– Понятно, – сказал я.
Интервью было окончено: лицо отвернулось и приняло исходное положение.
После этого я приметил симпатичную светловолосую женщину и подмигнул ей. Она подмигнула в ответ, и мы стали пробираться друг к другу, обходя толпу.
– Не поладил с лидером? – прошептала она.
– Да нет, узнал много нового, – ответил я.
Ее звали Мэриан. Она только полчаса назад приехала в город из земель уолбири, где занималась женскими земельными вопросами.
У нее были спокойные голубые глаза, она выглядела невинной и очень счастливой, в своем дешевом платьице с цветочным узором. Под ногтями у нее виднелась красноватая грязь, а въевшаяся дорожная пыль придавала ее коже ровный бронзовый глянец. Под платьем угадывалась крепкая грудь, а руки были сильными, точеными. В рукавах платья были сделаны прорези – чтобы воздух свободно проникал под мышки.
Раньше она учительствовала в буше, в той же школе, что и Аркадий. По взглядам, которые она кидала на его соломенную шевелюру, поблескивавшую под светом лампы, я догадался, что в прошлом они были любовниками.
На Аркадии была голубая рубашка и мешковатые рабочие штаны.
– Давно ты знаешь Арка? – поинтересовалась она.
– Целых два дня, – ответил я.
Я упомянул имя девушки из Аделаиды, нашей общей знакомой. Мэриан опустила глаза и зарделась.
– Он немножко святой, – сказала она.
– Знаю, – ответил я. – Русский святой.
Я хотел продолжить разговор с Мэриан, но где-то у моего левого локтя раздался скрипучий голос:
– Зачем вы приехали на Территории?
Я обернулся и увидел жилистого, с щетинистым подбородком белого тридцати с лишним лет. По его накачанным мышцам и серой трикотажной безрукавке я легко догадался, что этот тип – спортсмен-зануда.
– Меня кое-что интересует, – ответил я.
– Что-то конкретное?
– Хочу разобраться в аборигенских Тропах Песен.
– Надолго?
– Месяца на два, наверное.
– С вами еще кто-нибудь?
– Нет, я сам по себе.
– А с чего вы взяли, что стоит вам заявиться сюда из Старой Доброй Англии, как перед вами немедленно распахнется сокровищница сакральных знаний?
– Да мне и не нужна сокровищница сакральных знаний. Я просто хочу понять, как работают Тропы Песен.
– Вы что – писатель?
– В некотором роде.
– Что-нибудь уже публиковали?
– Да.
– Научную фантастику?
– Терпеть не могу научную фантастику.
– Послушайте, дружище, – сказал спортсмен-зануда, – вы зря тратите свое время. Я десять лет прожил на Территориях. Уж я-то знаю этих старейшин. Вам они не расскажут ничего.
Стакан у него был пустой. Я решил, что единственный способ прекратить этот разговор – купить ему выпивку.
– Нет, спасибо. – Он вздернул подбородок. – Мне и так хорошо.
Я снова подмигнул Мэриан (она старалась не засмеяться). У других тоже опустели стаканы, и я предложил угостить всю компанию. Подошел к стойке и заказал кому большой бокал пива, кому полпорции. Спортсмену-зануде я тоже сделал заказ, хотел он того или нет.
Аркадий помог мне подхватить стаканы.
– Ну и ну! – ухмыльнулся он. – Похоже, ты вовсю развлекаешься.
Я расплатился, и мы с ним пошли разносить пиво.
– Скажи, когда надоест, – шепнул он. – Можно ко мне пойти.
– Пойдем, когда захочешь.
Спортсмен-зануда, принимая стакан, поморщился и сказал:
– Спасибо, приятель.
Председатель, забирая пиво, не проронил ни слова.
Мы выпили. Аркадий поцеловал Мэриан в губы и сказал:
– До скорого.
Спортсмен-зануда сунул свою руку в мою и сказал:
– До встречи, приятель.
Мы вышли из паба.
– Что это за тип? – спросил я.
– Да так, один зануда, – ответил Аркадий.
Город тихо погружался в сумерки. Вдоль гребня горы Макдоннелл догорал оранжевый ободок заката.
– Ну как тебе «Фрейзер-Армз»? – спросил Аркадий.
– Неплохо, – сказал я. – Теплая обстановка.
Она и вправду была куда теплее, чем в пабе в Кэтрин.
8
Когда я ехал из Кимберли в Алис, мне нужно было пересесть с одного автобуса на другой в Кэтрин.
Время обеденное. Паб был забит дальнобойщиками и рабочими-строителями, которые пили пиво и ели мясные пироги. Почти на всех стандартная униформа «мужчины с Равнины»: ботинки для пустыни, «землекопские» фуфайки, под которыми виднелись татуировки, желтые защитные шлемы и стаббисы – зеленые облегающие шорты. Первое, что ты видел, зайдя в паб через двери из матового стекла, – бесконечный ряд мохнатых красных ног и темно-зеленых ягодиц.
В Кэтрин останавливались туристы, которые хотели полюбоваться знаменитым ущельем[11]. Ущелье получило статус национального парка, но какие-то юристы из движения за возвращение земли выискали недоработки в правовых документах и теперь требовали вернуть эту местность аборигенам. В городе царила враждебная атмосфера.
Я направился в уборную. В коридоре чернокожая проститутка прижалась сосками к моей рубашке и сказала:
– Хочешь меня, милый?
– Нет.
Пока я справлял нужду, она приклеилась к жилистому коротышке, сидевшему на табурете возле стойки. У него на предплечье виднелись вздувшиеся вены, на рубашке красовался значок с надписью «Смотритель парка».
– Нет! – презрительно огрызнулся он. – Грязная баба! Такие, как ты, меня не возбуждают. У меня есть женушка. Но если ты усядешься сюда, на стойку, и раздвинешь ноги, может, я в тебя бутылку и затолкаю.
Я взял свой стакан и направился в дальний конец зала. Там я разговорился с каким-то испанцем. Этот лысый потный коротышка говорил высоким истеричным голоском. Он был городским пекарем. В нескольких шагах от нас очень медленно затевали драку двое аборигенов.
На аборигене постарше, с морщинистым лбом, алая рубаха была расстегнута до пупа. Он нападал на сухопарого паренька в облегающих оранжевых штанах. Мужчина явно набрался больше, чем мальчишка, и едва держался на ногах. Для равновесия он опирался локтями о табурет. Паренек голосил от страха во все горло, изо рта у него капала пена.
Пекарь ткнул меня пальцем в ребра и пронзительно крикнул:
– Сам я из Саламанки. Похоже на корриду, правда?
Кто-то еще прокричал: «Черномазые дерутся!» – хотя они еще не дрались. Посетители, глумясь и хохоча, стали стягиваться со всех концов бара, чтобы поглазеть.
Легонько, почти ласково, абориген постарше выбил из руки мальчишки стакан, тот упал и разбился. Мальчишка нагнулся, подобрал с пола отбитое донышко и зажал в руке, будто кинжал.
Дальнобойщик, сидевший на табурете рядом, выплеснул содержимое своего стакана, разбил его о край стойки и вложил зазубренное донышко в ладонь мужчины.
– Давай, – подбодрил он его, – покажи ему.
Паренек сделал выпад своим битым стаканом, но мужчина быстрым движением кисти отбил удар. У обоих потекла кровь.
– Оле! – закричал пекарь-испанец. Лицо его перекосила гримаса возбуждения. – Оле! Оле! Оле!
Вышибала, разом перепрыгнув через барную стойку, выволок обоих драчунов на тротуар, а потом перетащил по асфальту на островок посреди шоссе. Там они растянулись рядышком, истекая кровью под розовыми олеандрами, а мимо с грохотом проносились автомобильные поезда из Дарвина.
Я пошел прочь, но за мной увязался испанец.
– Они лучшие друзья, правда? – сказал он.
9
Я надеялся лечь спать пораньше, но Аркадий позвал меня на барбекю к своим друзьям на другом конце города. У нас оставалось еще около часа свободного времени. Мы купили в магазинчике рядом с баром бутылку охлажденного белого вина.
Аркадий жил в съемной квартире-студии над запертыми гаражами за супермаркетом. Металлические перила лестницы, нагревшиеся за день на солнце, еще обжигали руки. Внутри работал кондиционер, и, как только Аркадий открыл дверь, нас встретил прохладный воздух. На коврике лежала записка. Аркадий включил свет и прочитал ее.
– Вовремя! – пробормотал он.
– Что-то случилось? – спросил я.
Он объяснил, что работа над отчетом вот уже четыре недели стоит на месте из-за одного из старейшин-кайтиш – старика по имени Алан Накумурра. Это последний живой мужчина из своего клана и «традиционный владелец» участка земли к северу от станции Миддл-Бор. Землемерам-железнодорожникам не терпелось поскорее нанести на карту именно этот отрезок пути. Аркадий упросил их подождать до тех пор, пока Алана не разыщут.
– Куда же он пропал?
– А ты как думаешь? – рассмеялся он. – Отправился в Обход.
– А что случилось с остальными?
– С какими остальными?
– Ну, с остальными мужчинами его клана.
– Застрелены, – ответил Аркадий. – Еще в двадцатые годы, полицейскими.
Комната у него была опрятная и белая. На кухонной стойке стояла соковыжималка, рядом – корзинка с апельсинами. Поверх матраса на полу набросаны индонезийские покрывала и подушки. На крышке клавесина лежали раскрытые ноты: «Хорошо темперированный клавир»[12].
Аркадий откупорил бутылку, наполнил два бокала и, пока я изучал содержимое книжной полки, позвонил своему начальнику.
Минуту-две он говорил о работе, а потом сказал, что тут, в городе, есть один пом, который хочет отправиться в буш с командой топографов… Нет, не журналист… Ну да, как и все помы, довольно безобидный… Нет, не фотограф… Нет, не рвется наблюдать за ритуалами… Нет, не завтра… Послезавтра…
Наступила пауза. Мне показалось, я почти слышу, как человек на том конце линии думает. Потом Аркадий улыбнулся и знаком показал мне, что получил добро.
– Едешь с нами, – сказал он и положил трубку на место.
Потом позвонил в компанию по аренде грузовиков и заказал машину на утро среды.
– Поедем на «лендкрузере», – сказал он. – На случай дождя.
На полке у него стояла русская классика, книги о досократиках и ряд трудов, посвященных аборигенам. Среди последних я заметил две мои любимые книжки: «Традиции аранда» и «Песни Центральной Австралии» Теодора Штрелова.