оносцы отбивают нацеленные в него атаки как могут, но вскоре и этот падает, сраженный упавшим камнем. Топор подхватил следующий…
— Брус снимай! — заревел Абарис, который поднял копье над головой. В ворота уже можно было протиснуться, если захотеть, но позади них собрались все защитники Наксоса.
— Лучники! — скомандовал дарданец Хуварани. — Навесом! Приготовились! Бей!
Непростое умение, одно из сложнейших, и дается оно далеко не всем. Только искуснейшие из воинов владеют им в совершенстве, и именно они обучали моих парней этой науке. Три сотни лучников вышли вперед, задрали луки вверх, и вскоре стрелы, шелестя оперением, полетели по крутой параболе. Я даже голову задрал, глядя, как тонкие древки стремительно летят к небу, а потом, словно устав, поворачивают к земле и несутся вниз, со свистом разрезая воздух острым жалом. Там, за стеной, все запружено воинами. Они стоят плотно, как сельди в банке. И судя по удивленным воплям, наконечники стрел уже нашли свою цель. Если даже пятая часть попадет куда надо, этот залп нанесет чудовищный урон. Да… Я, к стыду своему, раньше так не умел. Я отлично стреляю, но бить навесом через пятиметровую стену не смог бы. А с другой стороны, посади лучника-критянина в трясущуюся колесницу и поставь перед ним мишень. Черта с два он в нее попадет, потому что на колеснице никогда не ездил.
Стрелы соберут положенную жатву, но потом эффект неожиданности пропадет. Воины Наксоса укроются щитами, и тогда лишь случайность позволит нам ранить кого-то или убить.
— Брус упал! — хищно оскалился Абарис. — Ну, Поседао, помоги нам! Пошел!
Щетинистая змея фаланги потянулась к распахнутым обломкам ворот, за которыми спешно выстраивали оборону. Пять колонн по сорок человек. Пять в ряд, восемь шеренг, которые давят сзади кожей щитов. Мы многое поменяли за зиму. Копья стали длиннее на локоть и получили подток в виде острия на тупом конце. Подток серьезно меняет баланс древка, и теперь можно применить другой хват, увеличив зону поражения. Это копье — уже почти что классическое дори, а стена щитов — почти что настоящая фаланга. Парни на тесной улочке идут плечом к плечу, перекрыв щиты друг друга внахлест, словно рыбьей чешуей. Впереди встали старослужащие, те, у кого есть доспех и поножи. Они будут разить копьем сверху, как положено. И в этом мире пока нет защиты от такого натиска.
— Лучники! Крыши держать! — крикнул я, когда фаланга вгрызлась в толпу воинов, укрытых тяжеленными прямоугольными щитами. Такое давно не носят, но на захолустном острове чтят традиции прадедов. Вон, даже шлемы из кабаньих клыков кое у кого, хотя кабан на островах отродясь не водился.
Мы не дали им бросить копья, как принято сейчас. Фаланга с разбегу врезалась в строй врага, разя длинными копьями со скоростью швейной машинки. Впереди те парни, которые бились с критянами. Они не сомлеют от вида собственной крови, их не нужно гнать вперед. Они просто бьют копьями, которые куда длиннее, чем у аристократов острова. Все же дори — жуткое оружие, совершенное в своей смертоносности. Я просто сделал шаг длиной в полтысячи лет, сразу перепрыгнув через все мучения и ошибки, совершенные в древности греками.
— Да держите же крыши, в такую вас мать! — заревел я, когда увидел, как полуголый парнишка, оскалив зубы, поднял над головой кусок черепицы. Я крикнул зря. Островитянин упал навзничь, всплеснув руками. В его грудь, хищно подрагивая, впилась стрела.
Фаланга делает шаг и останавливается на мгновение. Наносит несколько ударов и делает еще один шаг, переступая через тела упавших. А потом она делает еще один шаг. А потом еще… Задние шеренги подняли копья вверх. Они нужны только в одном случае. Когда раненые враги воют внизу, под ногами воинов, их тут же добивают острым шипом подтока.
Очень скоро оставшихся воинов Наксоса согнали к мегарону, а точнее, к тому, что здесь таковым называлось. Их осталось с полсотни, и половина из них ранена. Их товарищи усеяли телами узкие улочки, и теперь те, кого учили воевать с детства, пытались понять, что здесь вообще происходит. Они не понимают, они в полной растерянности. Многие сражаются по обычаям предков, когда тяжелая пехота — это полуголый копьеносец, укрытый щитом-башней. Некоторые из них носят круглые щиты, а у десятка даже имеется бронзовый доспех и шлем. Каллимах, царь острова, стоит впереди, закованный в металл с головы до ног. Длинные волосы и борода слиплись от пота, превратившись в какие-то мерзкие сосульки. Его могучая грудь мерно поднималась в хриплом дыхании. Он все еще полон сил.
— Эней! — заревел он. — Где ты, проклятый мальчишка? Иди и сразись со мной!
Вот ведь скотина! — расстроился я. — И отказаться не получится. Не поймут.
— Вот он я, Каллимах, — я растолкал воинов и вышел вперед. — Я даю тебе выбор. Ты сдаешься и идешь под мою руку, и тогда твоя семья и твои люди остаются жить. Или мы начинаем бой, и тогда они все умрут.
— А если ты проиграешь? — недоуменно посмотрел он на меня.
— Тогда тебя и твоих людей убьет кто-то другой, — пожал я плечами. — Если поднимешь оружие, вы все умрете точно.
— Пошел ты! — сплюнул Каллимах тягучую слюну. — Я тебе кишки выпущу!
— Ты сказал! — ответил я и повел рукой, чтобы мне дали простор.
— Лучников на крышу, — шепнул я Абарису. — Его воинов перебить в любом случае. Как только один из нас упадет на землю.
— Понял, — хмуро кивнул Абарис. — А может, прямо сейчас их…? Уж очень он здоровый! Как бы не вышло чего.
— Нет, — покачал головой я. — Воины должны увидеть волю богов. Копье мне!
Мы встали в десяти шагах, изучая друг друга взглядами, словно боксеры перед матчем за мировую корону. Противник немолод, но все еще могуч. Он сделает ставку на свою силу, ведь он куда тяжелее меня. Каллимах начал первым, метнув копье, которое пребольно ударило прямо в щит, увязнув в его коже. Я не стал выдирать его, а просто отбросил щит в сторону и прыгнул вперед. Он уже успел вытащить меч и занес его над головой, как вдруг его лицо исказилось от боли и ярости. Он взревел, словно раненый бык и, не веря своим глазам, опустил голову вниз. Его стопа, обутая в сандалии из переплетения веревочек, была намертво прибита к земле моим копьем.
— Я ведь не шутил, — укоризненно покачал я головой. — Все твои люди теперь умрут.
Я взмахнул клинком, отрубив ему кисть, держащую меч, а потом незатейливо добил уколом в шею. Я же не зверь какой. А с крыш домов, окружающих площадь у мегарона, с жутким шелестом полетели стрелы, выкашивая последних защитников Наксоса. Они не нужны мне. Они будут только мешать. Ведь теперь я сам защитник этого острова и тех тысяч людей, что его населяют.
— С этими что будем делать, ванакс? — почтительно спросили мои таксиархи, когда десяток стариков вытащили из дворца и поставили передо мной на колени. — В жертву их принесем?
— На сегодня достаточно жертв, — поморщился я и кончиком меча поднял подбородок одного из пленных. — Кто такой?
— Меня зовут Пирос, господин, — с достоинством ответил тот. — Прошу, не позорь моих седин, убей без мучений.
— Зачем мне тебя убивать? — удивился я. — У тебя лицо честного человека.
— Любой скажет, что я честен, — гордо вскинул тот голову. — Кого хочешь спроси.
Мне не нужно никого спрашивать. Я это и так прекрасно знаю, и человека этого мне показали еще в прошлый мой визит на остров. Очень разумный дядька, по отзывам. Но небольшой налет театральности все равно не повредит. Воины это любят.
— Тебе я тоже даю выбор, Пирос, — ответил я. — Ты можешь послать меня куда подальше, и тогда я пущу воинов по твоему острову, словно стаю охотничьих собак. Все мужи Наксоса будут убиты, а на их место я привезу чужаков со всех концов Великого моря. Ваши женщины испытают весь ужас поражения, а потом будут проданы в рабство. Ваши дети будут проданы тоже. Сам народ Наксоса будет забыт вовеки.
— Или? — выжидательно посмотрел он на меня.
— Или ты принимаешь пост архонта, — продолжил я, — и поклянешься именем Бога, что Наксос и его люди будут верно служить мне. Мы соберем совет из старейшин острова, который будет править вместе с тобой. На Наксосе больше не будет своего царя. Вы даете выкуп за свои жизни, я устанавливаю подать зерном, вином, маслом и рыбой, и с этого момента вы находитесь под моей защитой. Ни в один дом не войдут, и ни одну женщину не тронут. Ваши воины совершили святотатство, напав на того, у кого в руках ветви мира, и за это они понесли наказание. Остальные жители не сделали мне ничего плохого, у меня нет с ними вражды. Итак, твой ответ, Пирос?
— Каков будет размер подати? — спокойно посмотрел на меня новый архонт, а после длинной паузы добавил. — Ванакс…
Глава 3
— Иде-е-ет! Рыба идет!
Босоногий мальчишка, сверкая белозубой улыбкой, прибежал сломя голову в царский дворец Пароса. Я бросил гонцу драхму, и тот поймал ее с ловкостью обезьяны, исчезнув тут же, пока ее не отняли.
Я пил вино вместе с местным повелителем, который уже успел принести мне присягу. Так и предполагалось, потому что лодчонки с соседнего острова кружились неподалеку от бухты Наксоса, когда мы штурмовали эту крепость. Басилей Пелеко дураком отнюдь не был, и теперь мы с ним обнимались и пели песни в ожидании тунца, несметные полчища которого вот-вот пройдут между Паросом и Антипаросом, превратив эти воды в кипящую уху.
С незапамятных времен жители Киклад выставляют часовых, которые наблюдают за морем, а потом выходят на своих лодках с гарпунами. Их добыча ничтожна по сравнению с тем богатством, что дважды в год идет мимо. Говоря по-простому, они набирают пипетку там, где без малейшего ущерба можно набрать целое ведро.
Десятки судов выстроились клином, закрыв море сотнями метров сетей с крупной ячеей. Голубой тунец огромен, взрослая особь четверть тонны весит, а потому его ловят не только мои рыбаки, но и все воины. Клин сужается к берегу, а рыбу бьют гарпунами и цепляют железными крюками, вытаскивая из воды. Я смотрю на это буйство природы, и просто глазам своим не верю. Десятки тысяч тонн ценнейшего мяса плывет мимо, даже не замечая жалких потуг презренных людишек. Мы едва отщипнем от того огромного пирога, что исходит ароматом прямо у нас под носом.