В конюшне Тирту ждала невзрачная, но надежная кобылка горной породы, привычная к скудному подножному корму, с глазами навыкате и скверным характером. Но зато такую не украдут. Лошадь была такой же тощей и некрасивой, как и ее хозяйка, а черная шкура с рыжеватым отливом походила на короткие волосы, неровными прядями падавшие на лоб Тирты.
Тирта погасила мозолистыми пальцами фитиль лампы, бесшумно вышла в коридор и спустилась по истертым ступеням в общий зал, морщась от вони людей, живущих в тесноте.
Невзирая на ранний час, хозяйка гостиницы, женщина с фартуком из мешковины поверх обвисшего толстого живота, с закатанными рукавами и ручищами толщиной почти с бедро Тирты, уже возилась у очага. В одной руке она держала длинную железную ложку, а вторая была сжата в кулак – хозяйка только что ударила девушку, которая должна была следить за котлом. Сквозь прочее зловоние пробивался запах горелого, и Тирта догадалась, в чем провинилась служанка.
Но пригоревшая еда все равно оставалась едой. Тирта давно научилась не привередничать. Еда горячая и сытная? Ну и все. К тому же у нее все равно не было лишних денег, чтобы заказывать себе какое-нибудь отдельное блюдо. Девушка взяла со стола пустую деревянную миску и ложку, вырезанную из рога, – судя по виду, ее хотя бы вытерли после последней трапезы, – и подошла к очагу.
Служанка с хныканьем уползла на четвереньках подальше от хозяйки, а та принялась так энергично размешивать содержимое котла, что оно начало выплескиваться. Но теперь она переключила внимание на Тирту.
– Овсянка. Можешь еще взять кусок говядины.
Хозяйка гостиницы стрельнула в сторону Тирты маленькими глазками и тут же потеряла к ней интерес, решив, что этой постоялице без толку предлагать более разнообразную еду.
– Овсянка, – согласилась Тирта и протянула миску.
Хозяйка положила ей ровно шесть ложек с легкостью, порожденной долгой практикой и стремлением к прибыли. От миски пахло не только пригорелой крупой, но еще и плесенью – зерно зимнего помола заканчивалось. Ни кусочка бекона, ни даже лука, чтобы перебить никудышный вкус. И все-таки это была еда, за которую не нужно платить дополнительно, а энергия ей сегодня утром понадобится. И еще нужно купить припасы. Да, в горах водится дичь, а она умеет ставить силки; даже стрелы тратить не придется, если только не наткнешься на вилорога. Кроме того, она многому научилась за время жизни в деревне; сейчас, с началом весны, все пойдет в рост, появятся молодые растения, которые можно будет варить не только ради еды, но и как укрепляющее.
Осталось купить соль и еще кое-какие припасы по списку, на которые Тирта неохотно выделила деньги.
Пока девушка размеренно поглощала содержимое миски, хозяйка гостиницы то и дело посматривала на нее, явно готовясь быстро парировать любую жалобу. Тирта с самого начала знала, что эта женщина ее опасается. В этих краях Тирта казалась местным жителям чем-то странным. Женщина, странствующая, как мужчина, не имеющая постоянного жилья. Ну да, она выделялась, но ведь были же и другие путники, некоторые – не менее странные, чем она. Так что о ней посплетничают денек, а потом появится кто-нибудь другой, которого можно обсуждать и строить догадки. По эту сторону границы ей бояться нечего. А вот по ту сторону – там даже само ее лицо может стать для нее приговором, если старые истории говорят правду, а Тирта была уверена, что все эти мрачные, жестокие повествования – отнюдь не выдумка сказителей. В правление герцога Ивиана ее народ, Древнюю расу, объявили вне закона, сделали изгнанниками, преследовали, убивали, временами прежестоко – и эти времена еще не были забыты.
Те, кто бежал в Эсткарп, стали Стражами Границ и, разъезжая по испятнанной кровью тропе, сделались первой из стен, охраняющих север. Мужчины и женщины Древней расы, видевшие смерть своих близких, ничего не забыли. Меч на боку у Тирты принадлежал тем временам… Хотя бои закончились, когда сама она была еще ребенком, ростом не выше вот этого стола, ненависть не покинула ее. Люди Древней расы жили долго, если только война не забирала их до срока, а их память – еще дольше.
Другие постояльцы начали просыпаться и с громким топаньем спускаться в общий зал. Тирте показалось, что как минимум трое направляются туда же, куда и она, – на ярмарку наемников, проходившую здесь каждый год ранней весной. Одежда у них была получше, чем у Тирты, а лица покруглее, как будто тяготы конца зимы их не коснулись. Возможно, это были управляющие поместьями, которые приехали за пастухом, молочницей или, если повезет, ткачом.
Ей же нужно было совсем другое, и сюда ее привели слухи. Хотя многим воевавшим даровали землю на востоке, а многие по-прежнему состояли при лордах, которым дали клятву щита (а иные остались изгоями, потому что умели лишь грабить), здесь все еще можно было нанять обученного воина, очутившегося на мели. Лучшие из них, сохранившие совесть и не забывшие старых обычаев, могли в обмен на наем дать клятву щита.
Тирте нужен был человек, знающий горы и способный провести ее в Карстен, но при этом не изгой. И за такого человека она готова была отдать бо́льшую часть денег, удобно устроившихся у нее на бедре.
Девушка выскребла последние неаппетитные комки, облизала ложку, положила ее в миску и встала. Работники собирались на бывшем главном рынке гильдии торговцев. При нынешнем пронзительном ветре им наверняка захочется укрыться в нишах с колоннами и крышами – раньше там были прилавки.
Тирта застегнула плащ на горле, надвинула капюшон поглубже и вышла во двор, а оттуда на улицу. Ей потребовалось всего несколько минут быстрого шага, чтобы добраться до цели пути, но ветер хлестал в лицо с такой силой, что время от времени у девушки перехватывало дыхание. Улицы были почти пусты. День выдался скверный, а судя по собирающимся тучам, должен был стать еще хуже. Тирта вышла на площадь и увидела, что не ошиблась: работники, ожидавшие найма, забились в ниши.
У каждого из них на шляпе или капюшоне был закреплен небольшой символ предлагаемой профессии: обструганная палочка у гуртовщика, клочок шерсти у пастуха, крохотный валек у служанки. Тирте достаточно было бросить взгляд, проходя мимо. Возможно, ее ждет разочарование – вдруг то, что ей нужно, больше не предлагают?
Она нашла то, что искала, лишь в последней нише, когда пронзительный ветер пригнал дождь. Он был такой один на всю ярмарку. Человек стоял в одиночестве, как будто и вправду был изгоем, – какой-то авантюрист, с которым мирные труженики не хотели иметь ничего общего, ястреб, заброшенный в птичник.
Ястреб…
Тирта остановилась, нащупав полустершийся знак на навершии своего меча. Человек казался таким неуместным, словно его выкрасили в ярко-красный и посыпали осколками драгоценных камней.
Он стоял, прислонившись к колонне, но стоило ему заметить остановившуюся Тирту, как он сразу же выпрямился и взглянул ей в глаза. Взгляд был холодным, словно человек более принадлежал Тьме, чем Свету. Если Тирта носила под плащом кожаную куртку, то у него там пряталась кольчуга, а плащ был коротким, по колено. Две прорехи были неумело зашиты крупными стежками. Обут он был в сильно потрепанные сапоги для верховой езды, но без шпор. Но больше всего Тирту поразил его головной убор.
Вместо простого шлема Стража Границ на незнакомце был изукрашенный шлем, наполовину закрывающий лицо. Он был изрядно помят, и заметны были следы починки, такие же неумелые, как на плаще. Шлем был сделан в форме ястреба или, скорее, сокола, и правое крыло, отогнутое назад, было закреплено немного неровно.
Сокольник!
Перед ней стояла живая легенда. Неужели эти люди, рожденные лишь для сражений, настолько умалились в бушевавшем хаосе? Их Гнездо находилось в горах, но Тирта слыхала, что Стражи Границ, разосланные с предостережением перед Преображением, предупредили сокольников, а значит, они должны были выжить. Да, за прошедшие годы она слыхала, что некоторые из них пошли матросами на сулькарские корабли – как и века назад, когда впервые прибыли в Эсткарп.
Они не пользовались расположением колдуний Эсткарпа, даже когда предложили свои обученные отряды в поддержку измотанной эсткарпской армии. Слишком уж чуждым был их образ жизни. Этим всемогущим женщинам он казался извращенным и омерзительным – ведь сокольники были чисто мужским кланом, и к женщинам они относились с презрением и отвращением. Да, у них были свои женщины для продления рода. Но их держали в уединенном селении, и мужчины, выбранные в производители, приходили туда в предписанное время. Да и к собственному потомству они были безжалостны: всякого ребенка, родившегося хоть с малейшим изъяном, убивали. В общем, они были полной противоположностью матриархальному Эсткарпу. Потому сокольники поселились в горах, построили там могучую крепость, Гнездо Сокольников, и пограничные сторожевые башни, и стали нести службу, защищая сперва купцов в пути, а позднее, когда настали скверные времена, Эсткарп от Карстена.
Стражи Границ приняли их, хоть и не считали братьями по мечу, и относились к сокольникам с уважением. Они хорошо сработались. Сокольникам отправляли припасы, и для Гнезда, и для поселения женщин, сперва втайне, потому что колдуньи это запрещали, потом все более и более открыто. Под конец между мужчинами-воинами Эсткарпа и этими чужаками, которые пришли из-за моря, спасаясь от какого-то бедствия, почти не осталось недопонимания.
Они не только сами мастерски владели оружием – их драгоценные соколы, снабженные некими устройствами, чей секрет был тайной для всех, создавали настоящую воздушную шпионскую сеть, и время от времени она играла решающую роль в исходе многих стычек и сражений в горах.
Тирта машинально огляделась в поисках птицы – черной, с белым клинышком на груди, со свисающими красными опутенками – и не нашла ее. Не было даже руки, где полагалось бы восседать птице. Вместо нее из рукава кольчуги торчала штуковина из более яркого металла. Этот человек не забывал чистить кольчугу и шлем – и, конечно же, точить меч. А кисть ему заменяло нечто вроде крюка – или, точнее, эта штука разделялась на пять узких зубцов, напоминающих растопыренные птичьи когти. Тирте подумалось, что это тоже внушительное оружие, и она не сомневалась, что этот человек умеет им пользоваться.