Борли кивнул.
— Он держится как можно дальше от публики, — объяснил он. — На самом деле он болезненно, наверное, даже патологически застенчив.
— Полагаю, он может себе это позволить, — заметила я. — Ему не надо работать.
— О, я бы так не сказал, — возразил Борли. — Он посвящает свое время кошачьему приюту в Глостершире, построенному на собственные деньги.
— Я бы с удовольствием с ним познакомилась, — честно сказала я.
— К сожалению, не могу в этом помочь, — сказал Борли. — Конфиденциальность и все такое.
Я не смогла скрыть разочарование.
— Хотя у меня есть кое-что другое, — добавил он. — Вдруг вам пригодится. Я обнаружил это в ящике стола Луизы, когда мы делали уборку.
Он покопался в папке и извлек испачканную бумажную вырезку.
КРИСПИАН КРАМПЕТ ПРИВЕЧАЕТ КОТОВ! — гласил заголовок.
— Не самый изысканный заголовок, — сказал Борли, — но чего ждать в наше время?
На фотографии был сухощавый мужчина с преждевременно поседевшими волосами и в очках с очень толстыми стеклами. На руках он держал упитанную пеструю кошку. Он так ссутулился, что напоминал комичный зонтик.
Вся статья была посвящена тому, что Хилари Инчболд («бывший Криспиан Крампет») отказался отвечать на любые вопросы, не имеющие отношения к его кошачьему приюту.
Я уже видела это лицо. Любопытно, дело в том, что он очень похож на своего знаменитого отца? Может быть, но, с другой стороны, этот робкий парень на фотографии совершенно не выглядел человеком, знающим, что он хочет и как этого добиться, в отличие от отца. Скорее он выглядел так, будто уже давно болен.
— Луиза Конгрив была знакома с мистером Инчболдом? Имею в виду, с Хилари Инчболдом.
— Да, конечно. Луиза до самой своей смерти была связующим звеном между нами и поместьем Инчболдов. Как я уже упоминал, Хилари крайне необщителен.
— А кто теперь ваше связующее звено? — откровенно спросила я. Но Фрэнк Борли, кажется, не возражал.
— Теперь это я. — Он засмеялся. — Но, как я уже сказал, а точнее, как сказал сэр Джон Фальстаф, скромность — главное достоинство, хотя сейчас мы так не считаем, верно?
Мне всегда нравилось общество людей, которые дают вам понять, что они считают вас сведущими. Хотя это природный дар, я пытаюсь выработать его в себе.
— Точно! — сказала я, постучав пальцем по губам. — Жесткая верхняя губа и все такое.
Фрэнк Борли скопировал мой жест, и на секунду мы стали лучшими друзьями.
— Это мисс Конгрив опознала тело мистера Инчболда, верно?
Секунда, пока мы были друзьями, истекла. Борли долго смотрел на меня, перед тем как ответить.
— Да, — наконец сказал он. — Это вовсе не секрет. Все газеты писали. Боюсь, что не могу рассказать тебе ничего нового.
— Ладно, мне пора идти, — ответила я, вставая. — Благодарю вас. Вы очень помогли мне.
Конечно, я была разочарована, не узнав того, за чем пришла: как набор первых изданий Оливера Инчболда, в том числе книга с именем Карлы Шеррингтон-Кэмерон, оказался в спальне мертвого резчика по дереву.
Часы тикают. Остались считаные секунды. Это мой последний шанс.
И тут на меня снизошло озарение, как часто бывает в миг отчаяния.
— У Оливера Инчболда были еще какие-то интересы, помимо писательства? — произнесла я.
— Как странно, что ты спросила, — сказал Борли. — Только что в другой комнате мне попалось на глаза напоминание об этом.
И без объяснений он снова вышел, но через секунду вернулся с маленьким деревянным предметом и протянул его мне.
Сначала мне показалось, что это вырезанная из дерева обезьянка, но повертев эту штуку в руках и хорошенько рассмотрев со всех сторон, я увидела, что это маленькая пузатая горгулья. Пальцами она растягивала уголки пасти и высовывала язык, видимо, издавая непристойные звуки.
— Гротескно, не так ли? Он делал их для избранных друзей.
Меня охватило ощущение, которое я для себя определяю как льдом по сердцу. Больно и одновременно влажно. Иногда это не более чем несколько ледяных капель, а иногда — ушат воды, но это ощущение всегда сопровождается паникой, ужасом или неожиданным воспоминанием.
На этот раз оно пришло вместе с воспоминанием. В комнате, где нашел свою смерть мистер Сэмбридж, на прикроватном столике была такая же горгулья.
Оливер Инчболд был избранным другом мистера Сэмбриджа? Или родственником? Писатель вырезал эту маленькую темную горгулью в качестве подарка? Вот объяснение, откуда в доме мертвеца взялись первые издания книг о Криспиане Крампете.
— А вы тоже были избранным другом, мистер Борли?
Он уставился на меня с таким видом, будто внезапно у меня выросли три головы, а потом расхохотался.
— Господи, нет! — ответил он. — Я простой хранитель. Оливер Инчболд был задолго до меня.
— А это что? — спросила я, помахав уродливой статуэткой.
— Он вырезал ее для мисс Конгрив. Когда семья пришла за ее личными вещами, они просмотрели эту горгулью.
— После ее гибели, — добавила я.
— Да. После того, как она умерла.
— Еще что-нибудь интересное? — спросила я. — Хочу знать как можно больше, перед тем как начну писать.
Он бросил на меня скептический взгляд. Наверное, так святой Петр смотрит на новоприбывших к воротам рая.
— На самом деле да. Кресло, в котором ты сидишь. Он его сделал.
Я внимательно посмотрела на кресло, которое ошибочно отнесла к чиппендейлу периода поздней королевы Анны. Я не заметила резные лозы.
— Еще больше горгулий, — сказала я. Теперь я обратила внимание на морды маленьких чудовищ, являющиеся частью резной решетки в спинке кресла.
— Он подарил эту статуэтку мисс Конгрив по какому-то особому поводу?
— Ну… — протянул Фрэнк Борли. — Помимо того, что они были наилучшими друзьями…
Он многозначительно умолк, и его мысль повисла в воздухе, словно труп на виселице.
«Наилучшие друзья» — это словосочетание, которое мне знакомо.
Однажды, пролистав «Госпожу Бовари», я спросила Доггера, что имел в виду Флобер, когда сказал, что мадам отдалась Родольфу, господину в желтых перчатках и зеленом бархатном пальто.
«Он имел в виду, — сказал мне тогда Доггер, — что они стали лучшими друзьями. Наилучшими друзьями».
Вот оно что. Еще одно доказательство, что Карла говорила правду: ее тетушка Лу, Луиза Конгрив, была близко знакома с Оливером Инчболдом.
— Вы мне очень помогли, мистер Борли, — сказала я. — Обязательно вынесу вам благодарность в моей книге.
— Нет необходимости. — Он покачал головой. — На самом деле я бы предпочел анонимность; хочу остаться одним из тех невоспетых героев, которые помогают истории продолжать свой ход. Так и поступим, ладно?
Я протянула ладонь, и мы обменялись рукопожатием.
— Ты мне нравишься, Флавия де Люс. Надеюсь, я буду первым, кому ты предложишь рукопись для публикации.
Он шутит? Трудно понять. Хотя выражение его лица было вполне серьезным.
Я повернулась, собираясь уходить.
— Флавия, — окликнул он, и я остановилась.
Он как будто сражался со своей совестью, как будто слова рвались наружу, а он пытается их удержать.
— Считается, что надо класть чайную ложку чаю на каждого человека и добавлять еще одну на чайник.
Не счесть, сколько раз миссис Мюллет повторяла это старинное правило: «Ложку для вас, ложку для меня и ложку на чайник».
Без этих заклинаний у чая будет другой вкус.
— Да? — сказала я, опасаясь нарушить охватившие его чары.
— Луиза была ведьмой, — произнес он. — Не говори, что это я тебе сказал. Я буду яростно отрицать.
Я не смогла скрыть изумление.
— Пусть это будет ложка на чайник.
8
Направляясь к Нью-Оксфорд-стрит, я лихорадочно размышляла. Почему Фрэнк Борли в самый последний момент решил сказать мне, что Луиза Конгрив — ведьма? Казалось, он был охвачен каким-то порывом или оказался под действием чар.
Может, тетушка Лу, почившая ведьма, управляет им из могилы? Или Фрэнк Борли сводит давние счеты?
Есть старая поговорка: «Убийство выйдет наружу». Даффи часто рычит ее в мой адрес, сопровождая злобным взглядом, если я отвлекаю ее от чтения. И это похоже на правду. Сколько убийц выдавали себя сами?
Убийство выйдет наружу — как выстреливает из тюбика зубная паста, если наступить на него ногой.
«Убийство, как пар от дыхания в холодный день, — подумала я, — выходит наружу».
С помощью пара этим заснеженным утром меня доставили в Лондон, и этот же пар вернет меня вечером домой. И это скрытое давление пара заставило Фрэнка Борли сболтнуть, что Луиза Конгрив — ведьма.
Все, что мне нужно, — узнать, кто поддал огня.
На Оксфорд-стрит были толпы радостных людей, пришедших за рождественскими покупками. Падающий снег и приглушенный свет низкого свинцового неба превращали улицу в загадочное подземное королевство, расположенное неизвестно где, и я бы не удивилась, если бы мне встретились Данте или Одиссей, бредущие по тротуару с конем-качалкой под мышкой.
Я легко нашла чайную «А.В.С.» и, стоя перед входом, с удовольствием подумала о том, что хлебобулочную компанию, которой принадлежат эти чайные, открыл не просто химик, а врач: некий доктор Доглиш. Он изобрел и запатентовал новый метод, благодаря которому тесто поднималось не под действием дрожжей, а с помощью инъекции углекислого газа — старого доброго СО2.
Я затрепетала от счастья, думая об этом.
Но мысль о хлебе также дала мне понять, что я изрядно проголодалась. Пока я вернусь в Букшоу и меня покормят, пройдет несколько часов.
Я сглотнула слюну, но есть захотелось еще сильнее.
Войдя, я сразу заметила миссис Баннерман. Она сидела в дальнем углу зала и наблюдала за входом.
Мне всегда казалось, что она не похожа на убийцу, даже оправданную. Это эльфийское личико как будто сошло со страниц Сесиль Мэри Баркер.
Она вскочила и обняла меня так, как будто и правда скучала. Вынуждена признаться, что я растерялась и стояла колода колодой.