Тростниковая свирель — страница 4 из 9

не замерзли ль твои ноги,

не промокла ль твоя обувь?»

ВСЕ ДОМОЙ ПРИХОДЯТ ЛЮДИ

Все домой приходят люди,

возвращаются в жилище,

у меня лишь дома нету,

нет у жалкого подворья.

У меня в лесу жилище,

на стеблях у ягод домик,

продувает избу ветром,

дуновением качает,

ветром северным колеблет.

Кто нашел жилье в болоте,

в ягодных местах жилище,

тот просторный кров имеет,

словно ягодник-медведь.

Есть у рябчика гнездовье,

у тетерок есть жилище,

в дом свой рябчик прилетает,

возвращаются тетерки.

Мне ж куда идти, бедняжке,

возвращаться, несчастливцу,

если дом мой не построен,

коль жилища не имею.

КТО СОЗДАЛ МЕНЯ, НЕ ЗНАЮ

Кто создал меня, не знаю,

кто принес, не понимаю —

кто подобного содеял,

кто бедняжку смастерил?

Может, тетерев создал,

может, утка принесла.

Не снесла ль яйцо ворона?

Высидела не сорока ль?

Хорошо я это знаю,

понимаю я прекрасно,

знаю ясного яснее,

говорю об этом прямо,

не утаиваю правды:

не создать тетерке мужа,

не слепить мужчину утке

и не высидеть сороке!

Доброй женщиной я создан,

вскормлен добрым человеком,

женщиной взращен красивой.

Утка стройная — на море,

мать моя еще стройнее.

Чайка на волне красива,

а родительница краше,

хоть бела на море пена,

а кормилица белее.

ПУПУНЕНА СЫН[1]

Пупунена сын, зайчонок,

сам ты, Пупунен-мороз,

у тебя ведь дел немало:

ты морозь болота, земли,

там, где вспахано, морозь,

где не вспахано, морозь,

остужай в озерах воду —

головы моей не трогай,

не студи моих ногтей,

не зноби меня, мороз!

Положу мороз на санки,

посреди саней на вязки,

на холодные копылья,

сверху на мороз усядусь.

ЛЕС, ШУМИ, ЗВЕНИ, СОСНЯК

Лес, шуми, звени, сосняк,

ты звени, песчаный берег,

шелести, трава морская,

мне шурши, морской тростник,

злополучному навстречу,

мне навстречу, горемыке.

РАЗГОВОР ХМЕЛЯ С РОЖЬЮ

Хмель из ельника вскричал,

с края поля рожь спросила,

а вода со дна колодца:

«Скоро ль вместе будем, сестры,

скоро ль рядышком, золовки?

Редко рядом мы бываем,

редко сходимся, сестрицы,

сосны, редко мы в обнимку,

рядышком, войны повязки,

дети матери единой.

Если мы Теперь сойдемся,

если встретимся друг с другом,

будем, сестры, только вместе.

Нам пора начать веселье,

нам пришла пора плясать,

вышло время танцевать

на полу у богача,

на лугу у старика».

БОЛЬШОЙ ДУБ

Напою я в этот дом,

напою я в дом богатый,

чтоб всего хватало в нем.

Отдают здесь все, что есть:

умирающему — хлеб,

странствующему — краюху,

нищему дают полхлеба,

целый кузовок — калеке.

Напою я в этот дом

для хозяюшки невестку,

для хозяина — тулуп.

Напою я в этот дом,

напою я в дом богатый

дуб во двор на середину,

ветки ровные — на дуб,

желудь — на любую ветку,

золотой клубок — на желудь,

на любой клубок — кукушку.

Как кукушка закукует,

так и сердце затрепещет,

запылает, словно пламя,

захмелеет голова.

С веток пиво потечет,

с веточек вино польется.

Кто сломает этот дуб,

сломит дерево большое?

У меня есть славный братец,

он свининою питался,

на свином поднялся сале.

Он сломает этот дуб,

сломит дерево большое,

комель, обратит в бочонок,

в мачту превратит вершину,

середину — в целый погреб,

ветки маленькие — в рюмки.

Выпьют девушки из бочки,

девочки попьют из рюмок,

прямо из ведра — старухи,

из чего дадут — мужнины,

юноши — из полубочек.

ВСЮ БЫ ЖИЗНЬ Я КУКОВАЛА

Я бы весь свой век хотела,

я б желала быть кукушкой,

чтобы петь для каждой ели,

куковать для каждой ветки,

чтоб утешился печальный,

чтоб поплакал беззаботный.

Как беспечных узнаешь ты,

озабоченных, печальных?

Тихо песнь поет печальный,

у щеки он держит руку.

Беззаботный знай горланит,

упирая руку в бок.

Я БЫ И В ГОСТЯХ ЗАПЕЛА

Я бы и в гостях запела,

да чужих людей стесняюсь,

есть среди гостей — из Виро,

есть и с Ладоги сваты.

В Виро увезут те песни,

к Ладоге молву отсюда.

Я запела бы и дома —

своего стесняюсь брата,

у него есть плащ суконный,

плащ суконный, с шиком шляпа,

с украшеньями седло,

есть скакун мышиной масти.

ОГОНЕК И ТОТ ТУСКНЕЕТ

Огонек и тот тускнеет,

долгое пылая время,

размякает и железо,

утомляется и лошадь,

отмеряя путь песчаный,

пробегая путь свой длинный,

устает и тот, кто крепче,

кто сильней, изнемогает,

а уж я-то и подавно,

я тем более, бессильный.

Эпические песни

ПРОИСХОЖДЕНИЕ МИРА

Ласточка, дневная птица,

мышь летучая, касатка,

ищет место для ночевки,

ищет ветку — отдохнуть,

гнездышко — снести яичко.

Не нашла она местечка,

гнездышка — снести яичко.

Вот яичко золотое

в медное гнездо снесла

на военном корабле.

Тут господь затеял бурю,

сильный ветер, водоливень,

повалил гнездо на волны,

покатились яйца в море.

Раздобыл кусок железа,

щепку малую рябины.

Как добыл кусок железа,

щепку малую рябины,

кузнецу отнес железо,

сделать грабли попросил,

к ним рябиновые гвозди,

зубы медные к колодке.

Море стал грести граблями,

травы все загреб морские,

полжелтка нашел в пучине,

высоко забросил в небо,

полбелка нашел в пучине,

также в небеса забросил,

чтобы там луной сверкала.

СОСТЯЗАНИЕ В ПЕНИИ

Ехал старый Вяйнямёйни,

ехал юный Иоукамойни,

повстречались на дороге.

Тут дуга в дугу вцепилась,

перепутались оглобли,

все гужи переплелись.

Спорить начали в дороге:

«Кто из нас, из братьев, старше:

или старый Вяйнямёйни,

или юный Иоукамойни?»

Так ответил Вяйнямёйни:

«Я уже немало сделал,

много совершил деяний.

Мною выпаханы камни,

острова сотворены!»

Отвечает Иоукамойни:

«Эти воды мной налиты,

мной измерены моря!»

ВОР ИЗ ЗАРОСЛЕЙ ЯВИЛСЯ

Я прошла по кромке тучи,

я прошла по краю неба,

на глаза шелка добыла,

нити золота на брови,

на голову — серебро.

В море я пошла купаться,

в море том уже купались.

Я пошла к другому морю,

к морю третьему пошла,

не купались в третьем • море.

Кофту бросила на иву,

юбку — на листву осины.

Скинула чулки на землю,

на березу — свое платье,

на песчаный берег — бусы,

все на галечник колечки,

с шеи крестик я сняла.

Тут пришла из лесу баба,

с Костяной горы блудница,

злой мужчина из чащобы,

вор из зарослей явился,

чтобы взять сорочку с ивы,

чтоб украсть с осины юбку,

чтобы платье снять с березы,

чтоб забрать с земли чулки,

с галечника взять колечки,

с берегов песчаных — бусы,

унести нательный крестик.

Я пошла домой в слезах,

на родимый двор в печали.

Был мой батюшка в амбаре,

мать сидела на ступеньках.

Батюшка спросил вначале

из-за материнских плеч:

«Ты о чем, малютка, плачешь,

младшая, о чем рыдаешь?»

Так я матери сказала:

«Вор из зарослей явился,

злой мужчина из чащобы,

баба из лесу пришла,

с Костяной горы блудница,

чтоб забрать мои колечки,

чтоб украсть нательный крестик,

унести мои платочки!»

Мать моя так отвечала:

«Ты не плачь, моя малютка,

ты пойди в амбар на горку,

платье лучшее надень,

чистое, на белый стан,

в церковь ты пойди цветочком,

в храм красавицей войди.

Будут все смотреть, любуясь:

«Если б мне девицу эту,

у груди ее держал бы,

на руках ее кормил бы,

изо рта кусочком лучшим!»

СОЗДАНИЕ ЛОДКИ И МОРСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Я прошел пути чуть-чуть,

прошагал совсем немного,

повстречалась мне осина,

разветвившаяся на две.

Раз ударил топором.

Вскрикнула осина в голос:

«Из меня не выйдет лодки.

На ветвях сидела птица,

у корней змея гнездилась!»

Я прошел пути чуть-чуть,

прошагал совсем немного,

повстречалась мне сосна,

конда-дерево в зарубках,

начала вздыхать в печали:

«Из меня не выйдет лодки.

Вся кора моя в зарубках,

черви всю меня изъели!»