Тропы «Уральского следопыта» — страница 33 из 90

Так появился следующий документ:

«Секретно.

Господину Гофмейстеру,

Сенатору Перовскому.

Министр двора довел до моего сведения, что член Департамента уделов статский советник Ярошевицкий при ревизии в июне сего года Екатеринбургской гранильной фабрики нашел в квартире обер-гиттенфервальтера Коковина значительное количество цветных камней, принадлежавших казне и хранившихся без всякой описи, — в числе оных был изумруд высокого достоинства по цвету и чистоте весом в один фунт. Все сии камни Ярошевицким хотя и были отосланы в С.-Петербург, но по доставлении сюда означенного изумруда не оказалось.

Вследствие сего повелеваю вам: отправясь в Екатеринбург, употребить, по ближайшему своему усмотрению, решительные меры к раскрытию обстоятельств, сопровождавших сказанную потерю, и к отысканию самого изумруда. Причем, если будете иметь другие случаи подобной утраты изумрудов с казенных приисков, то также не оставите принять меры к раскрытию оных.

НИКОЛАЙ.

в С.-Петербурге

20 ноября 1835 г.».

Кто теперь может ослушаться Перовского? Любой человек, какого бы чина и звания он ни был, будет исполнять то, что прикажет вице-президент Департамента уделов.

«Дело… о злоупотреблениях обер-гиттенфервальтера Коковина по должности командира Екатеринбургской гранильной фабрики.

Началось 5 декабря 1835 г.

Решено 5 апреля 1839 г.».

Началось 5 декабря 1835 года. Именно в этот день Перовский приехал в Екатеринбург. Меньше чем за две недели проделал он путь из Петербурга до Урала. Спешил, торопился Перовский в Екатеринбург — наверное, не одна загнанная ямская лошадь была на его совести.

Вице-президент Департамента уделов был энергичным человеком. Но 5 декабря 1835 года он превзошел самого себя. Своей энергией и властью Перовский привел в движение множество людей в Екатеринбурге.

«Дело» Коковина открывает такой документ:

«Главному начальнику Горных заводов Уральского хребта господину артиллерии генерал-лейтенанту и кавалеру Дитериксу 2-му.

Поставляя в известность Ваше превосходительство, что исправляющий должность командира Екатеринбургской гранильной фабрики Коковин уволен от занимаемой должности по Высочайшему повелению Его Императорского Величества, о чем Вы изволите получить особое уведомление из С.-Петербурга.

На основании Высочайшего повелевания, которого содержание я имею честь сообщить Вашему Превосходительству, признавая нужным бывшего исправляющего должность командира Екатеринбургской гранильной фабрики Коковина посадить в тюремный замок, с тем, чтобы он содержался там в отделении для секретных арестантов, и ни под каким предлогом не имел ни с кем из посторонних сообщения без моего дозволения. Я прошу Ваше Превосходительство приказать немедленно произвести в исполнение сие распоряжение…

Гофмейстер и сенатор Л. ПЕРОВСКИЙ.

5 декабря 1835 года в Екатеринбурге».

Следом идет другой документ:

«Господину командиру 13-го Оренбургского Линейного батальона подполковнику Яновскому.

…заключить в тюремный замок…. Коковина с тем, чтобы он содержался там в отделении секретных арестантов, и учредить строжайший караул, дабы он ни под каким предлогом не имел ни с кем из посторонних сообщения без дозволения господина сенатора Перовского…

Генерал-лейтенант ДИТЕРИКС.

5 декабря 1835 г.».

Этим же днем датированы еще несколько документов. Какая масса бумаг, доказывающих усердие вице-президента Департамента уделов! С каким рвением ищет он пропавшее сокровище! Решительные действия. Дотошные допросы десятков людей. Арест Коковина.

Так за Коковиным захлопнулись двери секретной одиночки Екатеринбургского тюремного замка. Наступило завтра, затем послезавтра. Ежедневно дверь камеры открывалась, входил тюремный надзиратель, молча ставил на стол еду и так же молча, не отвечая ни на один вопрос, уходил.

Только 17 декабря в камере появился Лев Перовский. Его интересовали изумруды.

На следующий день снова Перовский, и опять спокойные и холодные вопросы. И снова зловещая фраза, как и в прошлый раз:

— Только признание может вас спасти. Только признание в хищении изумруда.

Еще через день — третий и последний допрос, и то же требование: признать вину.

Коковин не признал себя виновным.

Перовскому удалось выяснить, что с изумрудных копей и в самом деле пропадают иногда камни. Правда, Коковин здесь ни при чем: многочисленными делами о хищении изумрудов прямо с приисков отмечена вся история копей. И тем не менее в отчете министру двора и императору Перовский делает самые категорические выводы:

«Не подлежит сомнению, что утраченный большой драгоценный камень… и много других высокого достоинства изумрудов были похищены бывшим командиром Екатеринбургской фабрики Коковиным, но где эти камни, проданы ли они, спрятаны ли самим Коковиным или переданы кому-нибудь для хранения, об этом в краткое мое пребывание в Екатеринбурге я узнать не смог. Сообщников у Коковина, по-видимому, немного, и действия его так скрытны, что проникнуть в них весьма трудно…»

Забегая вперед, приведем вывод судебного следствия, сделанный через год после этого отчета Перовского:

«Из вышеупомянутого акта, учиненного при вторичном обыске в квартире Коковина, видно, что тот обыск был сделан по случаю похищения, найденного Ярошевицким драгоценного изумрудного камня весом в фунт; но где и когда тот камень похищен и по какому случаю обращено было на Коковина подозрение в похищении, тогда как Ярошевицкий при донесении своем министру императорского двора представил с нарочным в числе прочих и этот камень, показав его по описи, никаких сведений к сему делу не доставлено и по исследованию и судопроизводству виновного в похищении того камня не открылось».

Так оно и было, даже суд вынужден был это признать. И тем не менее:

«Начальнику горных заводов Уральского хребта господину артиллерии генерал-лейтенанту и кавалеру Дитериксу 2-му.

По произведенному мною вследствие секретного Высочайшего Указа… розысканию, исправляющий должность командира Екатеринбургской гранильной фабрики и Горнощитского мраморного завода обер-гиттенфервальтер 8-го класса Коковин оказывается виновным в растрате изумрудов, добытых на казенных приисках, и в других злоупотреблениях по должности, а потому и считаю нужным оставить его под арестом в тюремном замке…

Гофмейстер и сенатор ПЕРОВСКИЙ.

21 декабря 1835 года.

Екатеринбург».

«Его светлости господину министру Императорского Двора вице-президента Департамента уделов гофмейстера Перовского

Рапорт.

…Отъезжая из Екатеринбурга, я оставил Коковина под стражею в тюремном замке, которого, по мнению моему, следует держать под арестом во все продолжение суда. При сем долгом поставляю присовокупить, что я имею сильное подозрение на подполковника Оренбургского линейного батальона Яновского, непосредственному надзору которого Коковин был поручен во время моего пребывания в Екатеринбурге, в том, что он доставляет ему средства знать о всех моих распоряжениях, несмотря на то, что Коковин содержался под секретным арестом.

По сему кажется, что не излишне было бы при открытии военного суда над Коковиным не назначать президентом ни Яновского, ни другого из проживающих в Екатеринбурге штабс-офицеров, а возложить эту обязанность на лицо, которое не было бы в связях с Коковиным.

4 января 1836 года. С-Петербург».

И Перовский добивается своего. Екатеринбургскому военному суду выразили недоверие и по делу Коковина составили судную комиссию из офицеров, присланных из отдаленной Киргизской линии и находящихся под началом Оренбургского военного губернатора генерал-лейтенанта В. А. Перовского — брата Льва Перовского. Удивительное совпадение, не правда ли?

Весной 1836 года члены военно-судной комиссии, созданной по приказу Василия Перовского, прибыли в Екатеринбург. Но делать здесь было нечего: в распоряжении суда не оказалось ни одного документа по делу командира Екатеринбургской фабрики. Лев Перовский все материалы дознания увез в Петербург и не торопился их высылать.

Так прошло несколько месяцев. Только летом суд начал свою работу. Нет, члены суда не были совсем уж бессовестными людьми. Они старались быть объективными. Из собранного материала они сделали вывод, о котором мы уже упоминали: «…где, когда и кем тот камень похищен, никаких сведений о том к сему делу не доставлено», а потому в следственном деле «виновного в похищении» неоднократно, хотя и очень осторожно, высказывалось недоумение: если изумруд увезен Ярошевицким в Петербург, то почему его нужно искать в Екатеринбурге?

Но никто не спросил Льва Перовского: видел ли он изумруд, когда вскрывал ящики в июле 1835 года? Если видел, то почему его не ищут в столице? Если же изумруда в ящике не оказалось, то почему уже тогда, в июле, Лев Перовский не поднял тревоги? Не мог же он равнодушно отнестись к исчезновению такого камня? Этих вопросов вице-президенту Департамента уделов не задали, а если кто-нибудь и задал, то в следственное дело их не записали.


Судьи не могли не чувствовать, как чья-то ловкая и сильная рука не разрешала следствию и суду искать изумруд там, где он был потерян, и умело отводила их усердие совсем в другую сторону. И потому все, кто занимался делом командира Екатеринбургской фабрики, поняли, что их задача состоит не в поисках пропавшего изумруда, а в том, чтобы в чем-то обвинить Якова Коковина.