держала в себе, что я боялась, что она могла отключиться. Наконец она выдохнула, когда сделала шаг вперед, положив свои руки на столешницу, лишь в трехстах миллиметрах от моих. Все мое тело болело, словно меня пустили через цикл стирки или что-то в этом роде. Все болело. По крайней мере, во время обследования в больнице имени Генерала Джозефа я узнала, что кашляла кровью только потому, что сломала зуб и прикусила язык от побоев. Могло быть в разы хуже, вроде внутреннее кровотечение или подобное дерьмо. Они настояли на том, чтобы взять кровь и провести несколько анализов, хотя я не совсем понимала, зачем это было нужно. — На этот раз ты не под арестом. Тем не менее…, — и тут она замолчала, чтобы подчеркнуть эти слова в немного угрожающей манере, — ты — заинтересованное лицо.
— Почему я у вас дома? — спросила я, уставившись на нее и желая, чтобы этот день просто, блять, закончился. Я вымоталась. — Это стандартная процедура: приводить заинтересованное лицо в дом ФБРовца?
— Я пытаюсь помочь тебе, Бернадетт, — сказала она, розовый рот вытянут в линию и мрачный, глаза затенены так, как не были до того, как она вошла в это здание сегодня и увидела резню, разбросанную по ветхой школе, словно это был гребаный конец света. — Я привезла тебя сюда, потому что хочу заключить с тобой сделку.
Сара отвернулась, взяла стопку бумаг и положила их передо мной. Мгновение я смотрела на них, а затем переместила свой взгляд на нее.
— Простите, но я не понимаю юридическое дерьмо. Что это?
— Полный иммунитет для тебя, — сказала Сара, постукивая пальцами по страницам. — В обмен на информацию…и твои показания.
— Показания о чем? — спросила я, чувствуя, как покрываюсь мурашками.
Я хотела домой. Хотела увидеть своих мальчиков. Черт, это единственное, о чем я могла сейчас думать: пойти домой и свернуться калачиком в постели вместе с ними. Если я очень мило попрошу, думаете, они все бы легли в обнимку вместе со мной? Случались вещи и страннее.
— Против Памелы, — сказала Сара, снова скрестив руки.
По мне, все эти скрещивания рук выглядело, как защитный механизм. Как потирание подбородка Вика, капюшон Кэла, iPad Оскара…и то, как Стейс Лэнгфорд смотрела в свой телефон с пустым, отдаленным взглядом. Черт, твою мать. Мы должны были защитить ее.
Это на нашей совести.
Тот день в столовой, когда она отозвала свою сделку с Хавок, будет преследовать меня вечно.
— Моей матери? — спросила я, выгибая бровь.
Я не глупа и слышала, что сказали мальчики. Их план заключался в том, чтобы повесить убийство Найла на Памелу. Если Сара просила меня дать показания, значит, она раскопала улики, подкрепляющие эту мысль.
— Да, — сказала Сара с долгим вздохом.
Спустя мгновение она вышла из комнаты и оставила меня смотреть на бумаги перед собой. Я бы ни за что не стала информатором или свидетелем для копов. Это социальный суицид. Кроме того, как бы это выглядело, если бы жена Хавок сделала нечто подобное? Я оттолкнула бумаги и запустила пальцы в волосы.
Когда Сара вернулась, то держала знакомую коробку. Она поставила ее на столешницу рядом со мной. Я не прикоснулась к ней, совсем. Я не хотела, чтобы она знала, насколько мне важна эта коробка. «Старые домашки и сочинения» уставились на меня в ответ петляющим, женским почерком.
— Мы оставили при себе из вещей Пенелопы то, что было нужно, — сказала Сара, положив руку мне на плечо. Этот знак должен был быть успокаивающим, но моя кожа зудела потребностью скинуть ее руку. Я не хочу, чтобы меня сейчас утешали. Я хочу вернуть свой телефон. Хочу увидеть Хавок. — Ты можешь забрать то, что осталось.
— Я могу идти? — спросила я, зная, того, что произошло в школе, будет недостаточным, чтобы повесть на меня какое-либо обвинение.
Это была самозащита. Конечно, «Банда грандиозных убийств» в первую очередь заявились в школу Прескотт, чтобы обратить пристальный взгляд Сары на Хавок. Но меня не могу обвинить за то, что я защищала себя против сторонников превосходства белой расы в лыжных масках и с оружием с глушителями.
— Можешь идти, — осторожно сказала Сара, но я была уверена, в этом было гораздо больше. Она со мной еще не закончила, отнюдь нет. — Но я хотела, чтобы ты обдумала это предложение. Оно разовое, Бернадетт. Окружной прокурор не даст тебе такую возможность снова.
— Пожалуйста, отвезите меня домой, — настояла я.
Какое-то мгновение Сара уставилась на меня, а потом кивнула, забирая бумаги для сделки и аккуратно складывая их в папку из манилы. Я взяла коробку с вещами Пен и вышла за дверь.
В воздухе витало беспокойство, которое говорило мне, что наш город стоял на пороге перемен.
Какими будут эти перемены, зависело от нас.
Сара хотела информатора в помощи очистить город?
Пошла она.
Мы сами о себе позаботимся в Прескотт.
А «Банда грандиозных убийств»…теперь они — проблема Хавок.

3. Виктор Ченнинг
Мои ладони хлопнули по стеклу французских дверей, ведущих в «Бордо» — элитный бар в Оак-Ривер Хайтс, который подавал улиток и паштет в качестве еды в баре. Это самое претенциозное место, которое я когда-либо, видел. Дверь открылась с ударом, заставляя хостес подпрыгнуть, когда я хмуро посмотрел в ее строну, и она прижалась к декоративной каменной стене, словно уведшая фиалка.
— Простите, сэр, вам нужен пиджак, — ухмыльнулся мужчина, когда я пулей пронесся мимо него, высохшая кровь покрылась коркой под ногтями моих пальцев.
Богом клянусь, я все еще чувствовал ее вкус во рту. Я проигнорировал метрдотеля, проносясь мимо, одетый в чистую белую футболку и джинсы. Единственный душ, который я принял, был быстрым в участке. Я на самом деле мог сходить еще раз. Но сначала дела.
Скрестив руки на груди, я остановился рядом со столиком, за которым сидели Офелия и Тринити, когда они подняли на меня свои глаза. Я не часто видел свою мать удивленной, но похожее на страх мелькнуло в ее темных глазах, прежде чем она вспомнила о том, что нужно смириться с моим присутствием.
— Виктор, присаживайся, — сказала Офелия, делая глоток своего вина.
Тринити немного побелела в лице. Знала ли она уже, что ее сводный брат мертв? Или мне стоит сказать «ее любовник»? Черт, да они же одно целое, да? Кровосмесительные ублюдки.
— Я не просто так согласился на эту твою маленькую сделку, — сказал я, поднимая руку и с отсутствующим видом указав на Тринити Джейд.
Она смотрела на меня глазами, похожими на опилки. Таким цветом они были для меня, чем-то скучным и пыльным, чем-то бесполезным. Браком. Одноразовыми. Меня бы никогда не радовала мысль жениться или спать с кем-то, похожим на нее.
В любом случае, все знали, что девчонки Прескотта — самые лучшие в постели.
Ухмылка появилась в уголках моих губ, но не полностью. Сегодняшний день стал для меня полным чертовым сюрпризом, а я-то думал, что готов ко всему. Согласие жениться на Тринити должны было сбить с моей задницы «Банду грандиозных убийств». Вместо этого, мою школу обстреляли. Это неприемлемо.
— О чем, ради всего сущего, ты говоришь? — спросила Тринити, гладя руками по колену, смотря на меня, словно она бы с радостью объездила мой член до степени забвения.
Я уставился на нее и даже не потрудился замаскировать свои чувства. Я подождал, пока она не задрожит, а потом снова переключил свое внимание на донора яйцеклеток.
— О, даже не знаю, — начал я, из меня вышел саркастический смех, похожий на хлыст кнута. Вытащив одолженный телефон из моего кармана, я открыл сайт с новостями и швырнул его на стол. Школа для малоимущих пострадала от стрельбы. Разве вам это не нравится? Как они упомянули, насколько мы в Прескотте бедные? Словно это, блять, имеет значение. — Может, о том факте, что «Банда грандиозных убийств» отправила этим утром более дюжины мужчин в мою гребанную старшую школу.
— Мы этого не знали, — сказала Тринити, посмотрев на Офелию. Судя по выражению ее лица, я не думаю, что она знала, что Джеймс Баррассо мертв. Или она такая же психопатка, как моя мать, и ей все равно. — Это так же не было частью нашего плана. Джеймс ответственен за это. Его отец поговорит…
— Джеймс мертв, — сказал я, потому что хотел, чтобы эта новость ужалила.
Я хотел увидеть реакцию девушки. Она лишь смотрела на меня, словно я говорил на другом языке. Если бы Хаэль был здесь, я бы попросил его перевести это на французский ради меня. Может, эта интеллектуальная сука поняла бы так?
— Сэр, я должен настоять, чтобы вы надели пиджак…, — сказал метрдотель, обращаясь ко мне так, как обращаются к злобному псу, который с пеной у рта рвется на цепи. Но знаете, что, я не животное, даже если Бернадетт заставляет меня чувствовать себя таковым. Блять, мне нужно быть внутри нее. Вот, что мне нужно было делать: пойти домой и похоронить себя в ее тепле. Это меня успокоит. Она — единственный человек, способная на это.