Она помолчала, словно считая до трех, и открыла дверь справа.
Мы медленно вошли в гостиную, и она подвела меня к викторианской софе. Я опустилась на нее и начала поднимать ноги.
— Нет, погоди, — сказала она, рассматривая мои мокрые галоши, и потянулась за газетой.
Это была сегодняшняя «Таймс».
— Положи ее под ноги.
Я послушалась, жалобно глядя на нее из-под моей импровизированной повязки.
— Давай-ка осмотрим тебя, — сказала она, потянувшись к моей голове. Я отпрянула.
— Нет, — возразила я. — У меня могло быть сотрясение мозга. В глазах двоится.
Какое счастье, что я провела некоторое время в гильдии девочек-скаутов. При необходимости я умела прекрасно блефовать. Наконец-то все эти вечера каждую среду в холодном, промозглом и продуваемом сквозняками приходском холле принесли пользу.
— Можно мне стакан воды? — попросила я и быстро добавила: — Нет, простите. Лучше чаю.
Я понятия не имела, лучше или нет, но это прозвучало убедительно. Кроме того, готовить чай дольше. Воду она принесет слишком быстро.
— Горячий сладкий чай помогает при шоке, — добавила я, пытаясь придать своему голосу покровительственные и несколько поучающие нотки, как будто я цитирую наизусть руководство по первой медицинской помощи.
Она двинулась к двери, потом остановилась.
— Как тебя зовут? — спросила она.
Я несколько секунд помолчала, как будто ждала, пока мои мозги встанут на место.
— Де Люс, — медленно ответила я. — Флавия де Люс.
— Я так и думала.
С этими словами она вышла.
Нельзя терять ни секунды. Я вскочила на ноги и прижалась ухом к двери.
Ничего. Лишь тишина.
Я быстро осмотрела комнату. Ничего необычного — по крайней мере, на первый взгляд. Я провела пальцами по стыку диванных подушек и спинки и наткнулась на несколько пенни и хромовые кусачки для сигар.
Ага! В гостях джентльмен.
Я заглянула под ковер: первейшее место для укрытия личных бумаг, по своему опыту знаю. Ничего — только пыль и мусор. Лилиан не получила бы первую премию за домоводство.
В маленькой библиотеке обнаружились те книги, которые ожидаешь найти в деревенском доме: Диккенс, Троллоп, сэр Вальтер Скотт, Теккерей, Теннисон, Этель Маннин, Элизабет Гоудж, Э. М. Делафилд, Кристи, Марш и — должна признать, я аж подпрыгнула от радости, — «Лошадкин домик».
Я вспомнила, как однажды Даффи сказала мне: «Посмотрев на библиотеку, ты всегда можешь понять не то, кто этот человек, но кем он хочет стать».
Почти инстинктивно я взяла книгу с полки и открыла на титульной странице.
«Элси, — было там написано, — с любовью». И розовыми чернилами автор подписался: Оливер Инчболд.
Элси? Кто такая, черт возьми, эта Элси?
Время истекало. Лилиан Тренч вот-вот принесет чай.
Быстрый осмотр камина дал понять, что в нем не спрятаны никакие ведьминские принадлежности, как можно было бы ожидать: ни подвешенного на крюке котла, ни метлы, ни связки корней мандрагоры. Ни даже следа черной кошки.
Но потом я поняла, что современная ведьма скорее будет работать в банке в большом городе. Она — волшебница стенографии, слушает Нэта Кинга Коула по радио, водит «Моррис Майнор», печатает заклинания на карточках в алфавитном порядке и покупает зелья вместе с молочком и лосьоном для лица в аптеке «Бутс».
Кошки, метлы и остроконечные шляпы вышли из моды точно так же, как корсеты из китового уса.
В комнате не было совершенно никаких ключей. Оставалось обыскать только жуткий дубовый шкаф: я подозревала, что он набит нотами с викторианской музыкой, безвкусными георгианскими ночными горшками, ящиками с потускневшими серебряными приборами, свечами и спичками на случай отключения света.
Из кухни донесся стук фарфора, сигнализируя, что чай вот-вот принесут. Времени для дальнейших исследований не оставалось. Надо вернуться на диван и положить ноги на газету, пока не вернулась Лилиан Тренч. Хотя я не особенно суеверна, я в курсе, что рыться в ведьминых вещах — не самое безопасное занятие.
Пользуясь последними секундами и стремясь добыть хотя бы кроху информации, я распахнула двери шкафа.
Внутри, сложившись вдвое и упираясь коленями в подбородок, сидел человек, которого я сначала приняла за эльфа. Грива белых волос придавала ему несколько детский вид человека, лишенного возраста.
Его голова медленно повернулась, и он уставился на меня, и его большие печальные глаза показались еще больше из-за очень толстых стекол в очках.
— А, — произнес он голосом джинна из бутылки. — Ты меня нашла.
Потом он медленно, морщась от боли, выбрался из шкафа, словно летчик, вылезающий из кабины после рекордного перелета через Атлантику.
Конечно, я сразу же его узнала.
Хилари Инчболд, более известный как Криспиан Крампет.
Когда-то и даже сейчас — самый известный мальчик в мире.
Что бы вы сказали человеку, так же известному, как английский король?
А потом я вспомнила, что уже встречалась с королем Англии: его королевским величеством Георгом VI, который оказался очень милым человеком, вовсе не таким, как на его портретах. Сначала он поблагодарил меня за возвращение редкой похищенной марки, а потом большую часть дня мы болтали о калии и о том, как осы переносят зиму.
Я же сказала — милейший человек.
Я все еще силилась найти слова, когда Лилиан Тренч толкнула дверь спиной и вошла в гостиную с подносом в руках.
— А, Хилари, — сказала она. — Если бы я знала, что ты к нам присоединишься, я бы принесла еще чашку.
Она вовсе не удивилась, не обнаружив меня на диване.
— Ты удивительно быстро пришла в чувство, — заметила она, бросив любопытный взгляд на шарф, все еще замотанный вокруг моей головы и прикрывающий один глаз. И добавила, ставя поднос на столик: — Осторожно, призраки. Их трудно разглядеть сквозь узоры ковра, но они любят соваться под ноги, бедняжечки.
Должно быть, я уставилась на нее с глупым видом.
— Призраки, — повторила она, наливая молоко в свою чашку и поднимая бровь с безмолвным вопросом, налить ли мне. — Они слушают.
Разумеется, я знала стихотворение мистера де ла Мара, в котором ночью путник стучит в дверь заброшенной дома. Даффи испугала меня до смерти, читая мне его вслух, когда я была совсем маленькой.
— Ты можешь не верить в них, — продолжила Лилиан Тренч, — но это не значит, что ты на них не наступаешь.
Я уставилась на ковер. Что-то двигается на фоне узора?
Трудно сказать, но я почувствовала себя не в своей тарелке.
Тем временем Криспиан Крампет, вернее, Хилари Инчболд, стоял неподвижно.
Если бы мне надо было описать его одним словом, как нам часто предлагали в шумной и зачастую жестокой игре девочек-скаутов под названием «Назови свой яд», я бы сказала: непримечательный.
Всем своим видом он словно извинялся за свое существование, и именно это странное ощущение, будто он одновременно здесь и не здесь, заставляло меня думать, что я его уже видела. Может, это ощущалось на фотографиях, которые мне показал Фрэнк Борли в издательстве «Ланселот Гэт» в Лондоне? От удивления у меня мысли попутались, так что я отложила эту идею для позднейшего осмысления.
Что Хилари Инчболд делает в доме Лилиан Тренч? Почему он прячется в шкафу?
Кто-то из них только что приехал из Лондона, буквально за несколько минут до меня. Мне нужно время на раздумья, и я решила, что оптимальный вариант для этого — задержаться в этом доме как можно дольше.
Большинство людей слишком застенчивы, чтобы отпускать комментарии по поводу человека, только что вылезшего из шкафа, но я не большинство людей.
— Должно быть, вам было тесно и неуютно, — сказала я. Судя по его позе и по тому, как он растирал запястья, это очевидно. — Хотите, я помассирую вам плечи? — предложила я, поставив все на кон.
Хилари Инчболд удивленно уставился на меня своими огромными глазами.
— Да, благодарю, — сказал он, усаживаясь в кресло и пытаясь выпрямить сутулую спину.
Я встала сзади и бережно взяла его за плечи. Его тонкие косточки напоминали птичьи, и я чуть не заплакала.
— Так неожиданно похолодало, не так ли? — светски заметила я, бросив взгляд на Лилиан Тренч, невозмутимо попивавшую чай с видом герцогини на приеме в Букингемском дворце.
Никаких сомнений, она опытный игрок.
Никто из них не ответил, но я почувствовала, как мышцы Хилари Инчболда начинают расслабляться под моими пальцами.
— Говорят, ветер дует к западу в сторону Роколла, потом меняет направление на северо-запад и дует с силой шесть-девять миль в час с периодическими порывами до десяти миль.
Эту информацию я почерпнула из прогноза погоды по радио.
Неужели это говорит Флавия де Люс? Флавия де Люс, презирающая светскую болтовню, как мангуст презирает змею, трещит о погоде в каком-то забытом богом углу Англии, просто чтобы вдохнуть искусственную жизнь в умирающую беседу?
Можете представить себе мое облегчение, когда Хилари Инчболд ответил:
— Да. Да, думаю, да.
Вся эта светскость действовала на нервы Лилиан Тренч. Я видела это по тому, как она резко поставила чашку на блюдце.
— Тебя видели… позавчера… когда ты выходила из Торнфильд-Чейза, — процедила она, обвиняюще выдвинув челюсть.
— Я знаю. Я видела, как у вас дернулась занавеска.
В эту игру могут играть двое.
В воздухе снова повисло ледяное молчание. Я уже поняла, что разговор с этой женщиной обречен на чередование заморозков и легкой оттепели: словно льды в немом кино о ледниковом периоде, то отступающие, то надвигающиеся в ускоренном режиме.
Мяуканье и царапанье сзади заставили меня обернуться. Снаружи на подоконнике на задних лапах стоял пестрый кот, скребясь в стекло.
— О, Томас Мор, — сказала Лилиан Тренч, подходя к окну и открывая раму. — Входи. А я-то думала, ты…
Значит, у этой женщины все-таки есть кот. По крайней мере, я предположила, что это ее, поскольку коты редко скребутся в чужие двери и окна.
Кот перешагнул через фрамугу, обращая на нас внимания не больше, чем его величество король на безымянных швейцаров, дежурящих у дверей.