Без раздумий и еще толком не проснувшись, я бросилась к окну. Снег продолжал идти, и снаружи Висто целиком укрылся плотным белым одеялом.
Пока я моргала, что-то твердое снова стукнуло в стекло прямо передо мной: тот же самый звук.
Я открыла окно и всмотрелась в темноту.
— Кто здесь? — хриплым шепотом окликнула я.
— Это Карл, Флавия. Карл Пендрака. Помнишь меня?
Разумеется, я его помнила!
Хотя особых шансов на то, что он станет моим зятем, не было, я всегда питала слабость к Карлу Пендраке, очередному бывшему ухажеру Фели. В конце концов, именно Карл однажды рассказал мне, как во время плавания по Миссури он нырнул под заброшенный пирс и оказался лицом к лицу с раздувшимся утопленником. Как я могла его забыть?
«Забавно, я знал этого типа, — рассказывал мне Карл. — Его звали Бобби Райбек, и мы с ним ходили в одну школу. Он учился на год старше — в восьмом классе. Я его узнал, хотя он раздулся и посинел».
Именно во время обмена крохами такой бесценной информации и рождается настоящая дружба.
Тем временем Карл утомился ждать ответа. Через секунду он взобрался по стене наверх, цепляясь за сухие виноградные побеги.
— Ой, что это, док? — спросил он, сморщив нос и фыркая. Перебросил ноги через подоконник и оказался в комнате.
Карл был американцем, что было заметно по его манере общаться. Я ответила ему улыбкой.
В армейской шинели и огромных сапогах он напоминал мохнатую гусеницу из мультфильма.
— Как поживает твоя сестра… как бишь ее зовут?
— Офелия, — ответила я. — Фели. Как тебе известно, поживает она прекрасно. Помолвлена, благодарю за поздравления.
— Я слышал об этом, — заметил Карл. — И еще слышал, что она сказала своему немецкому пилоту «капут».
В сочетании с болтливыми сплетницами Бишоп-Лейси сарафанное радио военно-воздушной базы в Литкоте работало на ура — быстрее и точнее, чем высококвалифицированная разведка. По крайней мере, так говорил Альф, муж миссис Мюллет.
— Мне неизвестно. Я была в отъезде.
— Хо-хо, — сказал Карл. — Я в курсе. В Канаде. Стране гагар и сучковатых сосен.
Для предполагаемого потомка короля Артура Карл был на удивление туповат.
— Зачем ты бродишь здесь в неурочный час? Я же могла позвонить в полицию.
— В надежде хотя бы мельком узреть возлюбленную, — ответил Карл, и от его честности у меня сжалось сердце. — Я заметил, что у тебя горит свет, понял, что ты дома, и знал, что ты меня впустишь. Как думаешь, она согласится увидеться со мной?
— Сейчас глухая ночь, Карл, — сказала я. — Тебе нельзя здесь оставаться. Кроме того, твоя возлюбленная крепко спит в своей постели и храпит вовсю. Она намазала лицо черепаховым жиром, губы — вазелином и спрятала волосы под колпак. Сейчас она не первая красавица на деревне.
— Мне наплевать, — объявил Карл. — Если у меня есть хотя бы крошечный шанс, так только сейчас, пока они с «гансом»…
— Его зовут Дитер, — перебила я. — Дитер Шранц. Ты знаешь, он до неприличия хорош собою. — Не смогла удержаться, чтобы не подразнить его.
— Я знаю, — вздохнул Карл. — Как скандинавский бог.
— Вот что я тебе скажу, — продолжила я. — Давай заключим сделку. Ты узнаешь все, что сможешь, о человеке по фамилии Сэмбридж, а я устрою тебе рандеву.
— Что?
— Рандеву. Свидание. Знаешь, как у Джорджетт Хейер. Тайную встречу любовников.
Я сразу же поняла, что правильно выбрала слова.
Глаза Карла зажглись неистовым огнем. Он схватил меня за руку и несколько раз сильно сжал.
— Идет! — воскликнул он. — Идет! Ну, теперь говори, кто он, этот Стэнфилд, о котором я должен узнать?
— Сэмбридж, — поправила я. — Он живет в Торнфильд-Чейзе рядом с Ист-Финчингом. Он резчик по дереву.
— Лишняя информация, — сказал Карл. — Я попрошу моего друга Мордекая. Он работает в Интеллидженс. Например, ты хочешь узнать, что сегодня утром король ел на обед? Спроси Мордекая. Хочешь знать, сколько канцлер казначейства должен своему банкиру? Спроси Мордекая. На кого поставить на скачках?
— Спроси Мордекая, — ухмыльнулась я. — И раз уж ты все равно к нему обратишься, спроси, пожалуйста, кто выиграл в ирландскую лотерею в прошлом году?
— Лошадь или владелец билета?
— То и другое, — ответила я. — Если он сможет.
Карл фыркнул.
— Предоставь это мне. Посмотрим, что я смогу сделать.
Он поднес указательный палец к губам, сделал такой жест, словно поправлял воображаемую кобуру, и протяжно сказал:
— Окей, пожалуй, пришло время мне сматывать удочки.
Секунду спустя за окном хрустнули ветки под его весом.
Убедившись, что Карл ушел, я закрыла окно. Найдя карандаш и клочок бумаги, я нацарапала записку.
Дорогой Доггер,
Я уехала в Лондон к старому другу. Не беспокойся.
И подписалась:
С наилучшими пожеланиями,
Я на цыпочках прошла по спящему дому и приколола записку к двери его спальни.
Он прочтет ее, когда я буду уже далеко.
Спустившись в библиотеку, я заглянула в «Справочник железных дорог от А до Я». Первый поезд отправляется из Доддингсли в 7:03. Если я поставлю рекорд скорости, то успею на него и вернусь домой к вечернему визиту в больницу.
Разумеется, я не приняла во внимание снег. К счастью, он был сухим и пушистым, поэтому переднее колесо «Глэдис» входило в него, словно нож в масло. Преимущество ранних путешествий заключается в том, что перед тобой открыты все пути.
Я глубоко вдыхала холодный воздух, мечтая, чтобы дорога скорее закончилась, и молясь, чтобы мы с «Глэдис» не разбились в конце какого-нибудь длинного спуска.
Хотя рассветет не раньше, чем через час, я задумалась о том, как я выгляжу в глазах потенциального наблюдателя. Гипотетические фермеры и их гипотетические жены встают очень рано, поэтому я представляла себе, как они выглядывают из окон своих гипотетических кухонь и видят призрачный силуэт девочки в черном пальто на черном велосипеде, несущийся по белому зимнему пейзажу. Картина, достойная холста Уистлера[11].
Этот холст назовут «Флавия-велосипедистка». Или «Скачки снежной королевы».
Интересно, они бы задумались о том, кто я и куда несусь? Было бы им любопытно?
На полпути к Доддингсли мы наткнулись на колею, проложенную каким-то ранним транспортом, и дальше поехали по ней. Следуя за ребристыми следами шин, мы вздрагивали и подпрыгивали всю дорогу до вокзала.
С верхушки последнего холма я увидела на перроне пыхтящий поезд. Клубы дыма закрывали первые вагоны. Начальник станции уже отходил в сторону переезда.
Послышался резкий свисток. Поезд отходит!
Я в ужасе наблюдала, как состав тронулся с места.
— Нет! Стойте! Подождите! — завопила я, но для слов было уже слишком поздно.
Я резко повернула руль «Глэдис» и направила ее в крутой узкий овраг, спускавшийся прямо к железнодорожным путям.
С треском мы неслись по снегу и грязи, жутко скользя и раскачиваясь из стороны в сторону. Мы спустились к обрыву, перескочили через канаву и резко остановились, оказавшись в конце платформы. Поезд, пыхтя, как дракон, набирал скорость. И двигался прямо на нас.
Я закрыла глаза и ждала конца.
Удивительно, как замедляется время в ожидании неминуемой гибели и какие мысли приходят на ум в столь прискорбных обстоятельствах.
Не далее чем прошлым летом в Доддингсли я стала свидетельницей гибели незнакомца под колесами поезда. И именно здесь много лет назад нашла свой трагический конец маленькая дочь Ричардсонов. А сейчас, кажется, у Синтии появится новый повод для траура.
Послышались леденящий душу скрип стали о стали и оглушающий выхлоп пара. Мое лицо внезапно стало горячим и влажным.
Я не осмеливалась пошевелить ни единым мускулом.
А потом звуки голосов: громких сердитых человеческих голосов. До моих невинных ушей донеслись кое-какие неподобающие слова.
Я жива!
Открыла глаза.
Я стояла в клубящемся дыме, так близко к локомотиву, что могла бы дотронуться до него. Но не стала.
Инстинкт уберег меня.
Я подняла «Глэдис» и прошагала мимо машиниста и кочегара, выбравшихся из кабины и подошедших ко мне, сжимая кулаки. Их лица покраснели от гнева.
Я затащила «Глэдис» на платформу, прислонила ее к кирпичной стене, успокаивающе похлопала по сиденью и прогулочным шагом направилась к поезду. Сторож и начальник станции стояли плечом к плечу с открытыми ртами. Я продефилировала мимо них, представляя, что я — тетушка Миллисент.
— Поехали, — сказала я, войдя в ближайший вагон и заняв место.
7
Когда мы прибыли в Лондон, занимался серый хмурый рассвет. На вокзале было шумнее обычного. Я медленно, стараясь не привлекать внимания, внедрилась в группу толкающихся школьников. Хо-хо! Притворюсь чьей-то сестрой, как будто я пришла встретить неряшливого братца, приехавшего на каникулы.
Медузообразной массой мы поползли к выходу.
На улице у тротуара стояло черное такси.
— Куда? — спросил водитель и жутко поморщился, затягиваясь сигаретой. — В Букингемский дворец?
Я деловито уселась на заднее сиденье.
— Бедфорд-сквер, — был мой ответ.
— Дом?
— Семь, — сказала я, поскольку это была первая пришедшая мне на ум цифра и поскольку я предположила, что на любой площади в Лондоне наверняка должен быть дом номер семь. Намного большее число может выдать мое относительное незнание географии Лондона.
— Хорошо. — И такси тронулось.
Я не одобряю утреннюю болтовню даже в тех, кого знаю и люблю. Обычно это признак небрежного ума, которому не следует потакать.
Не успела я опомниться, как мы достигли места назначения. Я расплатилась с таксистом, отвернулась и быстро направилась к дому семь, делая вид, что копаюсь в кармане в поисках ключей. Судя по именам на табличках, тут живут сплошные архитекторы.
Дождавшись, когда такси отъедет, я направилась на поиски нужного мне адреса. Нумерация начиналась на восточной стороне площади и продолжалась на север, а затем на запад.