Трое на четырех колесах — страница 9 из 32

овершенно липкая физиономия, причем обладатель этой физиономии бывал особенно нежен.

Если все шло слишком гладко, старший мальчик вдруг объявлял, что все часы в доме отстают на пять минут, из-за чего он опоздал накануне в школу. При этом известии дядя Поджер бросался к калитке, где вспоминал, что с ним нет ни зонтика, ни портфеля. Моментально все дети кидались за забытыми вещами, причем на скорую руку происходила борьба за зонтик и драка за портфель. Когда все было вручено дяде Поджеру и он пускался рысцой по дороге, мы возвращались в дом и находили на столе в передней какую-нибудь вещь, которую он непременно хотел взять с собой в этот день в город.


Было немного позже девяти, когда мы вышли в Лондоне на вокзале Ватерлоо и, как решили заранее, сейчас же приступили к опыту, предложенному Джоржем. Открыв «Спутник» на странице, озаглавленной «На извозчичьей бирже», мы подошли к одному извозчику, приподняли шляпы и пожелали ему «доброго утра».

Но, очевидно, этого парня не смутил бы вежливостью ни один иностранец, даже настоящий. Крикнув соседу: «Эй, Чарльз! Подержи-ка коня!» — он спрыгнул с козел и ответил нам таким рыцарским поклоном, который отдал бы честь лучшему профессору танцев. При этом он приветствовал наш приезд в Англию от имени всего народа и выразил сожаление, что королевы Виктории нет в данное время в Лондоне.

На такую речь мы не могли ответить ни одним словом: в «Спутнике» не было решительно ничего подходящего. Мы только вежливо попросили отвезти нас, если возможно, на улицу Вестминстерского моста, причем назвали его «кучером».

Он приложил руку к сердцу и отвечал, что это будет для него наслаждением.

Заглянув в «Спутник», Джорж задал следующий по порядку вопрос:

— Сколько это будет стоить?

Такой грубый подход к материальной стороне дела явно оскорбил чувства извозчика. Он отвечал, что никогда не берет денег от знатных путешественников и попросит от нас только какую-нибудь безделушку на память: бриллиантовую булавку, золотую табакерку или что-то в таком роде...

Опыт зашел слишком далеко: вокруг нас начала собираться толпа. Не говоря больше ни слова, мы сели в кэб и отъехали среди восторженных кликов.

Остановили мы извозчика за народным театром подле сапожной лавки, которая имела подходящий для нашей цели вид, это была одна из тех лавок, которые переполнены товаром так, что он в них даже не помещается; лишь только поутру отворяются ставни, как груды сапог размещаются снаружи у входа; десятки ящиков с сапожным товаром стоят один на другом у дверей и даже по другую сторону тротуара, в канавке; сапоги висят гирляндами поперек окон, рыжие и черные башмаки как виноград обвивают решетчатые ставни и образуют фестоны, над входом. Внутри лавки почти темно и все завалено сапогами.

Когда мы вошли, хозяин с молотком и отверткой в руках открывал ящик свежего товара.

Джорж снял шляпу и проговорил:

— Доброго утра!

Человек даже не обернулся. Он продолжал усердно возиться над своим делом и промычал что-то такое, что могло быть и ответом на приветствие, и чем-нибудь совсем другим. Он мне сразу не понравился.

— Мистер Н. посоветовал мне обратиться к вам, — продолжал Джорж, заглянув в «Спутник».

Хозяин лавки в сущности должен был ответить так: «Мистер Н. очень почтенный джентльмен, и я очень рад услужить его знакомым». Но вместо этого он проворчал:

— Не знаю. Никогда не слыхал.

Такой ответ уничтожал весь предварительный план разговора. В книжке дано было несколько вариантов разговора с сапожниками, и Джорж выбрал самый вежливый из них: в нем сначала много говорилось о «мистере Н.», и когда между покупателем и лавочником устанавливались хорошие отношения, первый просил дать ему «дешевые и хорошие» ботинки. Но мы напали на грубого материалиста, который не придавал никакой цены тонкой беседе. С такими людьми необходимо приступать прямо к делу. Поэтому Джорж решил оставить «мистера Н.» в покое, перевернул страницу и задал вопрос из другого «разговора с сапожником»:

— Мне говорили, что вы держите сапоги для продажи.

Нельзя сказать, чтобы это было удачно: среди сапог, окружавших нас со всех сторон, оно звучало даже дико.

Человек положил молоток и отвертку и взглянул на нас первый раз.

— А вы думали, я их для чего держу? Чтобы нюхать?— сказал он глухим, хриплым голосом. Это был один из тех людей, которых трудно сдвинуть с места, но раз они разойдутся, то приходят в азарт.

— А вы думали, я что делаю? — продолжал он. — Собираю их для коллекции? Вы думали, я держу лавку для поправления своего здоровья? По-вашему, я должен быть влюблен в сапоги, и только любуюсь ими, и не могу расстаться ни с одной парой? Вы думали, тут международная выставка сапог? Или историческая коллекция обуви?.. Вы слыхали когда-нибудь, чтобы человек держал лавку и не продавал сапог? Для красоты они тут, что ли? Вы верно думаете, что я получил приз за глупость, а?

— Я приду в другой раз, когда у вас будет больший выбор. А до тех пор — до свидания!


Я всегда говорил, что эти книжки никуда не годятся.

Мы вышли из лавки и поехали дальше. Сапожник, стоя на изукрашенном сапогами крыльце, провожал нас какими-то замечаниями; мы ничего не слышали, но проходящие, по-видимому, находили в них интерес.

Джорж хотел заехать еще к другому сапожнику и повторить опыт, уверяя, что ему действительно нужно купить пару туфель; но мы уговорили его отложить эту покупку до приезда в какой-нибудь иностранный город, где лавочники, без сомнения, более привычны к подобным разговорам и более любезны. Относительно шляпы, однако, Джорж остался непоколебим, утверждая, что без нее он не может путешествовать; поэтому пришлось остановиться у небольшой лавчонки со шляпами и шапками.

Здесь хозяин оказался совсем в другом роде: это был маленький, живой человек с умными глазами; он скорее помогал, чем мешал нам. Когда Джорж спросил его по книжке: «Есть ли у вас шляпы?» — он не рассердился, а только остановился на месте и почесал подбородок.

— Шляпы! — повторил он. — Позвольте мне подумать. Да... да! (тут по его лицу пробежала счастливая улыбка уверенности). У меня действительно есть шляпы. Только почему вы меня об этом спрашиваете?

Джорж объяснил, что ему нужна дорожная шляпа, причем просил «обратить усиленное внимание на то, чтобы шляпа была хорошая».

Лицо человека сразу опустилось.

— А!.. Вот уж тут я не могу быть вам полезным: если бы вам понадобилась плохенькая, скверная шапочка, годная разве на то, чтобы вытирать окна, я бы вам предложил самую подходящую, но «хороших» шляп — нет! Мы их не держим. Впрочем, подождите минутку! — прибавил он, видя недоумение и разочарование на выразительной физиономии Джоржа и открывая один из ящиков. — Тут у меня есть одна шляпа, хотя и не совсем хорошая, но не такая негодная, как весь мой остальной товар. Вот! Что вы о ней скажите? Можете вы обойтись без такой шляпы?

Джорж одел ее перед зеркалом и, выбрав подходящую фразу из книжки, сказал:

— Эта шляпа мне достаточно удобна. Но думаете ли вы, что она мне к лицу?

Человек отступил на несколько шагов и поглядел на Джоржа орлиным оком:

— Говоря откровенно — нет!

Затем он повернулся ко мне и Гаррису и прибавил:

— Красота вашего друга очень тонкая: она есть, но ее можно не заметить. И в этой шляпе ее именно можно не заметить!

Тут Джорж догадался, что пора прекратить опыт.

— Все равно, — сказал он, — а то мы опоздаем на поезд. Сколько она стоит?

— Самая большая цена за эту шляпу четыре шиллинга и шесть пенсов, она и того не стоит!.. Прикажите завернуть в желтую или белую бумагу?

Джорж отвечал, что возьмет ее как есть, заплатил деньги и вышел из лавки. Мы последовали за ним.

На Фенчор-стрит надо было расплатиться с извозчиком: мы сторговались на пяти шиллингах. Он еще раз отвесил нам изящный поклон и просил напомнить о нем австрийскому императору.

Сев в поезд, мы обсудили опыты и должны были признать, что два раза провалились с позором. Джорж разозлился и выкинул книгу за окошко.

Наш багаж и велосипеды оказались в целости на пароходе, — и ровно в полдень, с приливом, мы тронулись вниз по реке, к морю.

ГЛАВА V

Необходимое отступление от темы. Поучительная история. Достоинство этой книжки. Журнал, который не совсем удался. Его программа. Еще одно достоинство этой книжки. Старая тема. Третье достоинство этой книжки. «Какой это был лес?» Описание Шварцвальда.


Рассказывают об одном шотландском парне, который, собираясь жениться на любимой девушке, выказал типичную шотландскую осторожность. После многочисленных наблюдений в своем кругу, он заметил, что большинство браков приводит к плачевным результатам только вследствие ложного представления, которое складывается у жениха или невесты друг о друге. Это представление всеща прекрасно, всеща преувеличенно. И он решил избегнуть обычного разочарования: не должно быть преувеличенных достоинств — и не будет разбитого идеала. Поэтому, сделав предложение, парень говорил честно:

— Я бедняк, я не могу дать тебе ни денег, ни земли, Дженни.

— Но ты отдаешь мне самого себя!

— Я хотел бы дать тебе что-нибудь кроме себя. Лицо-то у меня неудачное.

— Нет, нет! Другие парни куда хуже тебя.

— Я не видал таких, милая, и не хотел бы видеть.

— Честный, прямой человек, Дэви, на которого можно положиться, лучшем чем беспутный красавец: такой только на девушек заглядывается да горе в дом приносит.

— Ты на это не рассчитывай, Дженни: бывает, что не из-за самого пестрого петуха на птичьем дворе перья летят! Всем известно, как я за девушками бегал, и тебе со мной не легко придется.

— Но ты добрый! И ты очень любишь меня, я это знаю.

— Да, люблю, хотя не знаю, долго ли буду любить. И я добрый тогда, когда все делается по-моему. Я не терплю, чтобы мне перечили. У меня дьявольский характер, это тебе и мать моя скажет: я весь в отца, а он нельзя сказать чтоб исправился к старости!