— Идти на уступки чудовищу?
— Думаю, ради победы над более опасным врагом, можно пойти на уступки. Я был в Шадде. Я сражался там вместе с Карром. Враг упорен. Гремят битвы с десятками тысяч воинов с каждой стороны, но границы почти не меняются. Силы слишком равны. Каждая мелочь может изменить ход событий. И терять море нам совсем нельзя. Если Мирканто окажется опасна для людей, то пусть с ней разбирается Азард. Одолел мать и с дочерью должен сладить. Меня же интересует победа над Шаддом.
Сагион нахмурился. На его суровом лице отражалась внутренняя борьба. Однако по факту он не желал отдавать клинок… просто из вредности и презрения к монстрам. Еще один упертый дед старой закалки. Как будто одного Карра мне было мало.
— Проклятье, ладно… — сквозь зубы процедил древний стратег. — Здесь на дне клинок пользы не приносит. Ради Рега я отдал годы жизни, литры крови и сундуки золота. Могу ли теперь пожалеть одну безделушку? Забирай его. Только не касайся лезвия иначе ничто на свете тебя не спасет.
— Хорошо. Я благодарю вас от имени всех достойных потомков Рега.
— Не нужно, — отмахнулся Сагион. — Отблагодарить меня стоит делами, а не словами. Карр рассказал, насколько изменился Рег. Империя, — с презрением произнес стратег. — Заветы забыты. Сенаторы якшаются с демонами и колдунами. Орел лишился одного из крыльев. Ты понимаешь, о чем я?
— Одного из крыльев?
— Да. Два крыла орла-воителя. Два лика войны. Клепсида и Забытый. Дева и Старик. Ты обладаешь лишь половиной силы. Холодом разума, но не огнем сердца. Без силы Старика мы никогда не победили бы Канртег. Ночная Хранительница — Гетиона дает нашим героям возможность бороться с вражескими чарами. Карр сказал, что вы сейчас завете это подавлением. Хорошее слово. Магию стоит давить. Только вот герой может применять такую силу лишь рядом с собой. Его возможности ограничены. Но стратег, постигший Пути Старика, способен объединять в себе подавление всех воинов своей армии. Концентрировать его. Не просто подавлять магию, а обращать ее против колдунов. Так я убивал архонтов Канртега. Их собственная темная кровь, пропитанная силой титанов, вскипела и погубила проклятый род жрецов-поработителей. Но и они успели добраться до меня. Впрочем, ты это знаешь. Море поглотило нас, но бой не окончен.
Так… Кажется, я начинаю понимать, какой силой обладает Карр, и чем он отбивался от демонов-убийц Сената.
— Сила Старика велика, — продолжал рассказ Сагион. — Она позволяет внушить людям храбрость, лучше понимать их, поддерживать и защищать их души от проклятий, бороться с магией. Холодный разум и пылающее сердце — таков должен быть идеальный стратег. Но подлецы скрыли это. Очернили второго Бога войны. Сделали Старика Забытым. Все, чтобы легче удерживать свою власть. Обжираться и вечно пировать.
Ясно. Если обладающий подобной силой стратег развивал её до уровня Карра или Сагиона, то само его существование полностью уничтожает баланс внутри Империи. Он может легко начать войну с целью узурпировать власть, а потом править единолично, не считаясь с интересами Сената или торговых элит. От этой силы решили отказаться. Могуществу, которое когда-то спасло Республику, не нашлось места в Империи. Два взаимодополняющих лика войны решено было разделить на добро и зло. Так проще. Так легче контролировать стратегов и их войска. Силу Забытого в Империи променяли на сделку с демонами-убийцами.
— Дева и Старик, — задумчиво произнес Сагион, хмуря седые брови. — В каждом из них есть доброе и злое. Как Старик разжигает войны из ярости и жажды славы, так и Дева начинает битвы ради амбиций и выгоды. Такова истина. И яростное сердце, и холодный рассудок лишены жалости.
Тут спорить не буду. Особенно, вспоминая речь Сандиса о сущности дара Клепсиды. Имперским жрецам выгодно описывать ее доброй и милосердной богиней, которая старается избегать лишних жертв. Однако правда в том, что любая жертва рациональна, если на другой чаше весов достаточно ценный приз. Разум — это клинок, который остается острым лишь будучи обжигающе холодным. Привязанности размягчают. Имеются повод и выгода — действуй, не жалея о побочном ущербе.
— Даже у грозного Старика есть добродетели. Смелость, доблесть, преданность, возмездие злодеям, — добавил Сагион. — Но мои жалкие потомки отвергли их. Превратили наши легионы в однокрылого орла. Оттого и поражения в Шадде.
— Но есть способ вернуть эту силу? Я могу ее обрести?
— Конечно. Ты уже на пути к ней, раз берешь в руки меч и не боишься встать рядом с солдатами. Дар Девы приходит сам. Он ищет подходящие добродетели. Дар Старика заслужить одновременно проще и сложнее. Повторяй за мной. Готов?
— Да.
— Своей кровью и жизнью, своей доблестью и грядущей славой, я клянусь отправить на пир Отца Войны сотню вестников. Каждого из них я уважу честным поединком. У каждого из них будет шанс, но победа достанется мне. Если клятва будет выполнена, то пускай ветер принесет мне имя Отца Войны. Если клятва будет выполнена, то я уже не отступлю с его пути. Сказано и будет сделано.
Я повторил все слово в слово, чувствуя, как мое призрачное тело пробирают мурашки. Там наверху мне ещё многое предстоит сделать. Если я правильно понял клятву — победить в бою и убить сотню врагов. Такова цена второго крыла Дара стратега.
— Вот и все, — усмехнулся Сагион. — Просто, но непросто. Если сдюжишь сотню врагов, то Старик может взглянуть на тебя одним глазком. Не обязательно выбирать самых сильных. Главное, чтобы они представляли для тебя угрозу. Нужен бой, а не убийство. И, кстати, про убийства. Бери.
Сагион взял со стола и протянул мне короткий меч, держа его за лезвие.
— Это он? — спросил я.
— Он самый. Я могу держать его за клинок. Меня Мирканто уже не заберет. Но ты касайся только рукоятки.
Я принял меч. Легкий. Клинок не из металла, а из чего-то наподобие кости, однако лезвие тоньше, чем даже у железного гладиуса. Рукоять же казалась невероятно холодной. Её темный металл без украшений будто вытягивал силы.
— Двумя великими артефактами я разжился, — усмехнулся Сагион. — Один отдал Карру, другой Михаиру Лиардиану. Как ты вообще попал в это семейство? Женился?
— Усыновили.
— Это правильно.
— А какой артефакт получил Карр?
— Сам скажет, если захочет. А тебе пора. Время здесь идет иначе. Наверху скоро уже рассвет. Это будет спокойное утро. Я не прекращу сражение, но возьму небольшую передышку. Пусть твои люди спокойно проснутся и залечат раны. Бывай, Михаир Лиардиан. Сражайся во славу Рега.
И прежде, чем я успел ещё что-то спросить, все вокруг завертелось. Призрачный лагерь исчез. Я снова оказался под водой. Течение вынесло меня наверх, позволив вдохнуть живительного кислорода. А дальше… вмешалась Мирканто. Ноцию и Гинду не пришлось меня вылавливать. Обошлось без их участия. Бледно-золотой туман закружил меня, а течение понесло прочь. Главное — сейчас не порезаться о чертов клинок. Очень глупая будет смерть. Поэтому я старался держать зуб Мирканто как можно дальше от своего бренного тела. Клинок без сопротивления рассекал водную гладь, словно в его тончайшем лезвии не больше одной молекулы.
Течение и туман вынесли меня на площадку башни почти затопленного дворца. Там меня ждала интересная компания. Мирканто-Лания, несколько сирен, сидящих у самой воды и Гастос Тарквидий Младший.
— От судьбы не уйти, стратег, — усмехнулся пират. — И даже не уплыть. Так что там внизу?
— Не твое собачье дело, — со всей возможной деликатностью ответил я, поднимаясь из воды на каменную площадку башни.
Гастос был в только широких штанах и поясе, на котором висел длинный кинжал. Я же остался в одном белье. Однако холодно не было. От Мирканто исходила некая энергия, дающая мне силу и тепло.
— Не очень-то разумно ссориться с будущим богом смерти, — мрачно ответил Гастос.
— Скорее с несбывшимся богом, — хрипло усмехнулась Лания. — Ты вдоволь попользовался моей силой, человек. Азард и Лавертия мне это ещё припомнят. Но я не требую с тебя возврата долга. Иди своей дорогой.
На лицо Гастоса было любо-дорого смотреть. За пару мгновений сменилось несколько разных выражений от гнева и удивления до обиды. Но пират таки взял себя в руки. Он улыбнулся, глядя в сторону Мирканто.
— Постой. Я же твой избранный. Лучший убийца Бога убийц.
— Правда убиваешь ты в основном своих людей и случайно подвернувшийся мирняк, — усмехнулся я. — Ты был избран как разменная монета. Твоя жизнь на клинок. Клинок я принес.
— Ладно. Ладно, — прошипел Гастос, потянувшись к оружию. — Решим все по старому. Ты ведь этого от нас хочешь? — обратился он к Мирканто. — Старое доброе кровопролитие в твою честь.
— Я только за. Мне тут сказали в бою сотню врагов прикончить. Пора открыть счет.
И я двинулся на пирата, вытянув перед собой зуб-клинок. Мое оружие было длиннее, легче и быстрее. Но самая главная разница была в настрое. Гастос похоже отвык рисковать. Он уже грезил себя неуязвимым богом, но тут его снова заставили бросить драгоценную жизнь на чашу весов безжалостной судьбы. Пират рванул свой клинок, а лицо его перекосило от гнева. Думаю, злился он не столько на меня, сколько на свои неудачи. Дважды у Гастоса был шанс победить. Когда разверзлась Пасть Таргара он мог захватить меня. Затем, если бы сберег в городе войска, то раздавил бы нас числом. Но слишком рано он ощутил себя богом.
Враг с остервенением бросился на меня, держа клинок на вытянутой руке. Провокация. Но я попытался ударить его в запястье. Он хотел отдернуть руку и контратаковать, однако недооценил скорость зуба. Воздух легендарное оружие рассекало также легко, как воду. Крошечная капля крови упала на древние камни. Я лишь порезал врагу запястье, но этого было достаточно. Смертельные чары, заложенные самой Неридией для убийства Эагиса, мгновенно уничтожили сметного, желавшего стать богом. Глаза Гастоса опустели. Лицо обратилось оскаленной маской. Он рухнул на камни.
«Ваш уровень повышен. Ваш уровень повышен».