— Ты можешь это как-то объяснить? — заинтересовался Ланселот.
Филипп покачал головой:
— Ничего определенного сказать не могу. Но мысли есть.
— Например...
— Изволь. Возможно, все это признаки вырождения нашего Рода, или, если угодно, дурная кровь. Возможно, сказывается наша, чисто семейная аллергия друг на друга. Еще — тяжелое детство, врожденная водобоязнь и просто умственная ограниченность.
— Я бы сказал, что все вместе, — добавил правый сосед Ланса, Виктор.
Эдвин посмотрел на него долгим взглядом и осведомился:
— Надеюсь, я должен воспринимать все это как шутку?
— Ну конечно, воспринимай, — милостиво позволил Виктор.
— Очередной сеанс группового восприятия с последующим летальным исходом, — заметил кто-то вполголоса.
— Это лишний раз доказывает, что восприятие не полное, — поправил Филипп и криво усмехнулся.
Эмилия громко вздохнула.
— О, Свет! — с чувством произнесла она. — Как мне надоели эти глупые колкости, недомолвки, намеки. Мы же одна семья! Ну, давайте же, давайте прекратим все это и попробуем жить по-человечески.
Призыв если и не встретил горячего одобрения, то отвергнут также не был. Кто-то смотрел на сестру с сочувствием, кто-то с пониманием. Леонард с Дианой негромко переговаривались и вообще не обратили на него внимания. Они сидели в одинаковых позах, закинув ногу на ногу, и почти синхронно болтали носками одинаковых сапог для верховой езды. Филипп, тоже заметив это, с улыбкой наблюдал за ними. Старый герцог спал. Его сосед, Виктор, с иронией разглядывал Эм, но, почувствовав на себе взгляд, повернулся к Лансу и подмигнул.
В углу звякнуло стекло и раздалось негромкое поскрипывание — немолодой слуга неторопливо толкал перед собой заставленный бокалами столик на колесах. У самого дальнего от Ланса кресла он остановился.
Филипп, словно выйдя из полузабытья, вздрогнул, кивнул слуге и, поставив свой бокал на нижнюю полку тележки, взял новый. Он был единственным сыном герцогини Харлы, старшей сестры покойного короля, и казался Лансу веселым, беззаботным человеком, не способным, в отличие от большинства своих родственников, ни на какие пакости.
Столик мягко подъехал к следующему креслу. Сестричка Эмилия, Эм, неподвижно сидела, словно обессиленная своей эмоциональной вспышкой. Вымученно улыбнувшись слуге, она поставила свой почти полный бокал и взяла новый. Последнее время Ланс мало общался с ней, и ее поразительный темперамент ставил его в тупик. Для него сестра была полной загадкой, хотя он знал, что многие считают ее обыкновенной дурой.
Слуга остановился у следующего кресла. Не прекращая беседы с сестрой и не взглянув на слугу, Леонард одним залпом осушил свой бокал и взял новый. Для Леонарда и Дианы ничего, кроме них самих не существовало.
Герцог Кардиган был следующим. Ланс посмотрел на старика и привычно поразился способности того противостоять годам. Так же как и сейчас, он выглядел и десять, и двадцать лет назад, и всегда казался принцу воплощением спокойствия в их взбалмошной семье. Невысокий, хрупкий настолько, что любая одежда, даже скроенная лучшими портными, сидела на нем мешковато, он был полной противоположностью своему брату, королю Дарвину. Болезненное, одутловатое лицо, тяжелая походка ясно указывали на многочисленные старческие недуги... и все же, он пережил короля. После смерти Дарвина, своего младшего брата и отца Ланса, формально герцог не мог претендовать на его место. У короля осталось слишком много наследников. Но реально, никто лучше его не знал Королевства и не пользовался таким авторитетом. Ланс понимал, что их дальнейшая судьба во многом зависит от того, как поведет себя этот старик.
Герцог открыл глаза, подался вперед и поставил свой бокал на тележку. Потянул руку за очередным, но, в последний момент, видимо передумав, опустил ее и расслабленно откинулся на спинку кресла.
Столик описал очередной отрезок дуги. Лоун — самый младший из детей покойного короля, самый младший из присутствующих. Юноша, почти ребенок, он врагов не имел.
Лоун протянул руку с пустым бокалом, но, несмотря на видимые усилия, поставить ровно его не сумел. Бокал перевернулся, и десять пар глаз вперились в самого младшего из принцев. Парень мгновенно покраснел и быстро схватил новый бокал.
Следующим был Фредерик, старший сын герцога Кардигана. К этому человеку Ланс испытывал особый интерес. У них были совершенно разные матери, их отцы, хоть и братья, но внешне были полной противоположностью друг другу. Ланс и Фредерик же были похожи как братья-близнецы. И фигурой двоюродный брат походил скорее на дядю-короля, чем на собственного отца. Кроме того, Ланс угадывал в этом человеке и какую-то духовную общность с собой. Фредерик с детства был сумасбродным, вспыльчивым, но отходчивым и способным на великодушный поступок человеком. Отношение к нему остальных членов семьи было очень неоднозначным. По праву рождения он почти ни на что не мог претендовать, и это здорово облегчало ему жизнь.
Взяв полный бокал, Фредерик тут же отпил половину содержимого.
Поскрипывающие колесики остановились у следующего кресла. Эдвин, старший сын Дарвина, долгое время был любимчиком короля и потому почти ни с кем не ладил. Драчливый и наглый в детстве, он с возрастом стал самоуверенным, высокомерным и грубым. Во всяком случае, с точки зрения Ланса. Друг друга они терпеть не могли.
Эдвин поменял бокалы с точностью гвардейца, проделывающего на плацу приемы с оружием... Ланс поспешно отвел взгляд.
Виктор, младший сын герцога Кардигана. Внешне он был — сын отца своего. По характеру же — более мягкая версия своего брата. Язвительный, шумный, быстрый, с открытым взглядом и ясным умом. В детстве он был заводилой и автором всех игр и шалостей, и нередко ему удавалось верховодить даже над старшими братьями. Со временем эти забавы, как будто бы, прекратились.
Виктор поставил пустой бокал на стол, с улыбкой поблагодарил слугу и взял полный.
— В общем-то, Эми права, — нарушил затянувшуюся паузу Филипп, — вряд ли нашу жизнь можно считать нормальной. Нет, я не собираюсь менторствовать, я просто обозначаю наметившуюся тенденцию.
— Наметившуюся лет девяносто назад, при рождении Дарвина, — со смехом подсказал Фредерик.
— Пусть так, но что мешает ее исправить?
— Я бы сказал так: неумение и нежелание наступать на горло песне, — пояснил Виктор.
Эмилия прыснула.
— Да? А я думала, мы только этим и занимаемся.
— Похоже, я неточно выразился. Я хотел сказать «наступать на горло собственной песне».
— И что сие означает? — поинтересовался Винс.
— Например, было бы неплохо научиться отказываться от собственных амбиций.
— Ого! — воскликнул Ланс. — Ты покажешь нам пример?
Кузен улыбнулся ему.
— Разве у меня когда-то были амбиции?
Все рассмеялись.
— Интересно, у кого из нас они есть? — промокая платочком глаза, вопросила Эмилия.
— Да, — подтвердил Фредерик. — На редкость непритязательная компания подобралась.
— Здесь нет ничего смешного, — резко произнес Эдвин. — Вы все прекрасно поняли, от чего нам предложил отказаться Виктор.
— Ну-ну, Эд, — двоюродный брат предостерегающе поднял ладонь. — Я никому ничего не предлагал.
— Тогда мне послышалось, — с сарказмом сказал Эдвин.
— А что ты имеешь против предложения Вика, брат? — неожиданно спросил Леонард.
— Я полагаю, что идеи вроде этой только уводят нас в сторону от решения проблем.
— А какие у нас проблемы? — тут же поинтересовался близнец.
— Корона, — отрубил Эд после короткого колебания.
— И много у нас с ней проблем?
— Ровно столько же, сколько и нас, — сострил Ланселот.
Все зашевелились.
— Допустим, — спокойно согласился Леонард. — И как ты, Эдвин, собрался их решать?
— Это что, допрос? — высокомерно осведомился самый старший принц.
— Да, — равнодушно подтвердил близнец.
— Судя по твоему тону, у тебя и самого есть, что сказать по этому поводу.
— Есть. Корону беру я.
После короткой паузы все зааплодировали.
— Ну, наконец-то! — воскликнула Эмилия. — Наконец-то роковые слова сказаны. Когда коронация, Леон?
— Очень смешно, — оборвал ее Эдвин. — Прямо обхохочешься.
— А что? — вопросил Фредерик, — во всяком случае, ничего более определенного я еще не слышал. Молодец, Леонард.
— Спасибо, Фред. Но Эдвин еще не ответил на мой вопрос.
— Какое трогательное взаимопонимание, — язвительно заметил Эдвин. — Только, брат, постарайся не поворачиваться спиной к своим родственничкам после этого заявления.
— Это грязный прием, Эд! — пылко воскликнул Лоун.
В зале поднялся возмущенный гам.
— Ты хоть сам понимаешь, что говоришь, братец? — холодно осведомился Фредерик.
На Эдвина обрушились со всех сторон, и он сидел в напряженной позе, вертя головой и гоняя желваки по скулам. Он с такой силой сжал подлокотники кресла, что у него побелели костяшки пальцев.
— Да прекратите вы! Свое мнение обо мне можете держать при себе. И плевал я на приличия! Я не сказал ничего такого, чего вы и сами не знаете. Я играю в открытую и повторяю: мне не нравится предложение Леона.
Брат не просто произнес это, а словно бы злобно выплюнул, но в его голосе было столько внутренней убежденности, что все замолчали.
— Я только хочу сказать, что Леон может поворачиваться спиной к кому захочет и когда захочет. Потому, что рядом буду я, — ледяным тоном заявила Диана в наступившей тишине.
— Знаешь, сестричка, — задумчиво отозвался близнец. — Возможно, Эдвин и прав. Думаю, нам не следует сердиться на него.
— Только что было растоплено еще одно мужское сердце, — торжественно возвестила Эмилия. — Это и есть хваленый мужской рассудок?
— Эд? — позвал Виктор. — А в какую форму выльется твое «мне не нравится»?
— В такую же, в какую и твое. И не надо мне рассказывать, что ты будешь очень рад видеть Леонарда на троне.
— И не буду рассказывать. Хотя, кстати, я ничего не имею против Леона.