— Миссис Баннерман… — вот и все, что я смогла выдавить.
— Давай кое-что проясним, — сказала она, шутливо дернув меня за нос. — Никакой миссис Баннерман больше нет. С этого момента есть только Милдред. Милдред и Флавия наслаждаются чашкой чаю в «А.В.С.», понятно?
— Да, миссис Баннерман, — сказала я. — О черт. Я имела в виду Милдред.
И мы обе засмеялись.
Я твердо уверена, что дурацкие моменты вроде этого меняют нас, и я уже чувствовала себя на дюйм выше.
— Шикарно выглядишь, — заметила я.
На ней был красный, сшитый на заказ костюм, белая блузка с рюшами, шляпка-бифитер в тон и веточка барбариса у горла.
— Это вискоза, — сказала Милдред. — Нитроцеллюлоза под другим названием. Я чувствую себя взрывоопасной. — И она улыбнулась, как школьница.
— Старый добрый пироксилин, — добавила я. — Илэр де Шардоне и так далее.
Я же опытный химик, я хорошо знакома с удивительной историей воспламеняющейся ткани.
— Отлично, Флавия. Я вижу, ты не растеряла свои знания по химии.
Кажется, я напыжилась от гордости, хотя в своем немодном пальто я скорее напоминала уличного музыканта, чем первоклассного ученого-химика.
Милдред отодвинула стул от стола и продемонстрировала свою ногу.
— Как думаешь, эти галоши сочетаются с моим костюмом? — спросила она и рассмеялась.
Но не хрустальным смехом-колокольчиком, которого можно было бы ожидать от столь нежного создания, а громким хохотом, отчего две величественные леди в жемчугах, изучавшие меню за соседним столиком, начали бросать на нас неодобрительные взгляды.
— Не оборачивайся, — сказала Милдред, — за нами наблюдают.
И засмеялась еще громче.
Мне стало интересно, что подумали бы эти две старые горгоны, если бы узнали, что Милдред зарабатывает себе на жизнь, изучая трупы. Они наверняка ели бы пирожные с меньшим достоинством, если бы я сказала им, что Милдред порекомендовала мне великий труд Меньина — «Живая природа на трупах»: захватывающее новаторское исследование питающихся трупами насекомых» — книгу, которую лучше всего читать за закрытыми, а то и запертыми дверями.
А сейчас мы с Милдред сидим за столиком «А.В.С.» на Оксфорд-стрит под носом у двух недовольных дам.
Я одарила их чрезвычайно приятной улыбкой из моего арсенала и слегка скосила глаза, совсем чуть-чуть, только чтобы намекнуть на какую-нибудь ужасную наследственную болезнь.
Это оказалось чересчур.
Пожилые леди встали и, задрав носы, выплыли из чайной. К несчастью, они забыли заплатить, поэтому за ними побежала заведующая, догнала их на заснеженной улице, и между дамами произошла оживленная перепалка с активной жестикуляцией, тыканием в воздух и размахиванием руками.
— Отличная работа, — одобрила Милдред, попивая чай.
Меня вдруг осенило, что изменилась не только я. Эта новая Милдред Баннерман тоже отличалась от женщины, которую я знала в Канаде. Такое впечатление, будто мы с ней поменялись местами.
Мне трудно было поверить, что я сижу напротив члена «Гнезда» — тайного, вернее, невидимого отдела разведывательной службы, главой которой, Егерем, является моя тетушка Фелисити.
Что касается Милдред, стало очевидно, что она может казаться, кем захочет. Я смогла подобрать только неуклюжее сравнение с хамелеоном: хамелеон в черных галошах и красном костюме.
— Как твои дела? — поинтересовалась она.
Прошло всего лишь несколько дней с тех пор, как мы виделись в последний раз, но я чувствовала, как ее внимательный взгляд прожигает меня насквозь. Это снова прежняя миссис Баннерман, которая беспокоится о моем благополучии.
— Неплохо, — ответила я. Несколько неловких секунд боролась со слезами. Я рассказала ей о болезни отца, а она сказала все, что полагается говорить в такие моменты. Что еще ей оставалось?
— Ты не должна винить себя, Флавия, — добавила она, и ее слова пронзили меня, как стрела. Откуда она знает мои сокровенные мысли?
Я сделала то, что всегда делаю, когда кто-то задевает меня за живое: сменила тему и вылила — именно вылила — на нее историю с мистером Сэмбриджем.
Я сразу почувствовала себя лучше. Если я не могу довериться миссис Баннерман, то кому?
— У тебя было много дел, — заметила она. — В это время года дни очень короткие. Тебе нужно возвращаться в Букшоу, я полагаю?
Я кивнула.
— Чем тебе помочь?
— Ничем, — вежливо ответила я и тут же пожалела о своих словах.
— Зачем же ты мне позвонила?
Она видит меня насквозь. Большинство людей я легко обведу вокруг пальца, но не Милдред.
— На самом деле, — призналась я, — мне бы не помешало заглянуть в газетные архивы.
— Британская библиотека в Колиндейле. — Она взглянула на часы. — Шляпы, пальто, побежали!
Через несколько минут мы уже спускались по бесконечной лестнице в метро на Гудж-стрит, откуда поезд доставит нас в Колиндейл.
— Газетный отдел, — сказала Милдред, протягивая карточку администратору. Скучающий мужчина не удостоил меня и взглядом, ткнув костлявым пальцем в сторону, хотя всем, кроме него, было очевидно, что Милдред знает дорогу.
Милдред заполнила нужные бланки, и мы уселись в ожидании, пока нам принесут газеты.
— Я помню, когда умер Инчболд, — сказала она. — Но мы начнем с последнего выпуска «Кто есть кто» и пойдем назад. Полагаю, Луиза Конгрив вряд ли попала в столь августейшую компанию, так что в этом случае придется поработать ногами.
— Оливер Инчболд был членом «Гнезда»? — спросила я, в ужасе от собственной смелости.
Милдред откинула голову и расхохоталась — не так громко, как в чайной, поскольку мы все-таки находимся в священном месте — библиотеке.
— Почему ты спрашиваешь? — поинтересовалась она.
— Потому что ты помнишь, когда он умер.
— Флавия! Ты же не имеешь в виду…
— Я просто подумала, — ответила я.
— Отвратительная мысль, надо сказать. Но пять баллов за внимательность. Но нет, ничего такого романтического. Кажется, я читала об этом в «Телеграф». Поскольку я читаю «Телеграф» только в поезде, а в поездах я езжу редко, я сразу же вспомнила, когда и даже где это было.
— Да? — завороженно спросила я. — Должно быть, ты была совсем юная. Оливер Инчболд умер много лет назад.
— Я была достаточно взрослой, — ответила она, и по тону я поняла, что это направление разговора зашло в тупик.
— Инчболд был шпионом? — поинтересовалась я.
— Я не в курсе, — сказала она. — Но мысль любопытная. Его до смерти заклевали чайки — в этом есть что-то от МИ5, не так ли?
— Мне тоже так показалось, — признала я.
— Нет, насколько мне известно, он был обычным английским литератором — садоводство, гольф…
«…девушки», — хотела добавить я, памятуя о тетушке Лу, но сдержалась.
— …и гренадин, — договорила она.
Я знала, что гренадин — это химическое производное из гранатового сока, часто использующееся для того, чтобы перебить запах джина. Наша соседка миссис Фостер частенько его употребляла, ее редко видели без стакана с этим напитком в руках. Однажды на теннисном корте я попыталась вовлечь ее в разговор о завораживающих камуфлирующих свойствах граната и о содержащихся в нем кислотах — капроновой, стеариновой, олеиновой и линоленовой, не говоря уже о большом количестве калия, но она оказалась слишком рассеянной.
В этот момент библиотекарша принесла заказанные Милдред газеты и пухлый почтовый справочник Лондона за 1948 год, который она плюхнула передо мной.
— Конгрив, — сказала Милдред. — Полагаю, ты найдешь ее на букву К.
Я нахально показала ей язык и открыла книгу, вознеся молитву святому Иерониму, покровителю библиотек и библиотекарей[13]. Как часто бывает с зачитанными книгами, словарь открылся именно на той странице, которая мне была нужна.
— Нашла! — объявила я. — Конгрив Луиза, Крэнвелл-Гарденс, 47, Кенсингтон, индекс СВ7. Она — единственный Конгрив во всей книге. Телефон Вестерн-1778. Интересно, что, если мы позвоним по этому номеру?
— Я крайне удивлюсь, если она снимет трубку, — отозвалась Милдред, — учитывая, что она умерла.
— Но мы можем связаться с ее родственниками.
— Ты уже связалась с ее родственницей. Карлой Шеррингтон-Кэмерон. Или ты запамятовала?
— Да, но мы могли бы узнать еще одну точку зрения на отношения мисс Конгрив и Оливера Инчболда.
— Верно, — согласилась она. — При условии, что они захотели бы говорить на такую тему с незнакомкой.
— Можно попытаться, — предложила я. — Мы ничего не потеряем, если не считать стоимости звонка.
— Значит, ты уже планировала сделать это из ближайшего автомата. Я вижу тебя насквозь, Флавия де Люс.
Несколько минут царило молчание, пока она листала сшитые газеты, быстро сканируя каждую страницу, перед тем как перейти к следующей. Я обратила внимание, что она не облизывала пальцы, перед тем как перелистнуть страницу, — признак профессионализма.
«Люди, которые облизывают пальцы, перелистывая страницы, так же ужасны, как те, кто сморкается в скатерть», — однажды заметила Даффи, и я бросила эту привычку.
— Вот оно! — внезапно сказала Милдред. — Я помню эту фотографию.
На зернистом черно-белом снимке бойскаут указывает на пару сапог-веллингтонов, лежащих на земле в разные стороны, словно стрелки часов, указывающие на без двадцати пять.
«От него остались только кости», — рассказывает бойскаут Джеймс Марлоу из Уик-Сент-Лоуренса, совершивший это ужасное открытие во время полевых занятий по изучению птиц. Марлоу, мальчик четырнадцати лет, отличающийся поразительной инициативностью, рано утром во вторник в одиночестве отправился на необитаемый остров.
«Время от времени на этом острове находят человеческие останки, — рассказал нашему журналисту инспектор Кэвендиш из полицейского отделения в Сомерсет в Уэстон-супер-Мэре, — но обычно они довольно древние и не носят веллингтоны».
«Я думаю, это чайки, — сказал бойскаут Марлоу. — В сезон гнездования они бывают очень агрессивными. Жрут все подряд. — И он добавил: — Кроме того, на этом острове водится черная ворона Corvus c. corone, и я думаю, что они могли подчистить остатки».