— Джеймс Баррассо, умер по прибытии, — промурлыкал Оскар, и затем снова посмотрел на меня, словно ему тоже было сложно перевести дыхание.
Затем, и Богом клянусь, это не было запланировано, я почувствовала теплую струйку, стекающую по моему бедру, и посмотрела вниз, чтобы разглядеть немного красного в темноте, вытекающего из-под шортов Каллума, которые я одолжила. У меня привычка одалживать одежду мужчин.
Приятно ли это — укрывать себя их запахом? Полагаю, это первобытно, а я могу быть первобытной сукой.
— Какое идеальное время, — выдавила я, когда Оскар закрыл глаза и отпустил меня. — И все же, Джеймс Баррассо мертв. Максвелл никогда этого просто так не оставит, даже если в этом изначально виновата его банда.
Кровь стекала на пол ярко-красными пятнами, заметными даже на темной кухне. Сумерки проникали сквозь раздвижную стеклянную дверь, их серебристого блеска достаточно, чтобы пронзить холод январского вечера.
— Ты можешь помыться, — сказал мне Оскар, открывая глаза и уставившись на меня — Обещаю, что на этот раз не трахну тебя, а потом уйду.
Я ощущала на себе пристальный взгляд Вика, но демонстративно отвернулась и двинулась в ванную наверху, чертыхаясь.
Конечно, мои месячные должны были начаться именно сегодня, из всех дней. Нерегулярные, как и всегда. Это знак того, как работают мои силы, да? Словно они связаны с луной, кровью и непреодолимой силой женского начала?
Я хлопнула ладонями по столешнице и на мгновение уставилась на себя в зеркале.
Завладей контролем, Бернадетт. Кровь месячных — это ознаменование магии.
Я уставилась на себя, в глаза вечнозеленого леса, навсегда застрявшего изумрудном оттенке. Моя кожа была бледной, как плоть призрака, который никогда не видел солнца. Мои щеки были слишком розовыми, живот сводило от спазмов. Блять, больно. Такое ощущение, будто…ну, будто меня пнули в живот. А так и было. Несколько часов назад.
Со стоном я включила воду и плеснула в уже чистое лицо, стараясь смыть жестокое чувство паники. «Последний раз, когда я видел его, он был снаружи школы и погнался за кем-то то». За кем погнался? Куда?
Если он где-то рядом со школой, Сара и ее отряд федералов выследят его.
Но я в этом сомневаюсь.
Потому что если бы Каллум был жив и здоров, то уже связался бы с нами. Это значит, что, где бы он ни был, ему нужна наша помощь.
Я почистила себя, вставила менструальную чашу — такую, которую можно оставить, пока трахаешься — а затем направилась обратно в коридор. Я замерла от звука открывающейся входной двери и обнаружила, что застыла на верхних ступенях, ожидая. Затаив дыхание. Ну же, давай.
— Дорогая, я дома, — сказал Хаэль, входя в дом и закрывая дверь ботинком.
Он прислонился плечом к шкафу, медленно проведя ладонью по лицу, пока я, перепрыгивая через ступени, оказывалась перед ним — близко, слишком близко, с прерывистым дыханием и колотящимся сердцем.
Мои пальцы зудели от желания коснуться его, но я ждала, осматривая его взъерошенные рыжие волосы, толстовку-оверсайз и свободные треники. Он тоже сменил одежду, которую надел эти утром в школу.
Хаэль улыбнулся мне, но это определенно была усталая улыбка. Нам бы всем не помешало бы, блять, поспать. Черт, мы заслужили считать овец, покурить немного травки и вырубиться как убитые. Но этого не случится, пока каждый член нашей семьи не будет в безопасности, а его местоположение известно.
— Те взрывы были вовремя, — прошептала я, и улыбка Хаэля стала немного милее, немного более настоящей.
— У нас уставлены маленькие взрывчатки во всех машинах нашей команды, не знала? То тут, то там, так на случай, — он наклонился и коснулся моего лица, очень нежно потираясь своей щетинистой щекой об мою кожу. — Кстати, пожалуйста.
Хаэль замер, словно бережно удерживая хрупкость этого мгновения, пока я, зажмурившись, не выдохнула — резко, сдавленно, выпуская наружу клокочущую внутри бурю. Лишь тогда он двинулся: поворот, стремительный, как удар тока, его горячие губы на моих, железная хватка на талии, рывок вперед — так резко, что мир опрокинулся в головокружении.
Мои пальцы впились в его кроваво-рыжие волосы, когда его язык проникал глубже в меня, используя секс в привычном ему стиле: как оружие, как щит, как механизм преодоления трудностей. Я не возражала. Единственная женщина, с которой отныне он будет использовать его, — это ваша покорная слуга. Мой язык бросал вызов его, крадя жар из его рта и пробуя слабейший вкус вишневой колы.
Я простонала от боли, когда накатил очередной ужасный спазм, и Хаэль отстранился достаточно, чтобы взглянуть на меня.
— Прости, у меня только начались месячные, — пробормотала я, когда он выпрямился и положил руку мне на макушку.
Другая его рука все еще обнимала меня за талию, от него пахло кокосом и надеждой.
— Не извиняйся за то, что ты женщина, ладно? — он посмотрел на Вика, когда тот вышел из кухни, остановившись позади Оскара. Простое движение еще было и явным приказом: расскажи мне все. Сейчас же. — Аарон должен быть прямо за мной. Он был с Константином, насколько я знаю.
Хаэль закатил глаза, а затем отпустил меня, потеря его тепла была ощутимой, и меня передернуло из-за этого. Только что я обвила его талию руками и прижалась щекой к его твердой груди. В нем не было никакого сопротивления, когда он вздрогнул, выдохнул, а затем пальцами гладил меня по волосам.
— Аарон, — прошептала я, и это слово прозвучало как обещание, словно в трех слогах содержалась целая жизнь связи и потребности. Аарон в порядке. Он в безопасности. Я уже знала, какого это — потерять его. Однажды, я потеряла его из-за Хавок. Затем, я чуть не потеряла его из-за Кали.
Я больше этого не переживу.
Нет, сейчас либо Хавок, либо крах. Никто никогда не говорил, что наши отношения были здоровыми или нормальными, но в одержимости есть что-то восхитительно декадентское. Даже когда вы знаете, что не должны хотеть этого, даже когда вы знаете, что это неправильно. Это часть веселья — отпивать по глотку яда, который однажды вполне сможет вас убить.
Опять-таки, в конце концов мы все умрем. Я бы предпочла умереть, охваченная черным пламенем, чтобы моя голова была наполнена головокружительным ядом настоящей любви, а тело насыщали и гладили пять великолепных мужчин с татуированными телами и темными сердцами, которые бились только для меня.
— Хорошо, — наконец сказал Вик, замолчав, когда завибрировал его телефон. Он достал его из кармана и посмотрел на экран. — Пицца приехала.
— О, слава богу, — простонал Хаэль, все еще прижимая меня к себе. Если я закрою глаза, то услышу быстрое биение его сердца. Внешне он был таким же спокойным, самодовольным парнем-шлюхой, каким всегда был. Внутри он нервничал. Каким и должен быть. Сегодняшний день был ничем иным, как пиздецом эпического масштаба с дополнительной порцией ебанутости. — Умираю с голода, — он посмотрел на меня сверху-вниз, а потом снова на Вика и Оскара. — Где Кэл?
Я отстранилась от Хаэля, потому что, казалось, он одним, простым вопросом вылил на меня ведро ледяной воды. Ругаясь про себя, я схватила заряженный пистолет, лежавший на соседнем декоративном столике, спрятав его, когда посмотрела в дверной глазок, а потом открыла дверь.
Так как снаружи были копы, я потрудилась держать его за спиной, пока осматривала район на предмет угроз. К счастью, все, что я нашла, — это стопка коробок с пиццей, пакет с двумя литрами газировки и парня из доставки, уже возвращающегося к своей машине. Этот коронавирус, который случился несколько лет назад, вызвал некоторые интересные изменения. Никакой контактной доставки, чему я была рада, что мир решил придерживаться.
Я взяла стопку и занесла ее, ставя ее на стол. Это казалось невероятно…нормальным. Типо, что за чертовщина сегодня случилось?
— Сара Янг, кажется, тоже не знает, где Каллум, — вот, как, в конце концов, ответил Вик, как обычно осторожничая в словах. — Значит, он не лежит мертвым в морге с Джеймсом Баррассо. И он не в участке, где отвечает на кучу тупых вопросов. Еще он не звонил домой, — Вик рассеяно указал на стационарный телефон по близости, который Хавок используют в чрезвычайных случаях. Скажем, например, если бы федералы забрали все наши чертовы телефоны. — Наша команда прочесывает улицы, но его и след простыл.
— Я работаю над этим сейчас, — сказал Оскар, его iPad стоял у него на коленях. Не удивлена, что он все еще у него. Мы очень осторожны в своих действиях и словах по телефону, но Оскар не осторожничает со своим чертовым iPad. Это хранилище всего, чем мы занимаемся. Еще, я уверена, он влюблен в него. Женщина пониже уровнем могла бы и приревновать. — Отслеживаю его телефон.
Хаэль поднес пакет с газировкой и поставил его рядом с горой коробок с пиццей. Одна проблема жизни с пятью парнями-подростками заключается в том, что они едят, и едят, и, блять, едят. Словно, это постоянный поток — поставить какое-то дерьмо в их гребанные рты. За исключением Оскара. Я редко видела, как он вообще что-то ел.
И, как всегда, больше всех ест Кэл. Вечный любитель перекусить, он тем не менее нарочно не притрагивается к еде в школе. Вместо этого его поднос ломится от банок «Пепси» и пачек сигарет — словно он и впрямь тот самый монстр, что питается лишь кровью да чужой тревогой. Такой образ он тщательно культивирует, чтобы каждый ученик школы Прескотт дрожал при одном его виде.
— Сколько времени это займет? — спросила я, сжимая живот, когда села за стол.
В этот раз мои спазмы надрывали мою гребанную задницу, почти так же сильно, как сделали «Банда грандиозных убийств» снаружи у школы. Все болело. Я бы на полном серьезе могла воспользоваться горячим джакузи или, на совсем худой конец, теплой ванной.
Оскар поднял на меня свои серебристые глаза, похожие на две полные луны на испорченном лице сломленного аристократа.