Он поднял руку, и тотчас из леса вышли еще двое мужчин, тоже с двумя мешками. На этот раз в одном мешке оказались шкурки горностая, в другом бобровые. Глаза Хунда при виде такого товара загорелись. Он взял бобровую шкурку, потряс ею в воздухе, любуясь шерстью, положил на руку, пригладил ворс, провел рукой против шерсти, подул на мех, чтобы видеть подшерсток. Затем он вывернул шкурку и осмотрел мездру. Шкурка была выделана отлично, но Туре Хунд, боясь ошибиться в оценке, слегка прикусил зубами мездру, чтобы определить вкус. О, он был опытен в таких делах! Руки ярла не только умели держать в руках меч и одним поворотом его делать Красного орла![43] Они знавали дела и потоньше.
Осмотр бобровых шкурок удовлетворил Хунда. Все они были выложены на прилавок. Карле и Гунстейн, заинтересованные сделкой, подошли и тоже стали смотреть шкурки, втайне завидуя Хунду.
Этот товар покупался на деньги. За тридцать бобров Туре Хунд предложил пять марок серебра[44]. Рутан требовал десять. Сошлись на восьми марках, и Туре, отвесив серебро, довольный, пожал руку купца. Орвар стал прятать меха в мешки Хунда, еще раз внимательно просматривая их.
— Неси мне черных соболей! — сказал Туре Хунд.
— Всему свое время, — уклончиво ответил Рутан и, распрощавшись, ушел.
Туре Хунд, видя недовольные лица братьев, которым еще не удалось ничего купить, стал успокаивать их:
— Не вешай носа, Карле! Товары придут к тебе ногами биармов! Торг еще только начинается.
— Подождем, — отозвался викинг и стал смотреть на лес, откуда должны были появиться продавцы.
Орвар, покидав мешки с мехами в лодку, отплыл на драккар. Туре Хунд стоял у прилавка в выжидательной позе.
С драккаров на торг стали прибывать и другие викинги. У кого товаров не было, а были деньги, те шли налегке, пряча кошельки под куртками. Кто имел барахлишко, те несли кожаные мешки. Прибывшие располагались на свободных местах за прилавком.
Из леса, осмелев, стали выходить охотники с мешками на плечах, и к полудню на торге стало людно. Быстрая речь биармов мешалась с нурманнской, звенело серебро, из мешков на прилавок выкладывались меха. Викинги предлагали свои товары — ожерелья из медных, бронзовых и серебряных монет, бусы, браслеты из серебра и меди, амулеты и другие безделушки и украшения, сало и масло, очень ценимые биармами.
Биармы несли меха соболей, куниц, белок, песцов, выделанные и невыделанные сырые шкурки и отливающие белизной клыки моржей. Один из жителей Ой-Ял принес на плече огромный и тяжелый, как железо, бивень мамонта, найденный им на берегу моря во льду.
Торг становился все оживленнее. Теперь уже и Карле с Гунстейном было чем поживиться, и они повеселели.
Следом за мужчинами-биармами пришли и женщины, вернувшиеся из охотничьих землянок. Их неудержимо влекла сутолока торга, глаза при таком невиданном богатстве и разнообразии товаров разбегались. Женщины не отставали от мужей ни на шаг, показывали им на сверкающие ожерелья, на крошечные серебряные зеркальца, на золоченые браслеты с головками диковинных птиц и зверей.
Под вечер снова явился Рутан, неся на этот раз небольшой мешок. Рядом семенил Сантери. Рутан сказал Хунду:
— Знатный викинг просил принести черных соболей. Я исполнил его желание!
— Выкладывай соболей, — весело сказал Туре.
Рутан запустил в мешок руку и нарочито медленно и бережно положил на прилавок черного соболя.
Туре привычно взял шкурку, встряхнул ее, любуясь переливами шерсти, и опять повторил процедуру осмотра: помял в руках нежнейший шелковистый мех, который тотчас расправлялся как живой.
— Сколько ты хочешь за него? — спросил Туре.
— А сколько даст викинг?
Туре знаком подозвал к себе Карле.
— Как ты думаешь, Карле, сколько стоит такой соболь?
— Не больше эйрира золотом, — отозвался Карле, осмотрев соболя. — Мех поврежден. Видишь около шейки порез? Неаккуратно снимали шкурку!
Сантери шепнул это Рутану.
— Где порез? Какой порез? Ты лжешь! — воскликнул Рутан и, схватив шкурку, стал рассматривать ее. Шкурка и в самом деле была повреждена. По мездре неаккуратный охотник слегка чиркнул ножом. — Ну, это совсем немного. Это не должно делать соболя дешевле. Остальные шкурки все как на подбор! У меня плохого товара не бывает.
— Шкурка стоит меньше эйрира, — заключил Хунд. — Пятьдесят пеннингов ей цена. Остальные пойдут по эйриру.
— Э, не-ет! — протянул купец. — Дешево хочешь купить! Черный соболь раньше ходил на торге по три эйрира золотом!
— Времена меняются. Теперь соболи стали дешевле… Ладно, пусть он стоит эйрир, — сказал Хунд.
— Два эйрира! — крикнул купец, выставив для большей убедительности два пальца.
Торговцев со всех сторон обступили любопытные. Биармы, подталкивая друг друга и перешептываясь, смотрели, что будет дальше. От того, какую цену установит Рутан, зависели их успехи в торговле. Викинги, не сходя с мест за прилавком, тоже прислушивались, как торгуются Хунд и купец-биарм.
Туре Хунд настаивал на эйрире, Рутан стал прятать шкурку обратно в мешок. Такой оборот сделки ему не нравился.
— Пускай полежит. Найдется покупатель, — решительно сказал купец.
Туре Хунд переглянулся с Карле. Карле кивнул. Они без слов поняли друг друга: два эйрира за черного соболя — самая подходящая цена. Такие меха — большая редкость. Шкурка черного соболя в Норвегии стоила вдвое дороже. Шубы и душегрейки из такого меха были на плечах только самых знатных женщин. Парадная мантия конунга[45] была сшита из собольих шкурок, и он этим очень гордился.
— Два эйрира. Пусть по-твоему! — согласился Хунд. — Сколько у тебя таких соболей?
— Двадцать.
— Вытряхивай. Будем смотреть.
Каждую шкурку Хунд и Карле осматривали долго. Рутан стоял в напряженной позе, глаза его так и бегали: следили, чтобы ни одна шкурка не пропала. Наконец, осмотрев все, Туре сказал:
— Десять соболей покупаю я. Остальных можешь взять ты, Карле.
Карле с радостью принял предложение Хунда и крикнул брату:
— Приготовь двадцать эйриров. Черные соболя наши!
Из рук в руки ярлы передали деньги купцу. Он спрятал золото в кошелек и, недолго потолкавшись на торге, ушел домой.
Ярлы, довольные покупкой, сложили соболей в мешки. Слуги отвезли их на корабли.
Торг продолжался до сумерек. А когда на берегу стало темно, прилавки опустели. Викинги отплыли на корабли, а биармы вернулись в Ой-Ял. На поляне одиноко горел костер из толстых смолистых дров. Неподалеку от него торчал высокий шест со шкуркой белого песца на верхушке. И костер и шест обозначали место торга, чтобы лесные люди, приехавшие из дальних селений и стойбищ, знали, где можно продать свои товары.
На драккарах горели слюдяные фонари. Запрятав купленные меха в носовой отсек под надежный запор, Туре Хунд поехал на драккар Карле, чтобы отметить удачное начало торга кубком дорогого валлийского вина.
ЦЕНА ЧЕРНОМУ СОБОЛЮ
В последующие дни на торг стали прибывать биармы, селившиеся в глубине лесов. Они привезли много мехов выдр, куниц, бобра, черного соболя. Их товары стоили дешевле потому, что эти люди мало понимали в ценах. Туре Хунд не зря тогда поделился шкурками черных соболей с Карле. Он знал, что у биармов, которые прибудут издалека, меха можно будет скупить за бесценок.
А потом на оленьих упряжках приехали биармы, что кочевали по берегам Холодного моря. Они заметно отличались от жителей Ой-Ял своими одеждами: носили меховые малицы и мягкую обувь из оленьих шкур с подошвами из кожи нерпы. Льняного полотна эти люди не знали. Однако они наслышаны были о железе. Ножи, пики они делали из небесного камня — кремня, наконечники стрел, копий и гарпунов изготовляли из кости. Их деревянные щиты были обтянуты толстой кожей.
Побережные биармы привезли немало песцов, шкур белых медведей, пыжика и нерпы, тюлений и китовый жир в кожаных бочонках, моржовый зуб и китовый ус — все, что им удавалось добыть и летом и зимой у берегов и на ближних островах Холодного моря.
Биармы из дальних стойбищ и кочевники-оленеводы не продавали своих товаров на серебро и золото. Они брали только готовые украшения и настойчиво искали на торге железо. Им были нужны кованые наконечники стрел, гарпунов, стальные ножи и топоры.
На кораблях викингов было немало этого добра, но Туре и Карле договорились, что оружие они будут обменивать на товары только в крайнем случае. Нельзя вооружать биармов. Случись военная стычка — железо нурманнов обернется против них.
А лесные и побережные биармы все искали железо. Ни золото, ни серебро их не прельщали. Золото — красивый блестящий металл — не годилось для изготовления стрел и копий. Оленеводы не дорожили им.
Но викингам не хотелось упускать добро, и они, посоветовавшись, все же открыли на кораблях отсеки с оружием. В конце концов биармы вряд ли первыми нападут. А викинги, закончив торг, могут спокойно уйти в Норвегию, не ввязываясь в драку.
Увидев железные поковки, биармы повеселели и охотно вытряхивали на прилавки содержимое своих объемистых мешков.
Рейе подолгу толкался среди купцов и охотников, прислушиваясь к разговорам, глазея на разложенные на прилавках богатые товары, прицениваясь к разным безделушкам. У него было немного серебра, и он купил для Лунд налобник с золоченым амулетом — двухголовой птицей. Обруч налобника неизвестный мастер изготовил из латуни. Работа была тонкая, и Рейе польстился на нее. Он ткнул пальцем в изделие, лежавшее на прилавке, и спросил молодого рослого викинга с короткой русой бородой:
— Сколько хочешь за него серебра?
Толмач викингов, помогавший морякам в торге, подошел и перевел его вопрос. Молодой викинг ответил:
— Два эйрира серебром или два песца.
Это был Асмунд. Рейе достал кошелек и вынул несколько монет. Асмунд попросил у соседа весы и бросил монеты на чашечку. На другой чашечке была гирька, равная двум эйрирам. Рейе добавил еще монету, и покупка перешла в его руки. Асмунд спрятал серебро в кожаный кошелек. Теперь у него уже накопилось порядочно денег, и он мог приобрести соболей для своей невесты Гриды.