Маркус
— На третий день, — продолжал Маркус, — наши силы были уже на исходе, и громадные корабельные орудия разносили вдребезги всё вокруг. Не поспей полковник так вовремя, мы вряд ли продержались бы до наступления ночи. Мне пришлось самому ввязаться в схватку…
Он осекся. «И Адрехт спас мне жизнь и лишился руки». Адрехт, лучший друг, который потом пытался убить его — и от которого теперь осталась лишь груда костей, белеющих где-то в необъятных песках Большого Десола. Вместе с костями других таких же отступников.
Граф Торан, министр военных дел, ничего об этом не знал. Его обрюзгшее лицо горело воинственным пылом — отраженным светом чужого боя.
— Превосходно, капитан! Превосходно! Вас не посещала мысль перенести на бумагу свои впечатления об этой кампании? Разумеется, полковник Вальних представит официальный отчет, но для нас важно получить описание событий с разных точек зрения — чем больше, тем лучше. Уверен, тот же «Обозреватель» с радостью ухватился бы за возможность издать вашу скромную монографию.
Маркус приложил все усилия, чтобы не скривиться.
Благодарю, сэр. Кажется, когда мы покидали Хандар, Зададим… то есть капитан Стоукс, взялся записать свои воспоминания.
Он не стал добавлять, что труд Зададим Жару, под названием «По пустыне с окровавленной саблей», грозил обернуться не скромной монографией, а как минимум эпопеей.
— Чудесно! Предвкушаю момент, когда смогу их прочесть. — Торан оглянулся через плечо. — Я всегда говорил, что наши солдаты, если ими командовать как должно, дадут достойный отпор любой армии в мире! Разве не так?
Эта реплика была направлена уже в другой конец небольшой приемной. Герцог Маллус Кенгир Орланко сидел в кресле, едва доставая коротенькими ножками до пола, и праздно перелистывал огромную конторскую книгу в кожаном переплете. Сейчас он поднял голову, и линзы очков отразили свечное пламя и сверкнули кольцами слепящего света.
— Да, Торан, — сказал он, — вы действительно именно так всегда и говорили. Осталось, чтобы наши солдаты научились ходить по воде, — и тогда весь мир будет у наших ног.
Маркусу трудно было поверить, что это и есть тот самый Последний Герцог, министр информации и глава наводящего страх Конкордата. Куда больше он смахивал на жизнерадостного старичка — по крайней мере, пока выпуклые линзы его очков не обратились в сторону Маркуса. Тогда стали видны глаза, многократно увеличенные и искаженные линзами, как будто принадлежащие совершенно другому человеку. Верней, даже не человеку. Такие глаза могли быть у подводного чудовища, что обитает на дне морском, в толще вод, и никогда не поднимается к дневному свету.
«Ты послал ко мне Джен. — Маркус выдержал взгляд герцога со всем хладнокровием, на какое был способен. — Ты послал ее и велел сделать все, что она посчитает нужным».
С самого начала он знал, что Джен работает на Конкордат, но отчего-то все же позволял себе верить… «Чему? Тому, что она могла в меня влюбиться?» По меньшей мере, думал Маркус, под конец она была со мной откровенна. Той страшной ночью, в пещере, исполненной чудовищ, Джен выплюнула ему в лицо всю правду и явила свой истинный облик: не просто агент Конкордата, но игнатта семприа, Окаянный Инок. Один из демонов-убийц, служивших церкви, которая, по всеобщему убеждению, прекратила существовать больше ста лет назад.
В самом конце Маркус попытался убить ее, но Джен без малейшего труда обратила в прах все его усилия. И только Игернгласс неким способом, для Маркуса так и оставшимся непостижимым, сумел использовать силу Тысячи Имен, чтобы одолеть ее. К тому моменту, как Маркус покинул Хандар, Джен все еще не пришла в себя — и Янус не думал, что она когда-либо очнется.
«Ты уверен? — спросила его Джен. — Ты уверен?..»
Граф Торан что-то говорил, но Маркус не уловил из его речи ни единого слова. Он улыбнулся министру военных дел, лихорадочно прикидывая, как бы, не нарушая этикета, попросить повторить, но негромкий стук закрывшейся двери спас его от неизбежного конфуза. Из опочивальни короля бесшумно выступил Янус.
— Что ж, — проговорил Последний Герцог, — полагаю, вас можно поздравить?
Полковник граф Янус бет Вальних-Миеран чопорно поклонился. Для визита в королевский дворец он надел парадный мундир, в котором Маркус прежде ни разу его не видел: нечто среднее между традиционной военной формой и облачением, более приличествующим придворному. Оно включало в себя длинный тонкий плащ, изящными всплесками вторивший каждому движению, отороченный ярко-алым и синим — цветами графов Миеран. Рядом с ним Маркус в заурядном полевом мундире, не украшенном позолотой и местами вылинявшем от частых стирок, чувствовал себя оборванцем.
— Благодарю, ваша светлость, — сказал Янус. — Я приложу все старания к тому, чтобы достойно послужить его величеству.
— Так он, стало быть, все же настоял на своем? — отозвался Торан. — Знаете, я ведь не был в восторге от этого назначения. Поймите, я ничего не имею лично против вас, но, как по мне, эта должность все же не слишком подходит для военного. Я‑то рассчитывал, что вы пригодитесь мне на другом месте. Впрочем, полагаю, его величеству виднее.
— Безусловно, — поддакнул Янус.
Маркус почувствовал себя школяром, что явился в класс и обнаружил: все, кроме него, давно готовы к экзамену, которого даже не было в расписании. Янус, как обычно, ничего ему не объяснил — ни во время малоприятного путешествия в Вордан, ни после того, как они прибыли в Онлей. Сейчас он, впрочем, очевидно, сумел разглядеть замешательство на лице Маркуса и сжалился над своим подчиненным.
— Король почтил меня высочайшим доверием, — пояснил он. — Меня ввели в кабинет министров в качестве министра юстиции, и моим заботам вверены суды и жандармерия.
Из угла приемной донесся отчетливый шорох. Здесь навытяжку стояли представители всех трех соединений, отвечавших за безопасность короля, — так тихо, что Маркус почти забыл об их присутствии. Рослый сержант Норелдрайского Серого полка — высокая шапка придавала ему особую внушительность. Гренадер Королевской гвардии, блиставший безупречностью синего мундира. И само собой, жандарм в темно-зеленой форме, пошитой более изысканно, нежели та, какую носили рядовые блюстители закона. Именно он, услыхав слова Януса, вытянулся и четко откозырял.
— Кстати о жандармерии, — вновь заговорил Орланко после того, как Янус кивнул и знаком приказал жандарму стать вольно. — Насколько мне известно, пост капитана там сейчас вакантен. Если хотите, мои люди подготовят досье нескольких подходящих кандидатов. Полагаю, после кончины предыдущего министра эти обязанности исполнял вице-капитан Гифорт, но он…
— Благодарю, ваша светлость, — перебил Янус, — но в этом нет необходимости. Мой выбор прост: эту должность займет капитан Д’Ивуар.
Что?! — Взгляд неестественно выпуклых глаз герцога переместился на Маркуса.
— Что?! — эхом повторил Маркус.
Он уставился на Януса. Веко полковника едва заметно дрогнуло. Маркус не обладал безупречной способностью Фица угадывать невысказанные желания начальства, однако же понемногу осваивал искусство читать выражение лица полковника. «Позже», — говорило это едва уловимое движение.
— Отличная мысль! — заявил Торан. — В том-то и беда нынешней жандармерии, что в нижних чинах полно бездельников, а наверху — законников. Кто еще расшевелит это болото, как не бравый честный солдат, — я имею в виду присутствующего здесь капитана! Лучшего выбора и сделать невозможно.
Маркус был не настолько глуп, чтобы поверить, будто министр военных дел за считаные минуты разговора проникся к нему такой симпатией. Заявление Торана было лишь выпадом в сторону Орланко. Маркус ощутил себя рыбаком, что на утлой лодчонке выгребает между двух иноземных мановаров, помимо воли втянутый в чужую непонятную схватку, и лишь пригибается ниже борта, прячась от залпов, которыми обмениваются противники. Угодил ли залп Торана в цель, он так и не понял, но Орланко и бровью не повел.
— Уверен, капитан превосходно справится с делом.
Последний Герцог закрыл конторскую книгу и поднялся из кресла:
— А теперь я вынужден откланяться. Граф Миеран, мои подчиненные, безусловно, будут счастливы предоставить любые сведения, какие только могут вам понадобиться на новой должности.
Он сопроводил эти слова более чем небрежным поклоном:
— С нетерпением жду возможности поработать вместе.
— И я также, ваша светлость, — ответил Янус. — Ваше превосходительство, позвольте и нам удалиться. Мне многое нужно сделать.
— Безусловно, — согласился Торан.
И тут же добродушно погрозил пальцем:
— Но не думайте, что это избавляет вас от составления отчета по Хандару!
— И в мыслях не было, — заверил Янус. — Пойдемте, капитан.
Жандарм, замерший у двери, вновь откозырял, когда они проходили мимо. Коридор снаружи вел к боковому выходу из королевских апартаментов, куда более скромному, чем парадный вход в аудиенц-залы. Все дворцовые коридоры были обильно украшены причудливой отделкой, и этот не оказался исключением: всюду, куда ни глянь, красовались крохотные рельефные орлы с еще более крохотными зеркальными глазами. В искусно замаскированных канделябрах мерцали свечи.
— Сэр… — начал Маркус.
— Джикат, — шепотом перебил его Янус.
То было слово из наречия хандараев, на котором на сотню миль окрест говорили от силы два-три человека. Хандарайский язык — древний и весьма выразительный. «Джикат» означало «тихо», но не только. Буквальный перевод мог бы звучать так: «тишина, которую мы соблюдаем в присутствии врагов».
«Врагов?»
Маркус промолчал.
— Вернемся к себе, — сказал Янус. — Там уже все должно быть готово.
Незримая и вездесущая клика, управлявшая хозяйством королевского дворца — а порой Маркус подозревал, что и самим королевством, — выделила для Януса и его свиты летний домик на одной из извилистых, присыпанных гравием аллей, что покрывали всю придворцовую территорию, словно нерадивая служанка вывернула над ней гигантское блюдо лапши. «Летними домиками», как правило, именовали двухэтажные особняки из камня и бруса, изысканно обставленные, с собственной кухней, купальней и прочим, с собственным штатом прислуги и сторожами. Тот, где поселили прибывших из Хандара, назывался «Летний домик леди Фарнезе». По видимости, у королей Вордана с давних пор вошло в привычку строить такие жилища для друзей, любовниц и снискавших особую монаршую благосклонность придворных, а после того как изначальный владелец отходил к праотцам или впадал в немилость, «домик» получал новое предназначение: служить приютом для гостей двора.
Небольшие наряды норелдраев в серой форме патрулировали окрестности дома, впрочем, скорее для видимости; зато у парадного входа в «Летний домик леди Фарнезе» стояли двое часовых в незнакомых Маркусу мундирах: того же покроя, что армейская форма, но с двойной — красное на синем — каймой, какая украшала и парадное облачение Януса. Маркус предположил, что эти люди подчиняются тому напрямую, не как полковнику, но как графу Миерану, и его предположение вскоре подтвердилось. Один из часовых — лейтенант, судя по нашивке на плече, — шагнул вперед и взял под козырек.
Янус представил их друг другу:
— Лейтенант Медио бет Улан, Первый Миерантайский волонтерский полк. Капитан Маркус Д’Ивуар, прежнее место службы — Первый колониальный пехотный полк.
— Для меня это большая честь, сэр, — произнес Улан с явственным выговором, характерным для жителей глубинки. Лейтенант был молод, гладко выбрит и хорош собой и так лихо вытягивался в струну и козырял, что Маркус невольно приуныл. — Спасибо вам, что заботились о молодом хозяине.
— По большей части это он обо мне заботился, — хмыкнул Маркус. — Но в любом случае рад знакомству.
— Вы сделали то, о чем я просил? — обратился Янус к лейтенанту.
— Так точно, милорд! — Улан снова отдал честь. — Все готово!
— Хорошо. Идемте в дом.
В домике имелась прилично обставленная гостиная, вполне пригодная для приема посетителей. В ней находились еще двое миерантайцев; при виде Януса и его спутников они тотчас вытянулись по стойке смирно. Когда Улан знаком велел солдатам выйти и плотно прикрыл за ними дверь, Янус позволил себе удовлетворенно вздохнуть.
Здесь, я думаю, мы можем говорить спокойно. — Он покосился на Маркуса. — Последний Герцог знает обо всем, что происходит во дворце, так что не сомневайтесь: там хватает чужих ушей, как и почти во всех уголках Онлея. В конце концов, Паутина всего в миле отсюда, а он был бы никудышным пауком, если бы не знал, что творится в его собственном логове.
— Почти во всех уголках Онлея, но не здесь?
— Здесь лейтенант Улан и его люди будут неусыпно оберегать нас от соглядатаев. Они уже перетряхнули весь особняк в поисках тайников… кстати, что-нибудь обнаружили?
— Да, милорд, — отозвался Улан. — Мы нашли люк и под ним потайной ход через фундамент дома, а также место снаружи, где по лепнине, как по лестнице, можно было добраться до лаза на крышу. Оба тайника запечатаны согласно вашим указаниям.
— Что местные слуги?
Лейтенант скривился.
— Пришлось долго пререкаться — никак не понимали, что вы вправе привезти собственную прислугу, — но в конце концов мы их убедили. Я уже послал в Миеранхаль за нашими людьми, но прибудут они только через день-два.
— Миеран — отдаленное и весьма обособленное место, — пояснил Янус, обращаясь к Маркусу, — поэтому у нашего друга Орланко было не много шансов внедрить туда своих агентов. Я решил, что не помешает привезти сюда людей, которым мы можем доверять.
Маркус не разделял этой уверенности; но если Янус считает, что на Улана и его парней можно положиться, ничего не остается, как последовать его примеру. Капитан кивнул.
— Где лейтенант Игернгласс? — спросил Янус.
— Наверху, — ответил Улан. — Полагаю, спит.
— Пускай спит. Путь был долгий, а до завтрашнего дня он мне все равно не понадобится.
Он жестом указал на кресло:
— Садитесь, капитан. Лейтенант, не могли бы вы попросить Огюстена принести нам чаю?
— Конечно, милорд.
Маркус устроился в кресле, мимолетно поморщась от протестующей боли в пояснице — последствия сумасшедшей гонки в экипаже от самого побережья, двух мучительных дней тряски и доблестных стараний удержать в желудке собственный завтрак.
Путь и впрямь был долгий. К возвращению в столицу уже готовился весь Первый колониальный полк, но, получив известие о болезни короля, Янус не захотел ждать. Он реквизировал самое быстрое судно в гавани, причем не силой, а с помощью нехитрой уловки: спросил у капитана, сколько золота нужно, чтобы убедить его отказаться от нынешних пассажиров и груза и отправиться в Вордан, а затем пообещал в полтора раза больше, если тот доберется до места как можно скорее. Стройный видайский фрегат совершил рейс вдвое быстрей, чем тяжелые военные корабли, проскочив на всех парусах через шторм, который только чудом не отправил их ко дну.
Затем, вместо того чтобы повернуть на запад, к устью реки Вор, и неспешно тащиться вверх по течению, полковник со свитой высадился в Эссайле и вновь солидно потратился, наняв экипаж. Впереди них скакали галопом курьеры с приказом готовить на каждой станции свежих лошадей, а потому экипаж катился, почти не замедляя ход, до самой столицы. Даже знаменитые почтовые кареты обычно не ездят по ночам, но Янус оплатил и сменных кучеров, и сменных лошадей, а широкий Зеленый тракт был достаточно ровным, чтобы ехать при свете факелов. В итоге граф Миеран и его скромная свита преодолели три сотни миль от Эссайла до окраин Вордана за тридцать шесть с небольшим часов наверняка своего рода рекорд.
Пары часов сна, которые Маркусу удалось урвать между прибытием и вызовом во дворец, не хватило, чтобы оправиться после двухдневной гонки, и трудно было винить лейтенанта Игернгласса в том, что тот воспользовался случаем отдохнуть как следует. Он и сам сейчас боролся с коварством мягкого, возмутительно уютного кресла, и лишь снедавшее его беспокойство не давало Маркусу бессовестно задремать.
Янус одарил его знакомой беглой полуулыбкой:
— Полагаю, у вас накопилось немало вопросов? Простите, что не мог просветить вас раньше. Негоже было преждевременно раскрывать карты.
— Накопилось, — признал Маркус. — Что сказал вам король? И зачем вы решили поставить меня во главе жандармерии? Вы же знаете, я ничего не смыслю в городском…
Янус жестом остановил его.
— Позвольте начать с самого начала. Кажется, я упоминал, что между мной и герцогом Орланко имеются определенные разногласия?
— Да, я уже догадался.
— Наш успех поставил герцога в нелегкое положение, — сказал Янус, и вновь на его губах промелькнула все та же полуулыбка. — Он не знает, что именно произошло в храме. Все, что ему известно: изначальный план завладеть Тысячей Имен и уничтожить меня провалился, а посланный им убийца не вернулся в Вордан. В то же время победа в Хандаре принесла мне некоторую известность в народе, а также благосклонность его величества и министра военных дел.
— Представляю, как это его уязвило.
Янусу еще предстояло объяснить, что же такое адски важное сокрыто в тех древних стальных пластинах, которые он называл Тысячей Имен. Впрочем, после личного знакомства с миром демонической магии Маркус не был уверен, хочется ли ему услышать это объяснение.
— Именно так. Тем не менее, вернувшись сюда без солдат Первого колониального, я поставил себя в невыгодное положение. Помимо вас, лейтенанта Игернгласса и лейтенанта Улана с его людьми, мне в этом городе некому безоговорочно доверять. В то время как Орланко чувствует себя здесь как дома, изучил все и вся, и к его услугам орды соглядатаев и вся мощь Конкордата.
Маркус нахмурился:
— Зачем же мы сюда так торопились? Можно было выждать и прихватить полк с собой.
— К сожалению, в данном случае выждать означало бы заранее проиграть.
Янус выпрямился, откинувшись на спинку кресла: в гостиную вошел Огюстен с чайником и двумя чашками на подносе. Появление старого слуги напомнило Маркусу, как остро ему недостает Фица Варуса, личного адъютанта. Янус предложил, чтобы Фиц проследил за сборами и погрузкой Первого колониального, и Маркус скрепя сердце согласился: в его отсутствие командиром полка остался Вал, а тот никогда не был силен в таких делах.
Получив в свое распоряжение чашку дымящегося чаю, Янус продолжил:
— Вам известно, что король очень болен.
— Вы говорили, он умирает.
— Да, хотя это еще не стало достоянием гласности. После его смерти — а боюсь, это случится довольно скоро — трон перейдет к принцессе.
Маркус принял свою чашку из рук Огюстена, притворившись, что не заметил насупленных бровей старика. Тому никогда не нравилось, что хозяин так безгранично доверяет Маркусу.
— Итак, — сказал он вслух, — Расиния станет королевой.
Правящей королевы в Вордане не было добрых триста лет — и никогда в истории страны не было королевы столь юной. Грядет… смутное время.
— Судя по тому, что я слышал, — заметил Маркус, — Последний Герцог успешно справляется со всякого рода смутами.
— В том-то и суть, — живо отозвался Янус. В городе растет недовольство. Орланко не пользуется всеобщей любовью.
— Чего еще ждать тому, кто железной рукой поддерживает порядок? — пожал плечами Маркус, намеренно умолчав о том, что стараниями полковника и ему теперь предстоит та же участь. — Тем более что всегда найдутся те, кто готов учинить беспорядки — был бы только повод. Помните бунты после нашего поражения при Вансфельдте?
— Боюсь, отдельными бунтами дело не ограничится. Затевается полновесное восстание.
— Шутите? — недоверчиво хмыкнул Маркус. — У нас не было настоящих революций со времен Фаруса Четвертого и Очищения.
Времена меняются, капитан. Как давно вы посещали столицу?
Маркус задумался, вспоминая, и вдруг ощутил себя чудовищно старым. Он помнил лишь, как в последний раз уезжал из дома, как махал рукой младшей сестренке, когда экипаж рывком тронулся и знакомый до боли ветхий особняк постепенно скрылся за поворотом…
Он оборвал воспоминания прежде, чем те увлекли его в привычную тьму.
— Наверное, когда закончил академию. Девятнадцать лет назад.
— После Вансфельдта многое переменилось. По окончании войны Орланко едва ли не открыто сделался пособником борелгаев, и с тех пор их влияние в стране только возросло. Борелгайские купцы управляют Биржей, борелгайские банкиры заправляют казначейством, борелгайские священники Истинной церкви проповедуют на улицах. Ничто так не раздражает народ, как засилье иноземцев. — Янус многозначительно вскинул бровь. — Уж нам-то с вами это хорошо известно.
Маркус невесело усмехнулся:
— Что ж, резонно. Борелгаев не любят. Как это приведет к революции?
— Никто не верит, что Расиния сможет править сама. Когда она воссядет на трон, подлинная власть перейдет к Орланко — а это, по глубокому убеждению народа, означает, что начатое десять лет назад борелгайское завоевание окончательно завершится. Одно дело — поднимать мятеж против законного монарха, и совсем другое — восстать против королевы, которую все поголовно считают иноземной марионеткой.
— Не хочу показаться бесчувственным, — сказал Маркус, — но все же: что из того? Если это правда, Орланко наверняка давно подготовился к такому повороту событий.
Безусловно. Более того, я уверен, что на это он и рассчитывает. Восстание будет утоплено в крови, а последующие репрессии надежно укрепят его власть. Тогда его уже не остановить. — Янус наклонил голову к плечу. — Теперь понимаете, почему пришлось так спешить? Если бы король скончался, пока мы были еще в пути, у нас не осталось бы шанса принять участие в игре.
— Яйца Зверя! — не выдержал Маркус. — Простите за прямоту, полковник, но эта «игра» меня что-то не слишком привлекает. Вордан в вашем описании очень уж похож на Эш-Катарион в канун Искупления — вы же помните, чем это закончилось? Уж лучше бы мы оставались в Хандаре.
— Для вас, капитан, это, может быть, и выход — но не для меня. Если Орланко сосредоточит всю власть в своих руках, у него больше не будет причины опасаться меня. Даже море Демона вряд ли его остановит.
Судя по тону, Януса это обстоятельство не особенно тревожило, но Маркусу живо вспомнилась Джен во всем устрашающем блеске своей нечестивой мощи, и он невольно содрогнулся.
— Кроме того, — продолжил Янус, — у меня есть обязательства перед королем… и перед будущей королевой.
— Так что же все-таки сказал его величество? Назначить вас министром юстиции, когда дело идет к уличным боям, все равно что заранее обречь вас на поражение.
— По счастью, сходство нынешней ситуации с Эш-Катарионом не так разительно, — отозвался Янус. — Король, разумеется, всегда был осведомлен о честолюбивых помыслах Орланко. Он попросил меня стать противовесом влиянию Последнего Герцога в кабинете министров. Защитить Расинию и приложить все силы, чтобы она смогла править собственной волей.
— Всего-то? — пробормотал Маркус.
— Он в отчаянном положении, — пожал плечами Янус. — И знает, что Орланко способен так или иначе перетянуть на свою сторону даже самых честных и преданных Короне людей. Королю нужен был тот, кто уже заслужил ненависть Последнего Герцога. То, что победа в Хандаре принесла нам известность, тоже оказалось как нельзя кстати.
— Ладно, — согласился Маркус. — Вы правы. И как же мы будем действовать?
Янус вновь одарил его знакомой беглой улыбкой.
— Пока не знаю.
— Что?!
— Капитан, мы не пробыли здесь и дня. Все известные мне сведения устарели на несколько недель. Нужно получить новые доклады от осведомителей и составить план действий. То и другое потребует времени.
— Восхитительно, — буркнул Маркус.
— Впрочем, одно уже можно сказать наверняка. Мы должны узнать, насколько глубока связь между герцогом и Черной Курией. Это прольет свет на… многие обстоятельства.
«Ты уверен?» — прозвучал в памяти голос Джен. Маркус медленно кивнул.
— Каким образом?
Первым шагом стала ваша новая должность. Чем больше союзников будет у нас среди городских властей, тем лучше.
— Моя новая должность не означает, что вся жандармерия поголовно встанет на вашу сторону, — возразил Маркус. — Тем более если речь идет об уличных боях. Когда твой противник носит точно такой же мундир, поневоле задумаешься, чьему приказу подчиняться.
Адрехт… Маркус вновь увидел его как наяву: озлобленный, угрюмый, безнадежно вцепившийся в пустой левый рукав.
— Безусловно, — легко согласился Янус. — И я нисколько не сомневаюсь: жандармерия буквально кишит агентами Конкордата. Сделаете то, что в ваших силах. А когда мы обнаружим Черных священников, у вас будет законное основание расследовать их деятельность.
— Думаете, это возможно? При поддержке Орланко они могут укрыться так, что вовек не сыщешь.
— У меня есть один многообещающий след — зацепка, так сказать. Привыкайте к своим новым обязанностям, а я буду делать то, что в моих силах. А пока предлагаю вам поспать. Крепкий сон в удобной кровати в высшей степени благотворно скажется на вашем расположении духа.
«После всех этих разговоров, — подумал Маркус, — благотворней всего спать не слишком крепко».
— Да, — добавил Янус, задумчиво попивая чай, — прежде чем отправиться исполнять мою рекомендацию, будьте так любезны разбудить лейтенанта Игернгласса. Хотелось бы перекинуться с ним парой слов.
Винтер
Череда сумбурных видений жаркого сна. Тесно прильнувшее тело — разгоряченное, нежное; тонкие пальцы, сладостно скользящие по коже. Касание губ — вначале осторожное, затем все более настойчивое и жадное. Дыхание обжигает шею, руки путаются в волне темно-рыжих волос, слипшихся в поту любострастия. Взгляд зеленых глаз пронзает, точно лезвие кинжала…
«Джейн!» Винтер застонала, просыпаясь, и разлепила веки. Было душно, пахло пылью, плотно задернутые тяжелые занавеси на окнах преграждали путь дневному свету, отчего в комнате царил причудливый полумрак. Кровать, где она лежала, была громадная и до непристойности мягкая, и вдобавок ее со всех сторон уютным гнездом окружали шелковые подушки. Та, на которой покоилась ее голова, отсырела от пота.
Впрочем, с того самого страшного дня в десолтайском храме кошмары, снившиеся ей годами, сменились другими. В новых снах Винтер вначале лишь смутно чудилось: она заточена, заперта во тьме, а издалека монотонно, ни на миг не прерываясь, бормочут невнятные голоса. По пути из Хандара голоса эти с каждым разом становились все явственней, и наконец в их речитативе стали различимы отдельные слова. Непостижимым образом она знала, что видения подымаются из самых недр ее существа, где сытым хищником, дремотно переваривающим добычу, залег дух, Янусом названный Инфернивором.
Сны о Джейн становились почти облегчением, старой болью, к какой душа уже притерпелась. Джейн, которую Винтер любила и которую бросила на произвол ужасной судьбы. Память, от которой она бежала за тысячу миль, за море.
«А теперь я вернулась». Под другим именем, в ином обличье, но все же…
Стук в дверь прозвучал как спасение. Винтер попыталась сесть, но необъятная пуховая перина без труда свела попытки на нет и завалила ее набок. Перекатываясь, проваливаясь в облако пуха, кое-как она добралась до края кровати. Стук повторился.
— Лейтенант Игернгласс!
Это был голос капитана Д’Ивуара. Пыхтя, Винтер съехала с перины, пинками избавилась от простыни, опутавшей ноги, и соскочила на пол.
— Я не сплю! — отозвалась она. — Минутку!
В углу комнаты стояло зеркало во весь рост — удобство, которое почти не встречалось в Хандаре. Винтер привычно осмотрелась, проверяя, в порядке ли мужская личина. Янус знает, что она женщина, а вот капитану Д’Ивуару это неизвестно, да к тому же в доме есть еще слуги и охрана. Что ж, лейтенантский мундир в порядке, лишь пара пуговиц расстегнулась — видимо, когда ворочалась во сне. Судя ио всему, едва успев стащить с себя сапоги, она тут же провалилась в сон.
Она застегнула пуговицы, поправила воротничок, поддернула обшлага и, решив, что выглядит приемлемо, направилась к двери. Здесь на дверях имелись засовы — еще одна мелочь, к которой предстоит привыкнуть. Хандараи по большей части обходились занавесками.
Капитан Д’Ивуар ждал в коридоре. Под его глазами темнели круги, и Винтер мысленно порадовалась, что полковник дал ей отоспаться. Д’Ивуар, судя по виду, был готов рухнуть и заснуть, где стоял.
— Он вас ждет, — бросил капитан. Уточнять, кто «он», нужды не было. — Внизу, в гостиной.
— Есть, сэр.
— Если я ему понадоблюсь, ищите меня… — он ткнул пальцем в сторону других спален, — где-то здесь.
— Есть, сэр.
Капитан, пошатываясь, удалился. Винтер вышла в коридор, захлопнула за собой дверь и с любопытством огляделась по сторонам. По прибытии она была так измотана, что едва обратила внимание на дом, где их разместили. Сейчас, спускаясь по лестнице, она дивилась его внушительной пышности. Дом был огромен, с чрезвычайно высокими потолками и широкими коридорами, и всюду, где стены не были заняты громадными картинами, красовались забранные стеклом светильники; в них даже сейчас, в разгар дня, жарко пылали свечи. Картины, сплошь в золоченых, с причудливой резьбой рамах, в основном представляли собой мрачные размашистые пейзажи; изредка их разбавляли морские сцены. Ковер, по которому ступала Винтер, был пышнее и мягче ее армейского тюфяка.
Подобную роскошь ей доводилось видеть лишь во дворце в Эш-Катарионе, да и тот был частично сожжен и полностью разграблен еще до ее появления. Приют, где выросла Винтер, — «Тюрьма миссис Уилмор для девиц», как его называли обитатели, — в прошлом служил загородным особняком аристократа, однако все следы былой роскоши изгнали из его стен десятилетия настойчивых усилий миссис Уилмор. От непринужденного великолепия, которое окружало Винтер сейчас, захватывало дух.
С трудом верилось, что они и впрямь в Онлее. Королевский дворец и его окрестности всегда представлялись Винтер неким полумифическим местом — как небеса в верованиях хандараев, заоблачный край, где якобы обитают боги. Рассказы о короле и других жителях Онлея звучали не менее фантастично, чем те языческие россказни. Она и сейчас-то едва свыкалась с мыслью, что это место существует на самом деле и сюда можно вот так запросто прикатить в наемном экипаже.
Гостиной оказалась просторная комната на нижнем этаже дома, судя по виду, не имевшая никакого особого предназначения: пара книжных полок, камин, несколько кресел, диванчик и два-три вычурных столика. Янус сидел в одном из кресел, вытянув ноги на оттоманку, и просматривал пухлую пачку бумаг. Когда Винтер вошла, он поднял взгляд.
— А, лейтенант, — сказал он. — Надеюсь, хорошо отдохнули?
— Превосходно, сэр. После нескольких недель морского плавания и нескольких дней тряски в экипаже одна возможность лежать и не двигаться была сама по себе невероятной роскошью. — Капитан Д’Ивуар просил передать вам, что отправился спать.
— Оно и к лучшему. Сегодня все выбились из сил.
Глядя на самого Януса, трудно было заподозрить, что эти слова относятся и к нему.
— Присаживайтесь.
Винтер с некоторой неловкостью устроилась в кресле напротив, и Огюстен, бесшумно ступая, принес чай.
— Полагаю, — продолжал Янус, — стоит начать с того же, что капитану я уже сообщил. Здесь, в Онлее, все стены имеют уши, и это отнюдь не художественное преувеличение. Всегда — подчеркиваю, всегда — исходите из предположения, что вас подслушивают. Я доставил сюда несколько своих людей из графства Миеран, тех, кому доверяю, — и в данную минуту этот дом можно, с некоторыми оговорками, считать защищенным от чужих ушей. Так что свободно высказывайтесь обо всем, что касается нашего дела.
Янус намеренно выделил последние слова, впившись в Винтер многозначительным взглядом серых глаз. Она поняла намек с полуслова. «Тех, кому доверяю», вот как? Одно дело — полагаться на кого-то и знать, что он тебя не предаст, и совсем другое — доверить кому-либо тайну Тысячи Имен… а также участие Винтер во всей этой истории.
Я… понимаю, сэр. — Она помедлила. — И… каково «наше дело» в Вордане?
— Во многом почти такое же, как в Хандаре. Король назначил меня министром юстиции.
Винтер не знала, как следует принять эту новость, а потому предпочла подстраховаться:
— Поздравляю, сэр.
— Благодарю, лейтенант, — учтиво отозвался Янус, — но, боюсь, эта должность сулит нешуточные хлопоты. Столица на грани взрыва, и чем хуже королю, тем ближе эта грань. Предполагается, что я удержу город в узде, не имея ни времени на подготовку, ни возможности узнать, кто из подчиненных работает на… моих противников.
Два последних слова вновь заключали в себе много больше, чем могло показаться. Противниками Януса в политической жизни Вордана были герцог Орланко и его приспешники — но лишь нескольким избранным, в том числе Винтер, было известно, что на самом деле это противостояние гораздо глубже. Явление подлинной сущности Джен Алхундт наглядно показало, что здесь замешаны куда более зловещие силы. Черные священники — так назвала их хандарайка Феор, юная жрица, которую Винтер спасла от еретиков-искупителей.
Понимаю, сэр. — Винтер сосредоточенно отпила глоток чаю. И хорошо представляю, насколько вам нелегко.
Следовательно, опасаюсь, мне придется много больше обычного полагаться на вас и капитана Д’Ивуара — по крайней мере, пока не прибудут все остальные.
«Бобби, — тут же подумала Винтер, — а также Фолсом, Графф, Феор и весь Первый колониальный». Не говоря уже о невзрачных дощатых ящиках, битком набитых стальными пластинами, на которых запечатлены тайны тысячелетий.
— Сэр, я сделаю все, что в моих силах.
— Ловлю на слове, — тут же отозвался Янус с легкой, едва различимой улыбкой. — У меня есть для вас поручение.
Было в его голосе нечто такое, от чего Винтер стало не по себе.
«Я не буду в восторге от этого поручения, и он прекрасно об этом знает».
— Да, сэр?
— Один из первых очагов недовольства в городе — южные Доки. Там образовалось… скажем так, сообщество докеров и других разнорабочих. На их счету уже изрядное количество инцидентов, и не без насилия. Эти люди именуют себя Кожанами.
Понимаю. — На самом деле Винтер пока еще ничего не понимала.
— Жандармы пытались усмирить эту шайку, но безуспешно. Большая часть Доков — сущий лабиринт, и проникнуть туда или отыскать там что-либо практически невозможно. К тому же Кожанов негласно поддерживают местные. Один случайный арест, сопровождавшийся, я бы сказал, наглядной жестокостью, нисколько не остудил их пыл. Здесь требуется более тонкий подход.
— Тонкий, сэр?
— Внедрение, лейтенант. Необходимо больше узнать об этом сообществе. Наши заклятые друзья из Конкордата утверждают, будто сумели заслать туда нескольких агентов, но, судя по отсутствию видимых результатов, те либо скрывают, либо намеренно фальсифицируют полученные сведения. Мне нужен кто-то, на кого я могу положиться.
— Речь обо мне, сэр? — Винтер едва не расхохоталась. — Прошу прощения, но неужели вы и впрямь думаете, будто я смогу сойти за своего в компании крепких докеров?
— Но ведь я еще не сказал вам самого интересного, — возразил Янус.
Он подался вперед, и на губах его вновь заиграла все та же смутная улыбка. Да ведь он наслаждается, поняла Винтер. Вот паршивец!
— У Кожанов имеется внутренний круг, и, судя по всему, он состоит исключительно из женщин.
— Что?
С минуту Винтер пыталась представить шайку мятежных докеров, которой командуют горластые торговки рыбой, — и потому до нее не сразу дошло, к чему именно клонит полковник.
— Что?! Сэр, вы шутите?
— Неужели же вы не сумеете выдать себя за женщину? — осведомился Янус, покосившись на охранников, что исполнительно застыли у входной двери. — Насколько я понимаю, вам уже доводилось проделывать нечто подобное.
— Я никогда не… то есть… — Винтер оборвала себя и сделала глубокий вдох. — Даже если бы я и… переоделся женщиной, это еще не значит, что я могу туда заявиться как ни в чем не бывало! Они все родом из Доков, так ведь? Я же… я же ни выглядеть, ни говорить, как они, не сумею!
— Да, вы и впрямь не слишком похожи на дочку рыбака. — В глазах Януса заплясали веселые искорки. — По счастью, есть и другой путь. Еще один очаг беспорядков — кварталы, прилегающие к Университету, те, что называют Дном. Студенты, как известно, любят поболтать, но крайне неохотно переходят от слов к делу. Время от времени те, кто сыт по горло политической говорильней, переправляются через реку и присоединяются к Кожанам. Полагаю, вы без труда сможете выдать себя за такого поборника решительных действий — и притом убедительно объяснить, отчего у вас нет ни друзей, ни полезных связей.
— Но…
Винтер никак не могла сказать то, что хотела. Не только из-за охранников, которые понятия не имели о ее тайне, но и потому, что не получалось даже найти подходящие слова. «Он хочет, чтобы я… надела платье и пошла так по улице у всех на виду?» Одна мысль об этом вызывала безотчетное отвращение: после двух лет страха быть разоблаченной вот так просто взять да и сбросить маску, которая почти приросла к лицу…
Она судорожно сглотнула.
— Сэр, я… ценю ваше доверие, но… не думаю, что справлюсь.
— Понимаю, нелегко согласиться на такое. С другой стороны, это ведь лишь маскарад, не более. Как только мы разберемся с нынешним кризисом, вы снова станете… собой.
— Я не…
— И, надеюсь, вы понимаете, — Янус подался вперед, — насколько это важно. Никому другому я не могу этого поручить. И когда я говорю, что судьба страны, возможно, зависит от того, что мы предпримем в ближайшие дни или недели, — поверьте, я не драматизирую.
Винтер закрыла глаза и промолчала. Тугой шершавый комок застрял в горле, не давая ни заговорить, ни вздохнуть.
— Есть еще одно обстоятельство, — продолжал Янус. Перед тем как покинуть Хандар, вы попросили меня об услуге. Отыскать вашу… если не ошибаюсь, старинную подругу.
— Джейн! — Она резко открыла глаза. — Вы нашли ее?
— Пока еще нет. Однако, полагаю, мы на верном пути.
— Она жива? Она не…
Насколько нам известно. — Янус предостерегающе поднял руку. Дальнейшее может потребовать времени. Я лишь хотел дать вам понять, что помню о своем обещании.
Винтер впилась взглядом в лицо полковника, такое открытое и внешне бесхитростное, с вечной полуулыбкой, что никогда не затрагивала его серых непроницаемых глаз. Янус ни за что не скатился бы до прямого грубого предложения сделки «ты мне — я тебе», однако намек в его словах был вполне прозрачен: «Думая о том, что ты сделаешь для меня, помни о том, что я могу сделать для тебя».
В конце концов, не без горечи подумала Винтер, разве у нее есть выбор? Она дважды спасла Янусу жизнь в Хандаре, но в итоге оказалась в его полной власти. Ничего не остается, как смириться — и всей душой надеяться, что он знает, что делает.
— Я… попробую, — выдавила она, борясь с комком в горле. — Я по-прежнему считаю, что эти люди мне не поверят, но, если вы так хотите, я попробую.
— Разумеется, — негромко проговорил Янус. — О большем я просить и не смею.