Но именно эта удача и стала для царского чиновника Льва Перовского в какой-то степени поводом, чтобы погубить талантливого художника.
Трагическую судьбу Коковина с полным правом можно вписать в летопись преступлений царизма. Она тем ярче воспроизводит атмосферу николаевской России, что пострадал Коковин отнюдь не за политические взгляды. Нет, не слыл он врагом «трона и порядка», и тем не менее был безжалостно перемолот бюрократической царской государственной машиной. Талант, жизнь и даже доброе имя Коковина были растоптаны всего лишь потому, что, делая свое дело и будучи честным человеком, он, во многом сам того не желая, встал поперек пути николаевскому сановнику.
А теперь несколько слов о взаимоотношениях Якова Коковина с Львом Перовским.
В 1829 году в Екатеринбург пришло письмо директора Петергофской гранильной фабрики Казина. Он писал Коковину:
«В сем случае, равномерно как и на предбудущее время, я прошу Вас вступить со мною по предмету закупки каменья в коммерческую совершенно в частном виде спекуляцию. Извещаю Вас, что предложение сие делается мною с ведома вице-президента Департамента уделов Его превосходительства Льва Алексеевича Перовского, признавшего сей способ приобретения каменья самым верным и поспешнейшим средством к снабжению оными фабрики, а посему я прошу Вас за поручение сие назначить в пользу свою известные в коммерции проценты за комиссию и быть совершенно уверенным, что труды Ваши по сей операции не останутся без особого внимания начальства…»
Так впервые пересеклись пути Коковина и Перовского.
На это письмо Коковин ответил:
«Относительно деланной мне доверенности на коммерческих правилах в доставлении здешних цветных камней для Минерального собрания и годного на дело малахита и предложении от такой спекуляции выгод, мне ничего не остается другого сказать, как принесть Вам мою благодарность и за откровенность Вашу объясниться с такой (же) откровенностью.
Странностью моих правил могут ежели не удивляться, то шутить многие. Я не могу сказать, чтоб был беден, но я и не богат. Довольствуясь ограниченным жалованьем, перенося иногда недостатки с надеждою, что когда-либо начальство взглянет на труды мои, твержу пословицу: за богом молитва, за царем служба не теряется; и пока служу, никаких сторонних выгод делать и искать не могу, да и самая заботливость службы того не позволяет. А чтобы быть полезным вверенной управлению Вашему Петергофской шлифовальной фабрике, с совершенным удовольствием готов служить Вам для выгоды казны без всяких коммерческих видов, при сих доставленных со стороны Вашей средствах».
Письма эти найдены и впервые опубликованы Е. А. Ферсманом. Поскольку официальные пути снабжения Петергофской фабрики камнями, пишет Ферсман, «не казались Перовскому достаточно гибкой формой», то он «пошел даже на специальное материальное заинтересовывание в этом деле командира Екатеринбургской гранильной фабрики Якова Васильевича Коковина. Весьма вероятно, — продолжает дальше Ферсман, — что в Петербурге уже тогда были известны некоторые черты этого талантливого, но корыстолюбивого человека», поэтому ему и предложили выгодную частную сделку. «На это Коковин ответил хотя и отрицательно, но довольно уклончиво», — заканчивает свои комментарии ученый.
Где же уклончивость? Ответ совершенно определенный: в сомнительной сделке участвовать не желаю и не могу. Уж наверняка корыстный человек не отказался бы от столь выгодного предложения, тем более что сделано оно было от имени сильной столичной персоны. Коковин поступил и ответил как человек щепетильно честный. Почему же и в этом его ответе видят признаки его «корыстолюбия»?
А. Е. Ферсман заинтересовался Перовским только как любителем и знатоком минералов. Он высоко оценивал его деятельность и связывал с ней расцвет «культуры камня» в России во второй четверти XIX века.
Глава Департамента уделов Перовский по долгу службы сперва не имел никакого отношения к Петергофской гранильной фабрике. Но, будучи страстным коллекционером камня, он много сделал для нее. Используя свою близость к императору, Перовский добился передачи Петергофской фабрики Департаменту уделов. Именно его энергия оживила захиревшее было предприятие. Для восстановления фабрики он добился средств, поставил во главе ее хозяйственного и энергичного Д. Н. Казина. Организовал снабжение фабрики природным камнем. Яшму и белый мрамор привозил из Италии, лазурит из Афганистана, сердолик из Индии, черный мрамор из Бельгии, алмазы и аметисты из Бразилии. По его инициативе началась разработка новых месторождений камня в Волыни, на Урале, в Сибири.
Камнерезное дело благодаря Перовскому было поставлено с небывалым размахом. А. Е. Ферсман не без основания писал:
«Не только Петергофская фабрика, но и вся русская наука обязана ему за его почти тридцатилетнюю деятельность тем особым подъемом внимания к камню, которое характеризует всю первую половину XIX века».
Этих заслуг Перовского отрицать нельзя. Но нам нельзя не приглядеться к этому человеку со всех сторон.
Один из пяти внебрачных сыновей екатерининского вельможи графа А. Д. Разумовского, Лев Алексеевич Перовский получил достойное образование и все возможности для блестящей карьеры. После окончания университета (1811 год) девятнадцатилетний Лев Перовский, как и большинство молодых людей его круга, пожелал пойти по военной службе и после окончания школы колонновожатых был зачислен в свиту императора. В двадцать семь лет он уже полковник «по квартирмейстерской части».
Перовский уверенно и успешно делает придворную карьеру, и в то же время он — участник первых тайных обществ. Трудно сказать, насколько это соответствовало его тогдашним убеждениям — участие в тайных обществах было модным среди высшей дворянской молодежи, а очаги декабризма историки находят как раз в Московском университете и в Московской школе колонновожатых, где учился Лев Перовский. Он вместе с братом Василием дал согласие участвовать в создании республики на Сахалине. В 1817 году братья Перовские стали членами тайного Военного общества (или «Общества благомыслящих»), а затем и «Союза благоденствия».
В 1820 году Лев Перовский, женившись, уезжает за границу и возвращается в Россию после восстания декабристов, как раз к коронации Николая I. Он давал показания по делу декабристов — его фамилия встречается в бумагах следственной комиссии. Но Лев Алексеевич, как и его брат, оказался среди тех, кто был освобожден от суда лично императором, «ибо (они) заслужили при милостивом прощении его величества совершенное забвение кратковременного заблуждения, извиняемого их отменной молодостью».
Император не ошибся в Льве Перовском. Через четверть века, в 1849 году, Л. А. Перовский — тогда уже сенатор, граф и министр внутренних дел — в усердии сыска превзошел даже профессионалов III отделения: он раньше них выследил кружок Петрашевского и имел честь лично доложить об этом императору, чем весьма обидел шефа жандармов.
Летом же 1826 года Перовский стал членом Департамента уделов — ведомства, занимающегося крестьянами, землями и имуществом императора и его семьи. Начался новый этап стремительной карьеры.
Лев Перовский был одним из самых умных николаевских чиновников. Умным настолько, чтобы тщательно скрывать даже свой ум. Николай I не любил и боялся одаренных людей, он окружал себя посредственными — с ними было удобно и неопасно…
И Перовский проявлял усердие только в той степени, в какой это было угодно императору: он никогда не предлагал коренных преобразований. Не меняя по существу положения удельных крестьян, он сумел при помощи различных мер «сделать немаловажное приращение доходов» (разумеется, не крестьян, а царской семьи). При Перовском впервые за всю историю удельного ведомства не было крестьянских недоимок. Император был очень доволен им и даже предложил его «реформы» в основу решения крестьянского вопроса, а самого Перовского сделал в 1841 году министром внутренних дел. Удельные крестьяне ответили на «реформу» Перовского восстаниями.
С отменным упорством и ловкостью шел Перовский вверх по служебной лестнице, шел стремительно, без оглядки… «Характер имел твердый, настойчивый, готов был прошибить каменную стену, лишь бы достигнуть своей цели», — писал о Перовском В. И. Панаев, служивший с ним в Департаменте уделов.
«Честолюбивый до ненасытности». «Непомерное честолюбие и неумолимая жестокость». «Неугомонное честолюбие». Такими эпитетами характеризовали главу Департамента уделов его современники. И еще одну черту характера Льва Перовского подчеркивают все, кто его знал. Ему была свойственна мстительность, болезненная и жестокая мстительность. Об этом говорила даже родная сестра Льва Алексеевича. Он умел мстить жестоко и беспощадно.
«Это всегда животное, но иногда это хищный зверь» — так отзывался о Перовском граф Блудов — человек одной с ним породы, ловкий царедворец, один из николаевских министров.
В огне ненасытного честолюбия как бы сгорели все остальные чувства и эмоции Перовского. Он отлично понимал, что многие естественные человеческие чувства опасны для придворной карьеры. И он выполол в своей душе не только слабые ростки декабристских идей, но и задушил или накрепко запер в себе «ненужные» сердечные движения. Пробиться к его душе стало невозможно.
Но был еще и другой Перовский.
Запретив себе проявлять какие-то бы ни было чувства на службе, он должен был дать выход еще не задушенным эмоциям в чем-то другом. У этого хладнокровного честолюбца имелась своя страсть. Страсть болезненная и неистовая…
Это была страсть коллекционера.
С необычайным усердием собирал он свои коллекции — ботанические, зоологические, археологические… Но главной его слабостью были минералы и драгоценные камни. Его жизнь была какой-то неистовой погоней за уникальными образцами минерального царства, обладать которыми он стремился во что бы то ни стало.
Открытие изумрудов не могло, конечно, оставить Перовского равнодушным. Едва прослышав об этом, он немедленно востребовал копию донесения Коковина и еще в феврале 1831 года поручил ему «заложить разведку изумрудов в пользу Департамента уделов». Но Коковин, видно, не испытывал особого желания иметь дело с Перовским и не спешил выполнить его поручение, а потому на этот раз действительно уклончиво ответил, что ему «для сего нужно особое предписание своего начальства». Это взбесило вице-президента Департамента уделов. Не мог забыть он и отповеди, полученной от Коковина в ответ на его сомнительное предложение. Тогда в 1829 году Перовский добился предписания министра императорского двора, которое обязывало командира Екатеринбургской фабрики удовлетворять «все требования Департамента уделов относительно добывания цветных камней… а для сокращения переписки прямо сносить