— Сын мой! Ты научился готовить основание и класть кирпич, потом ты научился размечать место под будущую стройку и читать папирусы, на которых ученейшие жрецы наносят чертежи дворцов и храмов. Ты знаешь, как построить дом так, чтобы кровля не упала на голову живущего там. Но теперь ты должен заменить меня, ведь я старею. Высечь статую не так трудно. Если она большая, то прощает ошибки. Но коли ты взялся наносить письмена на отполированную умелыми мастерами стену, то ошибиться нельзя никак. А уж если ты испортишь работу при начертании высочайшего имени, то медные рудники станут твоим наказанием. Вот до чего важно наше ремесло!
Анхер трудился несколько лет вместе с отцом и старшими братьями, и однажды случилось истинное чудо. Сам господин имери-кау, надзирающий над стройкой нового крыла царского дворца, изволил заметить его безупречную работу. Он вызвал Анхера к себе и говорил с ним с самого утра и пока солнце не встало в зенит. Видимо, он остался весьма доволен услышанным, потому что из его покоев Анхер вышел помощником господина, носителем гордого звания ими-ра нехену. С тех пор молодому мастеру нечего стало хотеть. Он был скромен и разумен, а потому понимал, что эта должность для него подарок судьбы, счастливая случайность, которая никогда больше не повторится. Нужно отнести жертвы в храм Тота и молить его за полученное, не желая несбыточного. Анхер так и делал неделю за неделей, месяц за месяцем, исполняя свою работу с безупречным старанием. Но тут он увидел ее.
Нефрет, так звали дочь господина имери-кау. Это слово значит «красивая», и девушка в полной мере оправдывала свое имя. Ее матовая, почти прозрачная кожа и точеные черты лица снились Анхеру каждую ночь. Она была совершенством, и он не мог отвести взгляд от девушки, когда встречал ее на рынке, покупающей зелень. Надо сказать, эти встречи не были случайностью. Анхер часами слонялся по базару, чтобы увидеть ее, и совсем скоро она начала узнавать его и улыбаться лукаво, стараясь, чтобы не увидела служанка. А потом Анхер заметил, что она стала одеваться нарядней, чем нужно для похода на рынок, и даже краситься ярче. Да, он ей нравился, но жениться на Нефрет — нечего и думать! Знатный жрец Тота никогда не отдаст свою дочь за простолюдина.
Анхер страдал. Страдал так, что это стало заметно посторонним. Господин имери-кау вызвал его и прямо спросил, в чем дело. И тогда он решился и попросил руки той, кого полюбил больше жизни. И как он в тот день не вылетел со службы? Одни боги это знают! Господин имери-кау разгневался не на шутку. Оказывается, Нефрет чуть ли не с рождения обручена с сыном одного вельможи, и сейчас все дело в брачном договоре. Семьи торговались за отступное, которое муж должен будет выплатить ей в случае развода, и за долю общих детей в имуществе, если он вдруг решит взять вторую жену. Но дело уже шло к завершению. Не пройдет и полугода, как Нефрет переедет в дом жениха.
Анхеру не с кем было поделиться своим горем. Ни отец, ни мать, ни братья не поняли бы его. Любовь? Какая еще любовь? Не может быть любви между дочерью богатого жреца и сыном камнереза. Это же просто невозможно! Для этого бедняк должен быть усыновлен знатным родом или возвышен самим фараоном. Иначе это становится противно принципам Маат, высшей справедливости и гармонии. Богатая женщина, вводя в дом бедняка, понапрасну растрачивает имущество рода. А это Исефет, хаос, противный богам.
Высокие истины Маат не могли успокоить парня, и он поделился своим горем с чужеземцем, с которым сдружился самым странным образом. Анхер и сам не понял, как оказался тогда с ним за одним столом и с кубком в руке. Он пил непривычный хмельной напиток и вываливал на худого, похожего на скелет вавилонянина все свои горести. Купец оказался прекрасным собеседником. Он за все время застолья и пяти слов не сказал, лишь всплескивал руками и охал в нужных местах. А потом он предложил Анхеру уехать далеко-далеко, в неведомые страны, где нет власти богов Земли Возлюбленной. И там он сможет забыть про свою потерю и выбрать красивейшую из женщин, которая скрасит ласками его грусть. Но Анхер отказался. Ему незачем уезжать. Он примет свою судьбу со смирением, как и подобает верующему в богов египтянину.
— Наверное, ты преувеличиваешь, — сказал тогда вавилонянин. — Я не верю, что бывают такие волшебные красавицы. Тебе просто нужно сходить к блудным девкам, парень. Ты выпустишь наружу то, что сдавливает твои чресла, и она окажется самым обычным воробушком, каких сотни.
— Нет, что ты! — горячо спорил мастер. — Это же Нефрет! Дочь самого господина имери-кау! Все наслышаны о ее красоте.
Прошла неделя, и жизнь снова потекла своим чередом. Работа, дом и посиделки с вавилонским купцом, который обладал необыкновенным умением слушать. Анхер хвалился работой, а когда напивался, снова переходил на предмет своей страсти. А потом случилось это.
— Господин имери-кау! — низко склонился он в тот день перед высоким начальством. — Какие будут указания на сегодня?
— Моя дочь! Отрада моего сердца!
Господин Начальник Работ как будто постарел на десять лет. Его лицо осунулось, а парик был растрепан. И даже краска, которой он подвел глаза, расплылась уродливыми потеками. Господин имери-кау плакал, не стесняясь. И он не мог сегодня говорить ни о чем другом.
— Госпожа Нефрет? — у Анхера даже голова закружилась. — Она заболела?
— Ее украли, — с горечью ответил жрец. — Она ушла на рынок и пропала по дороге. Люди видели ее едущей в носилках, окруженной чужаками. Все подумали, что это ее охрана! Никому и в голову не пришло ничего дурного, а ведь у нее не могло быть ни носилок, ни свиты! Наша семья не входит в число тех, кому это дозволено. Великие боги! Это же Пер-Рамзес! Тут стража на каждом углу, а чужеземцы, пришедшие из Великой Зелени, уже разбойничают прямо в столице! Куда смотрит хатиа? Моя девочка…
И жрец заплакал навзрыд, как будто забыв, что говорит с человеком, который стоит куда ниже на лестнице жизни, чем он сам. Видимо, он знал, что сможет разделить с этим парнем свое горе.
— Да как же! — Анхер вышел из покоев господина на подгибающихся ногах. — Как же так! Нефрет! Моя Нефрет!
В тот день купец Кулли нашел его сам. Он уже распродал весь свой товар и собирался отплыть домой. А как можно отплыть, не попрощавшись с другом? Так он тогда сказал.
— Пойдем, Анхер! Выпьем вина! — худое, похожее на череп лицо, расплылось в улыбке. — Я уже на рассвете уплыву на Кипр, а потом домой.
— Не пойду, — замотал головой парень.
— Что случилось? — участливо спросил Кулли. — На тебе лица нет.
— Нефрет! — горько понурился Анхер. — Ее украли!
— Кто украл? Когда? — изумился купец.
— Чужеземцы! Они увезли ее на корабле! — и мастер рассказал все, что услышал от безутешного отца.
— Это данайцы были, — со знанием дела ответил купец. — Больше и некому. Я сам видел, как вчера их корабль вышел из порта. Они часто воруют женщин, когда уходят торговать. Эти люди — сущие разбойники. На рынок в Энгоми повезли, не иначе.
— Энгоми? — тупо посмотрел на друга Анхер. — Это на Кипре? Ты же туда плывешь?
— Ну да, — кивнул Кулли. — Я же тебе говорил. Его осаждают сейчас, а потому пленников продают сотнями. Если найти общий язык с этими негодяями, можно хорошо заработать.
— Помоги мне! — с неистовой надеждой посмотрел на него Анхер. — Помоги мне выкупить ее!
— А у тебя есть столько серебра? — удивился Кулли. — Если она так красива, как ты говоришь, за нее могут попросить три, а то и все четыре мины серебра. Пятнадцать-двадцать дебенов по-вашему.
— Двадцать дебенов? — побледнел Анхер. — Так много? Я схожу к ее отцу! Он найдет серебро!
— Конечно, сходи, — благожелательно кивал Кулли. — Съезди без высочайшего дозволения на Кипр, брось свою работу, а потом вернись назад с чужой невестой. Ее жених будет очень тебе благодарен. Наверное, он даже словечко за тебя замолвит, чтобы стражник на медных рудниках бил тебя чуть меньше, чем остальных.
— Да что же делать мне? — обхватил голову Анхер. — Слушай, Кулли! Выкупи ее для меня! Я что-нибудь придумаю! Я верну! Я все тебе отдам!
— Да где ты возьмешь такую гору серебра, парень? — с сомнением посмотрел на него купец. — Простому камнерезу вовек столько не заработать.
— Ты же сам сказал, что царю Сифноса нужен строитель и скульптор! — с безумной надеждой посмотрел на него парень.
— Ну да, говорил, — кивнул Кулли. — Только не знаю, подойдешь ли ты ему. Он храм своему богу строит. А еще хочет статую изваять.
— Я все сделаю! — вцепился в его хитон Анхер. — Я все что угодно построю! Клянусь своим посмертием!
— Э-эх! — с сомнением посмотрел на него купец. — Ну, ни в чем я другу не могу отказать. Ладно, приходи в порт завтра до рассвета. Найдешь лодку и подплывешь к моему кораблю. Спрячу тебя среди мешков с зерном. Не опаздывай, парень! Иначе я уйду без тебя, и твою девчонку продадут какому-нибудь князю для утех.
— Я приду, — сжал губы Анхер. — Всеми богами клянусь…
Как оказалось, увезти из Египта хоть что-то совсем непросто. Проклятые портовые писцы вынули из Тимофея всю душу. Ведь на каждый корабль выдавался Уджат-несут, царский указ, дозволяющий вывоз зерна. Писцы в порту составляли Шес, опись груза с указанием количества и качества товара, а сам корабль получал Имет — лист папируса, где указывали маршрут, имя капитана корабля и всех сопровождающих лиц. Каждый лист был в отметках от печатей чиновников, которые они носили на пальце в виде перстня или на шее, на витом шнурке. После проверки каждой печати, которые портовый писец только что не обнюхивал, сравнивая с образцами оттисков, начиналось самое веселое. Весь товар взвешивали у причала на царских весах, и не приведи боги, если вместо зерна сорта шедет, обычного, ты везешь неджес, отборное. Еще хуже, если зерна будет меньше или больше заявленного. Могут и груз отобрать, и огромный штраф наложить, и даже палок всыпать. А еще муки Тартара покажутся раем, если потерять глиняную печать, которую вешают на каждый мешок. Но вот ты прошел всех писцов, получил нужные печати и взвесил товар. После этого стража обыщет трюмы, личные вещи и даже проткнет мешки длинным щупом в поисках контрабанды. В общем, к концу этого дня у Тимофея даже глаз начал дергат