Ага. Значит я вижу жертву местной Горгоны Медузы, зеркалом которой сейчас активно пользуюсь. Интересно, каким образом статуя оказалась здесь? Жрецы ее на гаражной распродаже купили? Однако красиво жить не запретишь и красиво проклинать тоже. Таблички с медных сменились на серебряные или даже золотые.
«Против семьдесят шестого архонта Сахета Имрехтепа за его глупость, скупость, за обман в торговле шелком и недостойное поведение в отношении союзных сенаторов из семей Камилл, Сандис и Домин».
Далее шёл список проклинающих, в который я подробно не вчитывался. Однако интересно, что жрецы Канртега применили к одному из своих магические санкции за недостойное поведение в отношении сенаторов Республики. Выходит дипломатические связи двух держав были весьма крепки.
— Канртег и Республика. — задумчиво произнес Расет. — Две противоположности. Такими они вошли в нашу память. Непримиримые враги. Но мало кто помнит, что были в той истории и страницы дружбы. — усмехнулся старик. — Да, да. Все лишнее всегда вычищают из памяти. Доброе — злое. Белое — чёрное. Так лучше. Так проще. Кому? Им.
Им? Рептилоидам что ли? И сюда добрались, ироды проклятые. Как будто падения Гипербореи им было мало. Ничего. Справимся. А Расету бы передачи на телеканале РЕН вести.
Отряд следовал дальше по этому великолепному музею амбиций, зависти и подлости. Нередки были случаи, когда двое жрецов проклинали третьего, а потом третий в союзе с первым проклинал второго. Три галереи расширились до пяти. Требовалось больше пространства, чтобы вместить всю злобу города кровавых алтарей.
— На постаменте футляр. — напевал Расет. — В футляре склянка, в склянке кровь, в крови мысль, в мысли яд.
Двести какой-то год от Изъятия, триста какой-то год от Изъятия. Где-то в центре все галереи вдруг объединились, образуя широкую, спиралевидную площадь. Сорок медных минотавров охраняли ее. Сорок золоченых секир поднимались к далекому потолку. В центре же стояла огромная… Даже не знаю как это назвать. Не урна и не ваза, а целое небольшое строение. Внутри поместятся три человека. На полу перед этим каменными яйцом лежала медная табличка, куда серебром залили буквы.
«Против сто тридцать пятого архонта Ксигона Тарамаха. За его жадность, подлость, бесконечный обман, за предательство интересов Города и своей семьи, царские амбиции, несправедливое распределение даров, трижды сорванные брачные договоренности с семьями Убур и Маргидонгор, за благосклонность к инородцам и позорное соглашение с царем Мелика».
А дальше шел список из примерно двухсот имен проклинающих. Кажется, архонт Ксигон умудрился порядком достать общественность Канртега. Ему объявили магический импичмент. Интересно, выжил ли он после такого количества колдовских дизлайков?
— Когда кто-то становился слишком силен, то все объединялись и низвергали его с пьедестала в грязь. Быть лучшим не всегда хорошо. — произнес Расет, глядя на табличку.
'Ждёт, когда я крикну, выплесну боль
И станет моим проклятьем вечный город
Здесь меня никто не слышит
Деньги, кровь, гордыня и спесь
Держат на себе величье этих стен
Не поможет стать им выше
Слов и судеб адская смесь
И стремленье вверх во имя перемен
Властью и тщеславьем ты опьянён
В прошлом и грядущем — непрощённый'.
Не так часто я уже вспоминаю музыку своего родного мира, но песня Кипелова про Вавилон сама всплывает из глубин прошлого, когда я вижу эти торжественные залы.
Отряд миновал площадь, снова прокладывая путь сквозь галереи, но их теперь не пять, а уже семь. С каждым десятилетием после Изъятия Канртегцы проклинали друг друга чаще.
— Весь наш мир есть путь от большего к меньшему. — уверил Расет. — Но меньшее всегда пытается стать больше. Сие два противоположных направления судеб. Большее умерло, оставив меньшее. Но меньшее захотело стать большим. Изъятие. Из-Я-Ти-Е! — безумный старик громко выкрикнул каждый слог и залился смехом.
Затем он подскочил к одной и гравюр, где шесть фигур жрецов стояли около трещины в земле.
— Вот! Вот! — старик тыкал уродливым ногтем в пыльные камни. — Я знал, что здесь будет рисунок. Жрецы. Мы все называем верхушку Канртега жрецами. Но кому они молились? В честь кого обливали кровью алтари? Ммм… Ну? Я отвечу. Только в честь себя самих. Меньшего, пытающегося стать большим, но мельчающего с каждым новым поколением. Изъятие. Только не реликвий из храма, а костей из земли. Титаны сгинули, исчезли, уснули, но их кости все еще лежат в основе мира. Канртегцы постигли их. Нашли самые свежие и доступные из могил. Раньше они поклонялись титанам. Потом попытались стать ими. Они замешали их кости в свою кровь. Проникли в суть переплетения, сплетения, опутывания… Слова, слова разбегаются из головы старого Расета. Слишком важные вещи он пытается рассказать.
Так. Ну в целом понятно. Темные жрецы Канртега взяли свою силу от вымерших титанов. А Расет продолжал вещать:
— Ритуалы, имена, воззвания — лишь инструменты, чтобы расшевелить кости в глубине земли. Чтобы древние тени колыхнулись. Так творилась магия жрецов.
Хорошо. С этим понятно.
«Пусть теперь расскажет про проклятье. Что оно такое? Гнев титанов? Злоба мертвых, принесенных в жертву?»
Гинд передал мои слова.
— Ни первое, ни второе. — ответил старик. — Третье. Это оружие. Проклятье способно не просто губить людей и сводить их с ума. Главное его свойство — поглощать и ослаблять любую магию. Именно с помощью него Республика завоевала победу. Каждый год проклятье достигает пика активности. Это называется день без дня. Черный туман поднимается из шахт и Разлома, заполняя город. Все, кто остался на улице — обречены. Люди прячутся. Задраивают каждую щелочку в домах. Забивают окна. Каждый год одно и тоже. Примерно в один день. Смещение всплеска иногда происходило, но не выходило за рамки недели. Все можно было легко предсказать. Однако не так давно цикл дал сбой. День без дня один раз случился сильно далеко от обычной даты. Много погибло. Все были напуганы. И эта катастрофа… — старик тихонько захихикал, словно ребёнок, случайно узнавший важный секрет взрослых. — Эта катастрофа! Она совпала с другим событием. Тогда в городе находился некто по имени Антавий Карр. Знаете такого?
Знаем.
— Теперь идем дальше…
Старик принялся судорожно метаться вдоль стен галереи, наверное в поисках чего-то.
— Я уверен, здесь будет этот сюжет. Канртегцы не так много сюжетов возвеличивали. — бубнил он, размахивая фонарем туда-сюда. — Камни города хранят чары? Да. Конечно. Но эти чары не проклятие. Не то проклятие. Чары защищают. Держат город. Идет борьба. Постоянная борьба между проклятием и защитными чарами древних. Кто победит? Победит ли кто-нибудь вообще? А! Вот! Вот оно!
Старик тыкал фонарем в барельеф, выбитый на большой серебряной пластине. Местами ювелир добавил золота и камней, чтобы подчеркнуть важные детали.
— Цикл возрождения и смерти. — объявил Расет.
Барельеф изображал трех мифологических существ или же… Одно существо в трех состояния. Гигантский труп морского змея с торчащими ребрами лежит на берегу острова. Прямо как в яномейской легенде. Затем по центру барельефа огромное чудовище среди волн. Теперь у него есть руки, щупальца, рогатая голова дракона. Оно держит на ладони крошечный корабль. И третий образ. Чудовище распадается на части, которые в море вылавливают канртегские жрецы.
— Цикл жизни и смерти. Умирающий, но возрождающийся бог. Какой? Они не называют имени. Канртегцы любили тайны. Изъятие не единственная из них. О да! Они любили изъясняться аллегорически. Скрывать сложную правду за простотой мифа. Но этот сюжет слишком подчеркнуто важен, чтобы быть просто легендой. Титаны ушли, титаны уснули, но кости их шевелятся. Может ли один из них ненадолго возвращаться в мир, подчиняясь некому циклу? Морское божество. Приливы и отливы. Жрецы Канртега забрали его части. Поглотили, присвоили, купили или украли. Но жрецов нет. Город пал. Город — лишь руины. Но один из покоренных титанов снова пытается вернуться. Восстать над морской пучиной и забрать из проклятого города все когда-то утраченное.
Ну офигеть. Здец.
«Гинд, спроси у него, есть лишь какие-то способы победить, укротить или хотя бы не пустить эту хрень в город».
Ладно. Рано сдаваться. В конце концов Сидониус прикончил Сердце. Но Сердце… Сердце изначально не умело воскрешать последователей и смещать водовороты. А это наш противник делает это в полуживом состоянии. На что же он будет способен, когда на время воплотится? Хм. Теперь ясно, почему Гастос не сильно скорбит о своих потерях.
Гинд задал мой вопрос колдуну.
— Победить? Укротить? — удивился он. — Надо быть кем-нибудь наподобие Азарда и сгинувших жрецов Канртега. Простое подавление… Едва ли поможет.
Мдэ. И как нам готовиться к визиту такой твари в город. Что-то подсказывает, рассыпанного чеснока и баррикад будет недостаточно. Пора вызывать Нэл? Только успеет ли она помочь?
— Но не волнуйтесь, стратег. — с улыбкой произнес старик. — По некоторым признакам я давно ожидал, что в Канртеге снова произойдет беда. Приближение вашего флота и слухи про Гастоса стали последней каплей. Десять недель назад… Или девять? Не важно. Я посылал весть магам Витенагемота. Они, в кои то веки, верно оценили серьезность ситуации. Скоро сюда прибудет Рене Рег Лания. Она обещала со всем и со всеми разобраться.
Главарь Ножей, помешанная на поисках древних реликвий? А у нее сил то хватит? И насколько она вообще адекватна? До этого я слышал о Рене Лании в основном байки про ее лихость и безумие.
— Не волнуйтесь, стратег. — еще раз повторил Расет. — Все случится…
А вот как оно все случится рассказать колдун не успел. Его голос утонул в грохоте взрыва.
Глава 29
Смерть и золото
Огненный взрыв разорвал мрак за спинами отряда. Блеснуло в пламенном зареве древнее золото Ониксового Зала. Гром эхом прокатился по галереям, оглушая людей. А вслед за этим странное зрелище открылось моему стратегическому взору. Несколько футляров для филактерий оказались полностью уничтожены. Ударная волна сорвала серебряные цилиндры, расколола алебастровые вазы, но совершенно не повредила хрупкие стеклянные сосуды, в них заключенные. Свет вокруг филактерий становился тусклым. Лучи фонарей словно избегали их. Внутри каждого сосуда была заключена непроглядная темнота.