Трое из Леса. Вторая трилогия — страница 9 из 86

Мрак дал ей монету, покачал головой и пошел в сторону реки. В голове все еще звучали странные слова ведьмы, это же надо – не волноваться, не гневаться… как вдруг настороженные уши уловили впереди вроде бы детский плач. Раздвинул кусты, у самой воды сидит, подтянув колени к самому подбородку, худой подросток. Когда Мрак вывалился из зелени, подросток испуганно оглянулся. Мрак присвистнул. При резком движении из-за головы подростка выметнулись длинные светлые волосы. На него уставились огромные зеленые глаза совсем молоденькой девчушки. Рядом с ней на траве лук, простой, из гнутой палки, и берестяной колчан со стрелами.

– Чего ревешь? – спросил Мрак участливо.

Она от его рева подпрыгнула, губы затряслись, а глаза стали совсем как два блюдца.

– Я… я ничего…

– Чего ревешь? – повторил он. Взгляд его скользнул по воде, привычно измеряя скорость течения, крутизну берега на той стороне. – Река мелковата… Можно портки не снимать…

Он не смотрел в ее сторону, дабы не пугать, и вскоре ее несмелый голосок прозвучал почти с обидой:

– Да, это тебе… Ты вот какой здоровый… А мне с головой…

– Ну и что?

– Я плавать не умею!

Мрак покосился на маленькую женщину. Слезы уже высохли, она медленно поднялась. Голова ее едва-едва достигала ему до середины груди. Да и то не голова, а пышные волосы, похожие на яркие осенние листья. На бледном с прозеленью лице ярко выступали веснушки.

– Плавать? – удивился он. – Да ты такая легонькая, не утонешь…

В ее зеленых глазах блеснули искорки гнева. Похоже, она не так истолковала намек на свое изящество, губы сжались в тонкую линию:

– Ты сам… то, что плавает поверху!

– Бедная, – пожалел Мрак, – сколько же тебя били, что так озлобилась… Садись на плечо, я перейду вброд этот ручеишко.

К его удивлению, она словно ждала такого приглашения. Не успел присесть, как она подхватила свой лук и стрелы, покарабкалась по нему, как белка по дубу, взобралась на спину, но сесть на одно плечо явно забоялась. Мрак ощутил, как его щек с двух сторон коснулись ее тонкие колени, кожа горячая, прогретая солнцем, а босые пятки опустились на грудь. Тонкие пальцы ухватили его сперва за волосы, он хотел бы продлить этот миг, но она словно спохватилась, поспешно ухватилась за голову, закрыв ладонями уши.

– Ох и трусливая же ты, – проворчал он, но было приятно чувствовать ее маленькие горячие ладони на ушах, – да не сброшу я тебя, не сброшу…

– Вода холодная, – предупредила она.

– Это для тебя… шкилетик.

Он вошел в реку, берег понижался медленно. Он дошел почти до середины, когда вода наконец хлынула через голенища сапог. Дальше дно понизилось еще, а перед самым берегом холодная вода дошла ему до груди. Девка взвизгнула и поджала пятки.

– До чего же трусливая, – повторил Мрак. Он медленно выбрел на берег, вода с него бежала в три ручья. – Как воды страшишься… Ты не покусаешь меня?

Она удивилась:

– С чего бы?

– Да взбесившиеся волки воды боятся… Наверное, и такие лисята – тоже? Слезай, мне надо воду из сапог вытрясти.

На самом деле самому не хотелось, чтобы его шею покинуло такое теплое, даже горячее тельце, настолько легкое, что не чувствовал веса, не хотелось, чтобы ее пальцы перестали трогать его уши, волосы, хватать за щеки.

Тонкие, но крепкие ноги стиснули его шею с неожиданной силой, а пальцы в его густых волосах обрели неожиданную мощь. В тонком голоске зазвенел торжествующий смех:

– Ты еще не понял, чужеземец?

– Чего? – спросил Мрак.

– Я мавка!

Мрак переспросил:

– Ну и что, ежели мавка или нявка?.. Слезай, вода в сапогах хлюпает. Ежели бы дырявые, сама бы вылилась, а то…

Ладонь легонько и покровительственно похлопала его по щеке:

– Какой ты… тупой. Мавки боятся воды, это верно. Мне бы на эту сторону никогда не перебраться. Разве что на плечах такого вот… Но теперь я не слезу. А попробуешь скинуть, я так тебе шею сдавлю, что замертво свалишься.

Она сильнее сжала ноги, Мрак ощутил, что в девчонке больше силы, чем она выказала на том берегу.

– Вот ты какая, – сказал он горько. – Почему со мной все женщины… вот так?

Она ответила гордо и независимо:

– А потому, что мы все такие. Женщин надо любить, на руках носить, а на шею мы и сами залезем. Скинуть же нас непросто…

Он вздохнул:

– Да я знаю… Мне так и идти в хлюпающих сапогах?

Голосок над его головой прозвучал задумчиво:

– Ты выглядишь таким простым, безобидным… что даже страшно. Ладно, рискнем. Сядь на тот пень, задирай ноги. Но если попробуешь перекинуться на спину, чтобы меня задавить, то это напрасно, уразумел? Я успею сдавить шею раньше. К тому же… меня не так просто задавить.

Он покосился на загорелые ноги на его груди. Под тонкой кожей с золотистым пушком чувствуются молодые сильные мышцы. Когда она ерзала, устраиваясь на его плечах поудобнее, ее ноги касались его щек, а когда он повернул голову, стараясь увидеть ее хотя бы краем глаза, его губы уперлись в нежное, пахнущее травами колено, теплое и словно бы светящееся изнутри.

– Как у тебя колотится сердце, – сказала она удивленно. – Мою пятку просто подбрасывает!

– Это от страха, – объяснил он.

– Не боись, – успокоила она. – Я не стану грызть тебе голову. Чего ее грызть? Голова как валун, литая! Мне нужно, чтобы ты носил меня по этому краю. Ручьев слишком много, болота на каждом шагу… Тебе все нипочем, а я воды боюсь. Мне сверху видно все, я хоть оленя, хоть кабанчика подстрелю. И тебе дам поглодать косточки, я ж всего оленя не съем!

– Косточки? – переспросил Мрак. – Гм… ладно, я люблю кости. Кстати, я тоже не зря ношу лук. Когда завидишь оленя, дай знак. Поглядим, кто быстрее всадит в него стрелу.


Оленя первым учуял он. Хотел смолчать, пусть она заметит первой, но подвигались все ближе, уже и олень поднял голову, тревожно принюхивается, вот-вот даст деру, а мавка все хвастается, какого хорошего коня отловила, разомлела на солнышке, уже и колени раздвинула, и Мрак сказал тихонько:

– Олень… Вон там, за орешником…

Она вздрогнула, пробуждаясь от своих мавкячих дум. Ноги стиснули шею с излишней поспешностью, он снова ощутил обеими щеками ее нежную кожу.

– Где?.. Ух ты, какой красавец!

Он чувствовал, как она поспешно сорвала со своей узенькой спины лук. Над головой послышался едва слышный скрип сгибаемого дерева. Он схватил свой лук, наложил стрелу и выстрелил, почти не целясь, ибо над головой уже щелкнула тетива.

Его стрела исчезла в зелени. По ту сторону затрещало, в стороне колыхнулись кусты, потом еще и еще. Когда он, побуждаемой мавкой, проломился через заросли, олень еще бился, успев сделать всего три прыжка. Ее стрела торчала в горле, а его стрела пробила левый бок.

Ее маленькая ладошка погладила его по уху.

– Присядь. Я разделаю зверя… Ты в самом деле стреляешь неплохо. Прямо в сердце! Но это случайно. Ты не мог его видеть. А я прямо в горло…

Он присел, буркнул:

– Давай я сам. Это мужское дело. Если женщина разделает, то и есть будет противно.

Над головой прозвенел серебристый смех.

– Я не женщина, чужеземец! Я мавка… Но разделай, если сумеешь. Только будь осторожен с ножом, если понимаешь, о чем я… Я успею сломать шею раньше.

Он покосился на нежное колено, чувствуя сильное желание коснуться его губами. Сглотнул, пообещал осипшим голосом:

– Я буду осторожным.


Оленя он и разделал, и жарил на углях, а мавка все ерзала в нетерпении и приговаривала:

– Ну, уже готово!.. Уже!..

– Еще не уже, – сказал он. – Щас будет готово…

Он сунул руку в мешок, мавка насторожилась, но он на ощупь выдрал из-под спящей жабы узелок, мавка распахнула глаза в великом удивлении:

– Соль?.. Как здорово!

– И ты соль любишь?

– А кто ее не любит?

– Тоже верно, – сказал он. – Я видел, как козы сотни верст проходят, только бы полизать глыбу соли… Вот щас посолю… а потом вот здесь… и все, можно есть… коза.

– Сам ты… Ты знаешь, на кого ты похож?

– Знаю, – ответил он. – Но ты лучше помалкивай.

Он разделал оленя целиком и зажарил все куски. Поблизости росли жгучие травы, молодое мясо с готовностью дало сладкий сок, мавка чавкала и восторгалась, он ел быстро и жадно, чувствуя, как в груди нарастает радостное рычание большого и сильного зверя. И хотя он умел несколько дней бежать вообще без крошки во рту, но когда выпадает вот такая возможность, то надо жрать, жрать от пуза, лопать вволю и в запас, распускать пояс и снова жрать, пока не полезет из ушей.

После сытного обеда мавка возжелала малость отдохнуть, а то у нее от тряски заболит переполненный живот, но, похоже, как и Мрак, отдыхать не умела и не любила: тут же указала на выглядывающие из кустов острые рыжие мордочки:

– Им тоже поесть надо, пойдем отсюда.

– Да, – согласился он, – после тебя там остались только копыта.

– После тебя, – уличила она. – Ты ж кости грыз, зверюга!

– В костях самый сладкий мозг, – возразил он. – Вон у тебя хоть и тоненькие, а знаешь, сколько в них сладости?

– Но-но, – сказала она предостерегающе, – поднимайся!

Через четверть часа заросли остались далеко позади, мавка жадно присматривалась к новым для нее рощам, заросшим лесом холмам.

Дорога постепенно стала шире, протореннее. Мраку почудились запахи дыма, окалины железа, угля, но ветерок стих, и он не был уверен, что ему не почудилось.

– А что там? – спросил он.

Голос пояснил словоохотливо:

– Там уже веси одна возле другой, а еще дальше – стольный град Барбус. Так говорят, я там не бывала. Но мы, конечно же, туда не пойдем…

– Почему? – удивился Мрак.

В голосе мавки прозвучала насмешка:

– Ну и туп же ты, чужеземец… Тебе идти туда тоже не стоит. Пропадешь, тебя и куры лапами загребут. Там народ злой, быстрый.

Он пожал плечами, с удовольствием чувствуя, как ее нежные колени елозят по его щекам.

– А что такого? Девка сидит у мужика на плечах!.. Невидаль? Женщины и так все ездят на нас. Это ж так привычно. Никто и глазом не поведет… Впрочем, ты девка красивая, на тебя будут заглядываться… Ну и пусть смотрят. Мы еще и деньги за показ будем брать. Там еще будут драться за чест