Стэн кивнул.
– Нет! Нет! – пронзительно закричала жена. – Я же тебе объясняла сегодня утром. Свой тотем не едят! Если ты съешь своего Предка, тебя за это убьют!
– Дорогая моя, этот джентльмен утверждает, что ест медовых муравьев. Я правильно вас понял, сэр?
Стэн снова кивнул.
– Кажется, я запуталась, – сказала женщина растерянно. – Вы хотите сказать, что Медовый Муравей – не ваше Сновидение?
Стэн затряс головой.
– А какое тогда ваше?
Старик задрожал, совсем как школьник, которого заставляют выдать секрет, и едва выдавил из себя:
– Эму.
– Ну, теперь я совсем запуталась. – Женщина разочарованно кусала губу.
Ей понравился этот старик в желтой рубахе с обмякшим ртом, понравилась история о медовых муравьях, ползущих по пустыне под ярким солнцем, которое золотит им медовые мешочки. Ей уже полюбилась эта картина, захотелось ее купить, захотелось, чтобы старик подписал ее, но теперь она снова задумалась.
– А что, если, – медленно и осторожно проговорила она, – мы оставим деньги у миссис…
– Лейси, – подсказала миссис Лейси.
– Не могли бы вы тогда написать для нас картину, изображающую Сновидение Эму, и отослать ее… Попросить миссис Лейси отослать ее в Соединенные Штаты?
– Нет, – вмешалась миссис Лейси. – Не может. Ни один художник не изображает собственное Сновидение. Оно слишком могущественно. Оно может убить его.
– Ну, тогда я совсем запуталась. – Женщина заломила руки. – Вы хотите сказать, что ему нельзя изображать собственное Сновидение, но можно изображать чужие?
– Я понял, – сказал ее муж, просияв. – Ему нельзя есть эму, но можно есть медовых муравьев. Так и с картиной. Да?
– Вы правильно все поняли, – сказала миссис Лейси. – Мистеру Тджакамарре нельзя изображать Сновидение Эму, потому что эму – его тотем по отцовской линии, и изображать его было бы святотатством. А медового муравья ему изображать можно, потому что это тотем сына брата его матери. Верно я говорю, Стэн? Ведь Медовый Муравей – это Сновидение Гидеона?
Стэн моргнул и сказал:
– Верно!
– Гидеон, – продолжала миссис Лейси, – ритуальный ассистент Стэна. Они оба рассказывают друг другу, что им можно, а что нельзя изображать.
– Кажется, я понимаю, – неуверенно произнесла американка. Но у нее по-прежнему был довольно растерянный вид, и ей понадобилось время, чтобы перейти к следующей мысли. – Вы говорили, что этот мистер Гидеон – тоже художник?
– Художник, – подтвердила миссис Лейси.
– И он изображает Сновидения Эму?
– Да.
– Как здорово! – Женщина неожиданно рассмеялась и захлопала в ладоши. – Значит, мы можем купить по одной у каждого и повесить их в паре.
– Подожди, дорогая, – возразил ее муж, пытаясь унять ее восторг. – Вначале нам надо убедиться, что эта картина с Медовым Муравьем продается. А если да, то за сколько?
Миссис Лейси взмахнула ресницами и лукаво сказала:
– Не знаю. Вам нужно спросить художника.
Стэн повращал белками глаз, уставился в потолок и зашелестел губами. Видимо, он прикидывал, какую цену дала бы ему миссис Лейси, и умножал ее на два. Наверняка и он, и миссис Лейси уже неоднократно ломали эту комедию. Потом он опустил голову и сказал:
– Четыреста пятьдесят.
– Австралийских долларов, – вставила миссис Лейси. – Разумеется, мне придется взять с вас комиссионные. Десять процентов! Это будет вполне справедливо. А за краски и холст я накину еще двадцать.
– Процентов?
– Долларов.
– Ну, это по-божески, – сказал мужчина с явным облегчением.
– Она очень красивая, – произнесла женщина.
– Ну, ты рада? – спросил ее муж успокаивающим тоном.
– Да, – сказала она. – Я очень рада!
– Можно расплатиться «Американ-экспрессом»?
– Конечно, – отозвалась миссис Лейси. – Если вас не смущают их комиссионные.
– Отлично. – Мужчина сделал большой вдох. – А теперь я хочу узнать, что тут происходит. На картине.
Мы с Аркадием тихонько подошли поближе, замерли за спинами американцев и стали наблюдать, как старик Стэн тычет своим костлявым пальцем в большой синий круг на холсте.
Он объяснил, что это Вечный Дом Медового Муравья-Предка в Татата. И вдруг мы все увидели полчища медовых муравьев с блестящими полосатыми телами, лопавшимися от нектара, в своих сотах под корнями мульги. Мы увидели кольцо огненно-красной земли, окружающее вход в их муравейник, и дорожки, по которым они разбегались в другие места.
– Эти круги, – пояснила, в свою очередь, миссис Лейси, – обрядовые центры медовых муравьев. А «трубочки», как вы их назвали, – Пути Сновидений.
Американец, похоже, был покорен:
– А мы можем поехать поглядеть на эти Тропы Сновидений? Ну, там, где они на самом деле проходят? Как в Айерс-Роке? В такое же место?
– Они могут, – ответила она. – Вы – нет.
– Вы хотите сказать, что они невидимы?
– Для вас – да. А для них – видимы.
– И где же они проходят?
– Везде, – сказала миссис Лейси. – Насколько мне известно, одна из таких Троп проходит прямо посреди моего магазина.
– Жуть, – хихикнула жена американца.
– Эти Тропы видят только они?
– Видят – и поют, – добавила миссис Лейси. – Не бывает пути без песни.
– И эти пути пролегают тут повсюду? – переспросил мужчина. – По всей Австралии?
– Да, – ответила миссис Лейси, с удовлетворением вздохнув оттого, что наконец нашла броскую формулу. – Земля и песня – одно целое.
– Потрясающе! – изрек американец.
Американка достала носовой платок и стала утирать уголки глаз. Мне даже на миг показалось, что она готова расцеловать старика Стэна. Она понимала, что эта картина написана специально для белых людей, но художник подарил ей мимолетный шанс взглянуть на нечто редкостное и диковинное, и это вызвало у нее мощный прилив благодарности.
Миссис Лейси снова переменила очки и принялась заполнять бланк «Американ-экспресс». Аркадий помахал на прощание Стэну, мы вышли на улицу, а вскоре услышали за собой победное хррямп! машинки для кредитных карточек.
– Вот это женщина! – сказал я.
– Да, выдержки ей не занимать, – отозвался Аркадий. – А теперь давай зайдем выпить.
7
У меня на ногах были резиновые шлепанцы, а поскольку перед всеми приличными барами в Алис были вывешены таблички: «В шлепанцах не входить» (с целью отвадить «аборигешек»), мы отправились в общий бар «Фрейзер-Армз».
Алис нельзя назвать жизнерадостным городком – ни днем, ни ночью. Старожилы помнят, какой была Тодд-стрит во времена лошадей и коновязей. С тех пор она превратилась в унылую американизированную полоску, сплошь утыканную сувенирными лавками, турагентствами и буфетными стойками. В одной из лавочек продавались мягкие игрушки – мишки коала, футболки с надписью «Алис-Спрингс», выведенной мухами. В газетном киоске продавалась книжка под названием «За белыми – красные». Ее автор, бывший марксист, утверждал, что движение за права аборигенов на землю является фронтом советской экспансии в Австралию.
– Выходит, я – один из главных подозреваемых, – сказал Аркадий.
Перед пабом находился магазинчик, торговавший спиртным. Вокруг него пошатывались те ребята, которых мы видели раньше. Посреди улицы, пробивая асфальт, высился ствол потрепанного эвкалипта.
– Священное дерево, – пояснил Аркадий. – Святыня для клана Гусеницы – и большая угроза для машин.
Внутри общего бара было шумно, чернокожие и белые толпились вперемежку. Бармен – двухметровая детина – считался лучшим в городе вышибалой. Линолеум покрывали пивные пятна, на окнах висели бордовые занавески, а стулья из стеклопластика стояли где попало.
Сразу два барных табурета у стойки занимал тучный бородатый абориген, почесывая укусы на пузе. Рядом сидела угловатая женщина. В ее лиловой вязаной шапочке застряла подставка для пивного стакана. Глаза у женщины были закрыты, она истерически хохотала.
– Вся банда в сборе, – заметил Аркадий.
– Какая банда?
– Мои приятели из совета пинтупи. Пойдем. Познакомлю тебя с председателем.
Мы взяли по пиву и начали осторожно пробираться через толпу к председателю, который громко разглагольствовал перед кружком восхищенных слушателей. Это был великан с очень темной кожей, в джинсах, в черной кожаной куртке, черной кожаной шляпе, с утыканным гвоздями кастетом на запястье. Он растянул губы в широченной зубастой улыбке и выбросил ладонь для братского рукопожатия:
– Здорово!
Я ответил:
– Здорово! – и увидел розовый кончик своего пальца, торчащий из его кулачища.
– Здорово! – сказал он.
– Здорово! – отозвался я.
– Здорово! – сказал он.
Я промолчал. Подумал, что если в третий раз отвечу: «Здорово!» – то мы будем повторять это до бесконечности.
Я отвел глаза. Его хватка ослабла, и я смог забрать свою полураздавленную ладонь.
Председатель вернулся к рассказу: о своей новой привычке стрелять по висячим замкам на воротах скотоводческих станций. Слушатели находили его рассказ чрезвычайно забавным.
Потом я пытался поговорить с одним городским активистом, который приехал сюда из Сиднея. Но поскольку он все время смотрел куда-то вбок, я разговаривал скорее с аборигенским флагом – серьгой, висевшей у него в левом ухе.
Сначала я вообще не видел никакого отклика, кроме покачивания флажка. Потом он повернул ко мне лицо и заговорил:
– Вы – англичанин?
– Да.
– Почему вы не уезжаете домой?
Он говорил медленно, четко произнося слоги.
– Я только что приехал.
– Я про всех вас.
– А кто это – «все»?
– Белые люди, – ответил он.
Белые украли у его народа страну, сказал он. Их присутствие в Австралии незаконно. Туземцы никогда не уступали ни пяди своей территории. Не подписывали никаких соглашений. Все европейцы должны убираться туда, откуда приехали.
– А как быть с ливанцами? – спросил я.
– Пускай убираются к себе в Ливан.