[34], тысячи иноземных рабов — траллсов. Рабам надевали кованые ошейники, ставили на лбы клейма и заставляли их ковать железо, пахать землю, пасти скот, мастерить доспехи и оружие. А хозяева снова и снова шли в море. Богатые за славой, бедные за добычей.
На корабле — тюки с товарами, нерпичьи мешки с провиантом, дубовые бочонки с пресной водой и брагой. Каждый сын фиорда вооружен до зубов. Мечи, копья, секиры, луки, пращи, глиняные ядра, кольчуги, цельнокованые и наборные брони, поножи, наручни, устрашающие рогатые шлемы, богатырские щиты — все было под рукой. Железа на корабле столько, что, казалось, он чудом не шел ко дну.
Драккар так же, как и его хозяева, окрылен жаждой подвига заманчивого, неведомого. Он летел по волнам под прямым парусом, и парусу помогали гребцы. Они сидели на банках-румах по двое на весло и посылали судно все дальше и дальше по холодным взлохмаченным волнам.
У правила — кормчий и два рулевых в кожаных штанах и тюленьих куртках. Густую русую бороду кормчего расчесывал и холил упругий ветер.
Корабль послушен рулю и легок на ходу. Это королевский драккар. Сам Олаф Гаральдсен дал его Карле, в избытке снабдив запасами вяленой и сушеной рыбы, муки, масла и сала. В тайнике, на носу корабля, братья прятали окованный железом сундучок с деньгами. Драгоценные шкурки черного соболя биармы продавали только на золото.
Зачем послал король в холодное море быстрый разбойный драккар? Что ищут викинги под низким северным небом, среди обманчивых волн?
Король Олаф точил меч на владения короля датского. Предстоящая война требовала много денег. Олаф хотел, чтобы братья Карле и Гунстейн привезли в Нидарос побольше ценных мехов и моржового зуба. Все это есть у биармов, и все надо добыть хитростью и обманом на торге, а если представится случай, то и мечом в кровопролитной схватке.
Но королевский казначей был озабочен не только расходами на предстоящую войну. Олаф Гаральдсен был верен делу, начатому Хаконом Добрым. Он стремился объединить владения герсов, своенравных и строптивых князьков Норвегии, в одно целое, имя которому — государство. Звезда единовластия должна гореть над фиордами. Христианство станет единой религией. Вот к чему стремился Олаф… Но герсы были верны вековым традициям. Они привыкли к свободе и неограниченной власти в своих фиордах. Они не признавали короля и христианство. Родовая знать поклонялась древним языческим богам.
Герсы противились замыслам Олафа. Но король силен и жесток. Его воля ломает силу героев. Олаф не останавливается ни перед чем. Часто по ночам полыхали костры, политые кровью непокорных. Сильные их тела превращались в горсти пепла. Непослушных травили псами, с высоких гор кидали в пропасть. Но герсы не сдавались.
Герсы требовали: пусть Олаф останется верен вековым традициям и ни во что не вмешивается. Пусть он не гнушается жертвоприношениями. Народный тинг в Тронхейме заявил Олафу, что он должен принести жертву богу плодородия Фрею. Олаф ответил, скривив рот в усмешке, что он принесет такую жертву: казнит и бросит к ногам Фрея представителей самых знатных родов, тех, кто не признает короля и христианскую веру.
Карле, богатый ярл с острова Ланге, был одним из приближенных Олафа. Король доверял ему. Он вошел с Карле в сделку и снарядил драккар для плавания в страну Холода, Ночи и Смерти. Королю нужны деньги. Мечом и деньгами он доконает своеволие герсов.
И вот королевский драккар режет острым форштевнем волны Норвежского моря. Карле стоит на небольшой носовой палубе, кутаясь в длинный дождевой плащ с бронзовой застежкой на груди, и думает о тяготах начатого похода, о том, какова будет добыча, что взять себе, что поделить меж королем и Туре Хундом — Собакой.
Груз на корабле надежно закрыт воловьими шкурами и крепко увязан веревками из китовой кожи. Ближе к носу корабля, на тюках, отдыхали свободные от весел викинги. Некоторые спали, укрывшись оленьими мехами, иные слушали, как широколицый их товарищ с длинной, как у эльфа[35], бородой поет вису[36]. Густой голос певца перекрывает шум моря.
Кузнецу подняться
Надо утром рано.
К пламени мехами
Ветер будет позван.
Звонко по железу
Молот мой грохочет.
А мехи, как волки,
Воя, кличут бурю…
Карле, высокий, с бледным женственным лицом и волосами, распущенными по плечам, сошел с помоста, спустился к певцу. Тот оборвал песню и смешался под пристальным взглядом ярла. Из-за борта на викингов плеснуло волной. Корабль качнуло. Рулевые, с усилием ворочая тяжелое правило, выровняли драккар.
— Пой славу коня морского! — сказал Карле певцу. — Пусть будет нашему драккару попутный ветер. Пусть будет удача в торговом деле и счастливый обратный путь!
Певец-скальд стал слагать новую вису о том, что судно храброго Карле — дар короля Олафа, имя ему — Дракон, и потому на всех чужеземцев оно наводит страх и смятение. На парусе изображен морской орел. Честный Карле и светловолосый умный брат его Гунстейн приведут в повиновение жалких биармов, и лесные люди сами принесут к ногам смелых викингов несметные богатства. Король будет доволен. Он щедро наградит всех, когда они вернутся в Нидарос.
Из носового шатра выбрался Гунстейн, такой же высокий, как и брат его. Гунстейн подошел к Карле, положил руку ему на плечо и тоже стал слушать певца.
Обгоняя корабль, гремели за бортами зеленовато-серые сердитые волны. Ветер туго натянул парус. Гребцы, дружно взмахивая веслами, откидывались назад, упираясь ногами в поперечины, прибитые к настилу на днище. Драккар накренило внезапным порывом ветра. Кормчий ударил в медный гонг. По этому сигналу левые гребцы осушили весла. Рулевые побагровели от усилий. Судно выправилось.
Певец умолк. Братья пошли на нос и, склонившись, скрылись в своем шатре. Там они устроились на мехах перед низеньким походным столом. Слуга принес им еду.
— Если ветер не изменится, вечером придем в Сандвери, — заметил Карле.
— Думаю, Туре Хунд ждет нас, — отозвался Гунстейн. — Не очень надежный спутник в походе. Хитер как лисица и злобен как пес.
— Недаром и прозвище носит: Собака.
— Зря ты согласился идти с ним в Биармию! — пожалел Гунстейн.
Об этом и думал Карле, угрюмо сдвинув светлые брови. Желая рассеять свои сомнения, он сказал брату:
— Если у него команда будет больше нашей, я не пойду с ним в Биармию.
— А что скажет тогда король? — отозвался Гунстейн.
Карле молчал. Гунстейн, покончив с завтраком, отер губы и откинул назад мягкие волосы.
— Теперь уже поздно отказываться от похода, — добавил он.
ВСТРЕЧА У САНДВЕРИ
Остались позади два дня и две ночи. Впереди показались очертания острова Сандвери. Погода испортилась. С юго-запада надвигались тяжелые рваные тучи. Ветер посвежел, и волны подернулись пенной сединой. Труднее стало работать веслами. В весельные дыры летели брызги, плечи и бока гребцов стали мокрыми. Карле снова вышел на палубу. Голова дракона, вырезанная из дуба и венчавшая форштевень, то вздымалась над волной, то опускалась. Карле крепче ухватился за канат, натянутый, как струна феле[37].
Он высматривал среди волн парус Туре Хунда — Собаки. Этот парус, сотканный из полос красного и синего цветов, был известен всему норвежскому побережью. Он наводил страх на селения данников лапонов. Все суда, завидев его, спешили укрыться в фиордах.
Огибая остров с северо-запада, Карле неожиданно встретился с этим парусом. Корабль Хунда вынырнул из-за скал и поравнялся с драккаром Карле. Викинги убрали парус и на веслах поддерживали корабль против волн. С драккара Хунда спустили лодку. Гребцы налегли на весла. Море кидало лодку как пустой бочонок, но она упрямо пробиралась по гребням волн. Вот уже Карле рассмотрел гребцов и Туре, сидевшего на корме. Лодка развернулась и подошла с наветренной стороны к штирборту драккара. Мягкая лестница из кожаных канатов скользнула за борт, и Туре — Собака вцепился в нее, оставив лодку. Быстро и ловко он взобрался на корабль. Братья приветственно подняли руки.
— Попутного ветра и большой удачи! — низким густым голосом произнес Туре Хунд.
— Попутного ветра и удачи! — отозвались братья.
— Один драккар — половина удачи, два драккара — целая удача. Один драккар — половина силы, два драккара — сила, которую не сломать никому! — говорил Туре Хунд.
— Но ты нарушил наше условие, — хмуро отозвался Карле. — У тебя корабль вдвое больше моего, и команды на нем наверняка не меньше сотни.
— Команды восемьдесят человек, — блеснув белками темных глаз, ответил Туре. — Меньшего драккара у меня нет, а чтобы отправиться с таким судном, двадцатью пятью гребцами не обойдешься.
Братья повели гостя в носовой шатер. Неуклюже переваливаясь на зыбком настиле, спотыкаясь о тюки, Туре пробирался следом за братьями на нос.
В шатре было тесно, и они втроем едва разместились. Гунстейн наливал брагу в большие кубки, выточенные из рога. Лица викингов были настороженно вежливы. Карле, подняв кубок, сдержанно сказал:
— Приветствую гостя на нашем корабле!
— Приветствую хозяев! — ответил Туре, и его бас заполнил тесный шатер.
У Туре Хунда — Собаки крупное лицо, широкий лоб, густые темные брови и прямой нос. Массивный подбородок с черной кудрявой бородой выдавался вперед. Все в этом ярле выдавало большую силу и упрямый характер. Темные глаза то сверкали огнем холодной неприязни, то становились вкрадчиво-ехидными.
Руки были могучие, волосатые, с крепкими пальцами. Кубок с напитком казался в этих ручищах хрупким: вот-вот сломается. Кожаная куртка наглухо застегнута на серебряные застежки. Под ней Карле угадал кольчугу и переглянулся с братом. Широкий, с золотой пряжкой пояс туго охватывал живот Хунда. Когда он говорил или смеялся, живот колыхался вместе с массивной застежкой. На поясе Хунда короткий меч с рукояткой из моржового клыка. На ней — чеканные золотые дубовые листья. Дуб — олицетворение стойкости и прочности, листья на рукояти — символ жизни и силы.