Каменное ядро, наверняка, легко прорвало бы такую преграду, но глиняные сосуды с горящими… догорающими уже фитилями были не столь велики и не столь тяжелы. Следовало только успеть поставить препятствие перед ними всеми.
Увы… Снарядов было слишком много. Князь спешил, но не успевал. За всеми — нет.
На невидимое препятствие наткнулся первый горшок.
Да, так и есть — греческий огонь!
Х-х-х-р-р-р-с-с-с! — лопнула глина. Тёмная жижа выплеснулась наружу, соприкоснулась с фитилём.
Пш-ш-ш-х-х-х! — из чёрных клубов рванулись алые язычки. Пламя брызнуло во все стороны. Огненная клякса полыхнула в воздухе, но так и не дотянувшись жгучим крапом до крепостных стен.
Клякса замерла, зависла на долю мгновения. И — заструилась вниз.
Но прежде, чем жидкий огонь коснулся земли…
Х-х-х-р-р-р-с-с-с! Х-х-х-р-р-р-с-с-с! — разбились о воздух ещё два глиняных сосуда.
Пш-ш-ш-х-х-х! Пш-ш-ш-х-х-х! — взвились и опали два новых огненных росплеска.
Снаряды сыпались один за другим, падали одновременно, по два, по три…
Х-х-х-р-р-р-с-с-с! Пш-ш-ш-х-х-х! Х-х-х-р-р-р-с-с-с! Пш-ш-ш-х-х-х! Х-х-х-р-р-р-с-с-с! Пш-ш-ш-х-х-х!..
Большей частью горшки раскалывались на подлёте к стенам. Некоторые не разбивались сразу, а увязали в упругих чародейских силках, замедляли движение и, отведённые от стен, скользили вниз. Своё пламя они расплёскивали уже у подножия скального основания.
Однако с полдюжины зажигательных снарядов всё же пролетели в прорехи волховской защиты. Дымящиеся шары упали на стену, за стену…
Тимофей только успевал вертеть головой, отмечая, где горит.
Огонь вспыхнул на шершавой поверхности скального монолита — в верхней его части, почти коснувшись окаменевших брёвен и воротных створок. Пылающие пузырящиеся ручейки поползли вниз, оставляя на камне жирные тёмные потёки.
Справа пламя объяло крышу угловой башни и протекло внутрь — на боевую площадку. Дико закричал оставленный там дружинник.
Слева — на соседнем пролёте стены — тоже полыхало вовсю. Здесь небольшой сосуд с горючей смесью угодил точно в бойницу, и пламя сразу охватило полгалереи. Ратников там не было, ну а окаменевшему дереву внешних стен огонь не страшен. Куда больше вреда он мог сейчас причинить строениям Острожца, расположенным за городскими стенами.
Мог — и причинял.
Два горшка, перелетев через заборало, упали в город. Один расплескал огонь под деревянной стеной детинца. Второй угодил в крышу княжеских хором. В обоих местах занялось сразу — сильно и быстро. Сухое дерево оказалось лакомой добычей для жидкого пламени.
Внизу закричали. Заметались по улицам ополченцы с вёдрами. Но вода помогала мало. Греческий огонь водой не затушить. Его землёй душить нужно.
— Кр-р-рысий потрох! — прорычал Тимофей. Ох, непросто будет отбивать штурм, когда за спиной полыхают пожары.
Угрим времени на бесполезную брань не тратил. Отступив от наружной бойницы, князь-волхв забормотал очередное заклинание.
Раз — и руки Угрима раздвинули воздух.
А вместе с воздухом…
Тимофей охнул… Вздыбилась земля. Избы, стоявшие под разгорающимся детинцем отползли в стороны, повалились, сложились друг на дружку. Лопнула и раздалась вправо-влево бревенчатая стена внутренней крепостцы, также отодвинутая от пылающего участка. Пламя теперь горело на пустом, неровном и ухабистом пяточке. Пищи для огня на этом пустыре не было.
А руки Угрима уже не раздвигали, а будто сгребали воздух в кучу. И земля вновь приходила в движение.
Вот князь-волхв сомкнул ладони, словно воды зачерпнул. А вот — подбросил зачерпнутое вверх.
Пустырь взорвался. Земля — сырая, чёрная, жирная, тяжёлая, глинистый пласт, россыпь выдранных из-под глины камней — всё это в мгновение ока взметнулось над огнём.
И обрушилось сверху. Круша, ломая. Сбивая пламя, засыпая и удушая его. Ещё секунда — и там, где только что разгорался пожар, теперь высится дымящийся холм, да оседает пыль.
Всё. Потушено. Здесь — да. Но как же княжеский терем?
Терем с полыхающей крышей стоял особняком. Его отделять от других построек не потребовалось. А потому…
Угрим снова сгрёб воздух. Подбросил… Княжеские хоромы с горящей верхушкой пошатнулись. На этот раз земля, глина и камень поднялись из-под самого крыльца.
Второй земляной фонтан ударил выше и сильнее первого. Достиг объятой огнём маковки, осыпался вниз. Сбил горящую кровлю, присыпал и погрёб под собой пламя.
Борясь с пожаром, князь не жалел ни чужого, ни своего добра.
Со стороны латинянского лагеря донёсся гулкий и протяжный вой боевых рогов. Тимофей бросился к бойнице.
— Иду-у-ут! — послышалось с соседней башни. Тамошний наблюдатель орал во всю глотку. — Латиняне иду-у-ут!
Действительно, в рядах осаждающих наметилось шевеление. К пороку и обратно метались конные гонцы. Михель отдавал приказы, и приказы мага неземедлительно выполнялись.
Вперёд уже выдвинулись кнехты с тяжёлыми осадными щитами — павезами — большими, широкими, с прорезями-бойницами поверху. Каждый щит тащили по два-три человека. Щитов было много, и поставленные вплотную друг к другу они напоминали сплошную дощатую ограду.
Сразу за щитоносцами, следовали арбалетчики и лучники. За стрелками шли несколько десятков человек с охапками хвороста с брёвнами, с корзинами, наполненными землёй и камнями. Эти, по всей видимости, должны были засыпать ров и проложить дорогу осадной башне. А башня…
У Тимофея глаза полезли на лоб.
Массивный турус вздрогнул, покачнулся и сдвинулся с места. Сам! Но как?! Тягловой скотины не впряжено, кнехты вокруг не копошатся, а громадное многоярусное сооружение ползёт.
Тимофей присмотрелся. Дубовый настил, на котором высилась башня, двигался тоже. Катились, как под пологую горку, тяжёлые брёвна гати. Объяснить такое можно только одним. Чародейство.
— Вот она, значит, где, — послышался голос Угрима.
— Кто? — не сразу понял Тимофей.
— Арина.
И в самом деле! За сдвинувшейся башней уже можно было разглядеть хрупкую женскую фигурку. Никейская ворожея выписывала руками сложные пассы, словно исполняя диковинный танец — медленный и текучий. Движения Арины были плавными и округлыми, не то, что резкие взмахи Михеля. Гречанка как будто боялась расплескать молоко из крынки. Наверное, так и нужно двигать высокую башню — осторожно, аккуратно. Излишнее рвение и поспешность могли опрокинуть турус.
Осадная башня приближалась медленно, но неумолимо.
— Что ж, всё верно, — задумчиво проговорил Угрим. — Кому-то камни и горшки с полымем швырять, а кому-то турусы толкать.
В голосе князя крылась тревога. Ещё бы! Уж если ядра латинянского порока долетают до крепости, то и осадная башня вполне способна доползти до защищённых магией стен. Даже если Арина не сможет поставить турус вплотную, вон какие мостки высятся на верхней площадке! Они-то точно достанут… Да и лучникам-арбалетчикам с башни обстреливать городские укрепления куда как сподручнее.
Позади сдвинувшейся первой линии латинянского воинства, уже становилась вторая. Возле длинных лестниц плотными шеренгами выстраивались безоружные и бездоспешные кнехты. Спереди и по флангам их прикрывали шитоносцы с прямоугольными щитами в рост человека.
Трубы и рога загудели снова. И вот уже лестницы водружены на плечи, а щиты заслонили носильщиков. Штурмовые лестницы, словно узкие лодки, поплыли к крепости.
Третий сигнал привёл в движение пешие полки, щетинившиеся копьями. Иноземные наёмники, примкнувшие к армии Феодорлиха и Михеля, ровными рядами шагали за второй линией. Следом сплошным валом повалили спешенные имперские рыцари в лёгких, пригодных для штурма, доспехах. Каждый рыцарь вёл за собой своих оруженосцев и слуг.
В поле перед крепостью становилось тесно, однако, с высоты надвратной башни было видно, что на первый штурм Михель отправил лишь малую часть имперского воинства. Всей латинянской рати под невеликой крепостью попросту негде было бы развернуться.
— Стрелков на стены, — приказал Угрим.
— Только стрелков? — уточнил Тимофей.
— Пока — да, — князь не отводил взгляда от вражеского войска. — Когда латиняне перейдут ров… если перейдут, поднимутся остальные.
Тимофей отошёл от бойницы и перегнулся через внутренние ограждения. Крикнул вниз:
— Лучники-и-и! К бойни-и-ицам!
— К бойницам! — подхватили десятники и сотники. — Стрелки — к бойницам!
По выступам скальной породы, по деревянным лестницам, обращённым в каменные, взбегали лучники. Каждый занимал своё место.
Глава 2
Место, в котором оказался Зигфрид фон Гебердорф со своим небольшим отрядом, напоминало округлое ристалище, окружённое отвесными скалами. Единственным выходом отсюда был узкий распадок на противоположном конце скальной ограды. От колдовского прохода, из которого они вывалились на незнакомое горное плато, не осталось ни следа.
Около двух десятков человек — рыцари, оруженосцы и слуги-кнехты, последовавшие за бароном — недоумённо и настороженно оглядывались вокруг. Четверо всадников лишилось коней, ибо конь с переломанными ногами — уже не конь. Покалечилось двое воинов, неудачно упавших на камни. Впрочем, увечья были не тяжёлыми: от серьёзных травм уберегли доспехи.
Поскрипывали зарядные вороты арбалетов. Стрелки — их было двое — по приказу Зигфрида взводили самострелы. Так, на всякий случай.
Татарских послов, за которыми гнался Зигфрид, поблизости не оказалось. Зато на камнях лежал незнакомый старик, потоптанный копытами. Очень странный старик, кстати. Странное обличье. Странные одежды…
— Язычник какой-то богомерзский, ваша милость, — растеряно пробормотал Карл Баварец — верный и прилежный, но не сдержанный на язык оруженосец Зигфрида.
Да уж, язычник, самый что ни на есть. Сухое желтоватое лицо, приплюснутый нос, глазки-щёлочки. Белая куртка с просторными рукавами, подвязанными тесёмками. Широкие белые штаны. Разметавшаяся накидка — тоже белая, украшенная кисточками, полосками ткани и цветными шнурками. На ногах — соломенные сандалии. Голову незнакомца едва прикрывала чёрная плоская шапочка, туго увязанная под подбородком. Из-под шапочки выбивались длинные седые волосы. Слабая птичья грудь старика едва заметно двигалась. Но старик дышал. Пока ещё дышал…