— Ма! — сказал сын, который проснулся и смотрел на нее ясным чистым взглядом. — Ма! Ма!
Он бросил грудь и слез с кровати. Ему надоело лежать, а неуемная энергия требовала выхода. Феано знала, что сейчас будет. Либо мальчишка набегается, поест и ляжет спать, либо будет мучить ее всю ночь, не дав сомкнуть глаз. Она встала и притянула его к себе.
— Подожди, мой царевич, — сказала она. — Мама оденет тебя как подобает.
Она никогда не позволяла себе вольностей. Тут, где дети бегали голышом, пока на причинном месте не начнут волосы расти, ее сын ходил в крошечном хитоне, перевязанном пурпурным пояском. Ни у кого не должно возникнуть ни малейших сомнений, кто это такой. И кто такая она сама, мать будущего царя. Она призадумалась на мгновение и тут же была наказана за это. Мегапенф, тут же почуяв, что хватка матери ослабла, вывернулся подобно умелому борцу и бросился прочь, оглашая коридоры дворца радостными воплями.
— Да как же! — расстроилась Феано, в руке которой остался поясок. — Сыночек! Вернись! Мама оденет тебя.
Последние слова она говорила уже в пустоту, потому что малыш скрылся в переходах, убежав куда-то на царскую половину. Феано повернулась к рабыне, которая стояла рядом с видом полнейшего равнодушия, и сказала:
— Пиерис, пойдем искать маленького царевича. Если найдешь его первая, приведи назад. Я должна его одеть.
Феано торопливо пошла по коридорам, выложенным из серого шершавого камня. Здесь было не так нарядно, как в мегароне. Не было ни фресок, ни инкрустаций цветными вставками, ни резных колонн. Тесаный известняк и ткани, которыми затягивали стены в покоях царицы и ее детей. Она остановилась, чтобы пропустить делегацию каких-то мужей, на шеях и запястьях которых тускло блестело золото. Те вошли в покои царицы, а Феано так и застыла у двери, делая вид, что у нее развязалась сандалия. Она, проходившая босой всю жизнь, теперь никогда не выходила без этой обуви, сплетенной из синих и красных полосок кожи.
— Госпожа! — услышала она разговор за дверью. — Царь Эгисф шлет вам свой привет. Мы присланы им для встречи с тобой.
— С каких это пор бродяга стал царем? — послушался презрительный голос Клитемнестры.
— С тех самых пор, как Ахайю стало некому защитить, — спокойно ответили ей. — Дорийцы царя Клеодая громят север и уже подошли к городам Аркадии. Мы слышали, они уже до самых Микен доходили. Он пришел сюда с несколькими сотнями, но теперь с той стороны коринфского залива к нему плывут все новые и новые воины. Потому что он побеждает.
— Микен им не взять! — резко сказала Клитемнестра.
— Может, и не взять, — рассудительно ответил тот же мужской голос. — Да только всю округу они уж точно разорят вчистую. Ни поля несжатого не оставят, ни овцы, ни козы, ни осла. Голод непременно наступит в следующем году. Сильного войска в Арголиде нет. И четвертой части от прежнего не выставите.
— А у твоего царька войско есть? — в голосе Клитемнестры слышалось все то же ледяное презрение.
— Царь Эгисф привел пять сотен воинов из Додонии, — ответили ей. — И по пути к нему присоединились многие. Фивы и Коринф уже вступили в союз с ним. Они хотят унять разбушевавшегося Клеодая. У того откуда-то появилось много хорошего оружия, госпожа. И это оружие из железа.
— На Сифносе делают такое, как я слышала, — раздался задумчивый голос царицы, — у хеттов и у иллирийцев севера[7]. Странно, откуда у Клеодая появилось столько серебра и скота, чтобы купить его.
— Мы этого не знаем, госпожа, — ответили ей. — Но царь Эгисф уже вступил в борьбу с дорийцами, и знать народа ахаёй склонна поддержать его. Иначе нашу землю разорят дотла. Мы считаем, что поход за море был неразумной идеей, но теперь что сделано, то сделано. Нам надо спасать свои поля и свой скот. Там, где проходит войско Клеодая, не остается вообще ничего. Они жгут все на своем пути. Им не нужны тонкие ткани и расписная посуда. Им не нужны резчики и ювелиры. Они с удовольствием забирают красивые вещи, но тут же режут тех, кто их сделал. Они пришли не для того, чтобы забрать эту землю себе. Для этого у них слишком мало сил[8]. Они пришли, чтобы разорить нас. И я вас уверяю, госпожа, у них это отлично получается.
— Знать Ахайи поддержит царя Эгисфа? — голос царицы едва заметно дрогнул.
— Знать поддержит даже владыку Тартара, если он выбросит дорийцев с наших земель! — раздался густой бас, который до этого Феано не слышала. — У нас нет ванакса! Того, кто клялся нас защищать. Он бросил свою землю и поплыл за море, чтобы спасти блудную жену брата. Он соблазнил воинов богатой добычей и увел почти всех, кто мог держать оружие. А нам плевать на жену Менелая! Пусть живет с кем хочет, раз муж ей немил. Почему наши земли должны терпеть разорение?
— Передайте царю Эгисфу, — сказала после раздумья Клитемнестра, — что отряд микенцев присоединится к его войску. А если он выбросит дорийцев из наших земель, Микены откроют ему ворота без боя.
— Царь Эгисф требует твоей руки, царица, — послышался все тот же густой бас.
— Если он победит, — спокойно ответила Клитемнестра, — то он ее получит. И мою руку, и трон в Микенах. Так и передай своему царю, Левкаст.
Феано, которая позабыла уже про маленького сына, стремглав помчалась по коридору, пока ее не заметили. В ее хорошенькой головке мысли выстраивались в четкую цепочку, как и всегда, когда ей что-то грозило.
— А ведь эта сука, царица наша, не простила муженьку смерти дочери. А раз так, то непременно кровь польется с обеих сторон. А чья польется кровь? Да кровь царей, конечно! И их сыновей тоже! Никому лишние наследники не нужны. Да еще и такие, на которых кровная месть повиснет. Эгисф отца Менелая убил, а потом Менелай в отместку отца Эгисфа зарезал. Что сделает Эгисф с сыном моим? Да убьет тут же. А если Агамемнон вернется? Ведь он точно докопается, кто воинам о пророчестве рассказал. Тогда сын мой жив останется, а меня на куски порежут и воронам скормят. Вот ведь семейка! И угораздило же меня от такого мужика сына родить. А, с другой стороны, цари не ягоды, на кустах не растут. Спасибо, что хоть такой подвернулся. Да что же мне, бедной, делать? Бежать отсюда надо! Вот что!
Феано остановилась, понимая, что уже выскочила из дворца на улицу. Она оглянулась по сторонам, но куда бы ни упал ее взор, виднелись только высокие стены, сложенные из гигантских глыб. Перелезть через них нельзя, Микены стоят на отвесной скале. И ворота сюда ведут только одни, и они охраняются стражей день и ночь.
— Да как же сбежать-то отсюда? — мучительно размышляла она. — И самое главное, когда я сбегу, что буду делать дальше?
На эти вопросы у нее ответа не было. Феано вздохнула и зашла во дворец. Надо найти сына. Время у нее еще есть, она обязательно что-нибудь придумает.
Глава 6
Год 1 от основания храма. Месяц седьмой, не имеющий имени. Остров Китира. Южная оконечность Пелопоннеса.
Войску сидеть на месте вредно, потому что солдат, лишенный цели, начинает морально разлагаться и не оправдывает собственного жалования. А сие гибельно для любого государства. Вот поэтому я взял фалангу, две трети стрелков, и собрался в Навплион, чтобы разобраться, как идут дела на Пелопоннесе. Мне нужно срочно выдвигаться в Трою, а сделать это, пока в тылу у меня непокорные Микены, просто опасно. Я же не Агамемнон, который поставил все на одну карту. Слухи оттуда идут самые обнадеживающие. Дикари Кледая вовсю безобразничают на северо-востоке полуострова, и отдельные отряды уже видели у стен Тиринфа, Аргоса и Микен. И два таланта серебра посланный мной Филон уже отгрузил Эгисфу, который оказался верен клятве и привел наемников из Эпира. Или как там сейчас те земли называются. Местная география — это тот еще винегрет. Любая область размером с ноготь мизинца имеет свое название и свой диалект, который хоть в малости, но отличается от языка соседей. А это все из-за гор проклятых, которые окружают плодородные долины и защищают их же узкими перевалами, которые так удобно оборонять. Греция — она такая. Здесь любая дыра неприступна, а потому нужно проявлять толику фантазии, если хочешь добиться успеха.
— Господин! — склонились передо мной купцы из Пилоса, которые тоже торгуют с Египтом через нас. — Умоляем, господин! Наведите порядок на Китире. Продыху нет от этих разбойников. Скоро уже пройти не сможем из Мессении в другие земли.
— Хорошо, — кивнул я и после некоторого колебания решил изменить планы.
Про Китиру я помнил. Здоровенный остров, раза в четыре больше Сифноса. Он весь покрыт горными хребтами, да так, что в свое время даже турки не могли найти там целый город с десятком церквей. Сам великий Хайреддин Барбаросса изрядно намучился, пока взял его. Побережье Китиры изрезано многочисленными бухтами, узкими и длинными, в которых тамошняя шваль прячет свои корабли. Если кто-то думает, что этот островок бесполезен, глубоко ошибается. На нем в Средневековье без всякого электричества пятнадцать тысяч человек жило. А еще он как ключ запирает проход со стороны Сицилии в Эгейское море. И самое главное: там водится пурпурная раковина. А я ее хочу всей душой. Купцы из Тира, Арвада, Бейрута, Библа и стремительно возрождающегося после страшного разорения Сидона[9] вовсю основывают фактории на островах. Так чем мы хуже?
— Кноссо! — позвал я своего главного штурмана. — Ты берег Китиры хорошо знаешь?
— Еще бы! — фыркнул критянин. — Этот остров всего в дне пути от Крита, а я плавал отсюда и до самой Сикании[10]. Я там каждую бухту знаю, и каждую деревушку. Я немало тамошних баб продал на Эвбее.
— Там есть царь? — спросил я. — Есть с кем договориться?
— Там в каждой деревне свой царь, — скривился критянин. — Не с кем там договариваться. Разбойный народ. Хотя нет! Один из них похож на человека. У него даже наблюдаются некоторые проблески ума. Он происходит из моего народа, не из ахейцев.