Хм. Возможно, Альденг просто пошутила в разговоре со своим Сауроном. Хотя, судя по испуганно-вежливому тону, шутить она бы вряд ли стала. Незримая Твердыня… Будто бы что-то знакомое.
Верхушка Канртега не стала долго упираться. Хотя я бы удивился, если б стала. Город находился под моим непосредственным военным контролем. Единственное, что нас немного задержало, так это собравшаяся в Белом Городе толпа. Похоже, что там проходил своего рода митинг. Народные волнения. Беженцы, оставшиеся без крова, топлива и еды рассчитывали на помощь. Их в Белый Город старались не пускать наемники. Ситуация была напряженной, но до кровопролития пока не дошло. Надо через легатов приказать местной верхушке хотя бы минимально пристроить людей. Только столкновений внутри стен мне блин на хватало.
В общем, Ониксовый зал находился под западным из Царствующих Близнецов. Меня заверили, что эти подземелья отсечены от основной системы катакомб и ашминиты не могут туда залезть. Ну-ну. Хорошо, что этот Расет появился и рассказал мне о хранилище филактерий. Иначе я бы просто не знал, что в городе есть склад опасного магического дерьма. Не удивлюсь, если Гастос в курсе. Возможно, его план как-то связан с филактериями.
Отряд состоящий из Гинда, ещё двух венаторов, мага из группы Меликса, Расета и Альденг спускался вниз.
— Доброго дня господа. — поприветствовал отряд седобородый Канртегец в черном балахоне. — Госпожа Альденг. Меня зовут Хасиус и я один из хранителей этого зала.
Отряд оказался перед огромными воротами из потемневшего металла. В тусклом свете фонарей я видел как лениво клубится пыль. Ветра здесь практически не было. Лишь движения людей создавали колыхания воздуха. Гравировка на воротах гласила:
«Во имя Величия, Свободы и Славы нашего города. Во имя крови, что течет в избранных владыках. Да будут наши клятвы крепче основ мира».
Надпись была опоясана сотнями фигурок людей разных народов и рабов с бритыми головами, что почтенно склонились перед двумя гигантскими фигурами жреца и жрицы, как бы провозглашающих этот пафосный девиз.
— Сколько всего хранителей в Зале? — спросил по моей указке Гинд.
— Тринадцать человек.
— Вы выступаете как вооруженная охрана?
— Нет, господин, наша задача лишь проверять чтобы ничего не сломалось, все печати были целыми и свет в лампадах горел.
— То есть у вас есть некие ритуалы по сохранению зала в безопасности? — уже по своей инициативе спросил Гинд.
— Верно, господин. — закивал старик. — Мы следим, чтобы путы древних клятв не разорвались. Чтобы сила, в них заключенная, оставалась запертой здесь.
Двое других хранителей помоложе принялись вытаскивать из ворот сокрытые внутри прутья-засовы, блестящие от масла. Дверь отворилась медленно, с глухим, протяжным звуком, напоминающим гудение большого колокола сразу после удара.
Внутри нас встретили высокие каменные стойки, на которых горели те самые лампады. Эти конструкции, покрытые рисунками и ритуальными письменами, напоминали часовых, отделяющих настоящее Канртега от его темного наследия. За лампадами простирался огромный, просторный коридор, тонущий в густом мраке. Я сосредоточился. Хм. Тут не было теней мертвых и основание города не проглядывало сквозь древние плиты. Это место реально изолированно. В том числе и на уровне тонких материй.
— Прошу всех соблюдать крайнюю осторожность и выполнять просьбы хранителей зала. — высказалась Альденг, собираясь шагнуть внутрь.
— Постойте. — прервал ее Гинд. — Вы останетесь здесь под присмотром нашего человека.
— Да? Как вам будет угодно. — ответила колдунья.
Я пытался считать в ее реакции признаки излишней нервозности или гнева, но Альденг слишком хороша в искусстве притворства. Сложно было однозначно понять поступающие от нее сигналы.
— Правильно, правильно. — одобрил наши действия Расет. — Не для таких как ты это место, куртизаночка.
Альденг снова не придала оскорблению никакого значения. Выдержка у нее, конечно, мое почтение. Впрочем, если она реально выросла в беднейших районах Канртега, то удивляться нечему.
Итого Альденг осталась под присмотром венатора, а остальной отряд, вооружившись фонарями, шагнул в гробовую тишину прошлого. Лучи света прогнали тьму от стен из блестящего черного камня, которые то тут, то там были украшены этакими плитами-гравюрами из разных материалов. Также попадались разноцветные мозаики, собранные из мельчайших деталей разной формы. Некоторые ячейки пустовали. Наверное, в них были драгоценные камни, которым «благодарные потомки» нашли применение получше. Но мрачные величие древнего зала всё равно завораживало даже мой многое видевший глаз. Высота потолков была метров пятнадцать. С них свисали какие-то декоративные элементы, напоминающие якоря, оплетенные телами людей и чудовищ.
— В начале зала первые из филактерий. — объявил хранитель. — Самые старые, малые и простые по убранству.
Старик указал на десяток небольших ниш, в которых стояли пузатые глиняные урны, а под каждой имелась клинописная надпись на медной табличке.
«Против Сахета Кулама за нарушение обещаний. Мы — Азцох, Миратил, Аваркан».
— Сами филактерии находятся внутри урн. — пояснил служитель. — И они…
— Мусор. Пустые черепки. — усмехнулся Расет. — Идемте дальше. Дальше. Здесь все слишком старое. Первые наброски. Не отработано, не закреплено.
— Пойдемте дальше, раз вам так надо. — обратился к нему старик. — Но проявите уважение, чародей.
— Уважение? Лучше. Я проявляю понимание. Я слышу как мы приближаемся к ним. Доверху заполненные сосуды силы. Идемте.
И мы пошли. Ну как мы? Гинд, Расет, старик-хранитель и чародей из отряда Меликса. Я там присутствовал незримо. Прошли еще несколько десятков простеньких ниш, а затем зал изменился. Он разделился на несколько галерей, однако постоянно пересекающихся между собой. Вместо обычных ниш с табличками теперь были или шикарные постаменты, окруженные статуями, или тоже ниши, но оформленные в сотни раз богаче и ярче. Пузатые урны сменились огромными каменными вазами, золотыми или серебряными ларцами. Могу понять как так вышло. Первые пузатые глиняные урны — результаты самых древних взаимопроклятий. Затем наступает золотой век Канртега. Возводятся знаменитые храмы-зиккураты. Под одним из них создается этот зал и в него заодно переносят сохранившиеся с древних времён урны, уже однако потерявшие магическую силу. Ритуал тогда не был отработан. Жрецы Канртега ещё не успели достаточно глубоко погрузиться в тайны темных искусств.
«Против Гисцара Калтара за его ложь, за глупое тщеславие и вероломное нежелание обсуждать передачу камней Аркины и земель острова Гердабан в общее достояние. Мы — Рамларгар Нэш, Мирза Убур, Кортигар Корр, Арнак Азцох. 6 день Аста, 29 год после Изъятия».
Внешний футляр филактерии представлял собой серебряный цилиндр, покрытый сложным рисунком символов, а вокруг стояли изваяния сирен и каких-то рогатых богов.
— Вот они! Началось. — обрадовался Расет. — Вы чуете их? Вы слышите их?
«Я, действительно, могу ощутить здесь присутствие мощной стихийной силы». — передал мне Гинд. — «И ни с чем подобным я раньше не сталкивался».
Мое сверхъестественное восприятие тоже ощутило некое необычное колыхание мрака вокруг футляра с филактерией.
— Двадцать девятый год после Изъятия! — воскликнул Расет. — Одна из первых или даже первая. Остров Гердабан давно на дне моря, а камни Аркины сгинули после поражения Канртега. Но обида за них все еще хранится здесь.
«Что значит „после Изъятия“?»— спросил я у Гинда.
«Канртегская датировка событий шла с их переселения на остров. Кажется, они покинули свой дом на континенте, изъяв реликвии главного храма и…»
«Лучше уточни у Расета».
Гинд так и сделал, получив развернутый, запутанный, но интересный ответ.
— Изъятие! — усмехнулся старик, глаза которого блеснули смесью азарта и безумия. — Самая большая ложь Канртега. Краеугольный камень. Первая плита в основании города. Поверх нее уложили всех мертвецов. Я расскажу вам тайны, но сначала идемте дальше. В глубь. Запомните. Это первая настоящая филактерия. Потому что после Изъятия. Изымали силу. Замешивали кровь. Идемте. Тишина ждет наших шагов. Я укажу вам какая филактерия мне нужна и поговорим.
Отряд проследовал дальше вдоль центральной галереи, но при этом заглянул и в соседние.
— Тридцать первый год от Изъятия. — бубнил Расет. — Тридцать второй, тридцать четвертый. Кучно идут, голубки мои. Первый крупный скандал. Острова около основного. Кто-то ковырял рубины прямо с оболочки филактерии. Умер поди? Умер. После него, небось, перестали воровать и решили тут всё запереть. Нищие потомки за спиной котомки.
— Мы стараемся соблюдать покой этого места. — с холодным раздражением ответил ему служитель.
— Как же, как же. О, Аркирот Тарамах. — указал Расет на одну из табличек. — Построил первый корабль-гигант. Сорок четвертый год после Изъятия. Начало эры больших путешествий.
Оформление галереи стало еще более торжественным, сложным и богатым. Я увидел у стены поразительной красоты статую высокой, обнаженной эльфийки из полупрозрачного белесого камня. Невероятно эстетичная пластика движений и изгибы, которым позавидовали бы скульптуры эпохи Возрождения. Однако то была необычная статуя. Я заметил, что она слегка мерцает в полумраке.
«Гинд, с той статуей что-то не так. Подойди и осторожно глянь».
Гинд выполнил мою команду, но, кажется, ничего не замечал.
«Работа отличная, но явно выделяющейся магии я здесь не ощущаю». — ответил венатор.
— Ах, он заметил! Стратег видит. Я знал. — обрадовался Расет, заметив пристальное внимание Гинда к статуе. — Красивая работа, да? Какая фигура, улыбка, манящий взор. Скульптор очень знаменитый. Зовут Каламет. И эта статуя когда-то была живой. Дышала, пела и играла. Вы видите, стратег. Видите и ощущаете, да? Её душа, её тень всё ещё внутри! Но она не страдает. Не плачет, не стенает. Я слышу её тихую мелодию, от которой кажется, будто красавица вот-вот оживёт и заключит тебя в объятиях. Но это обман. Хотя не обман. Искусство! Она мертва. Мертва тысячу лет. И всё ещё здесь.