О. М. Как знать… Но так или иначе, слова Хрисостома о Нероне – лишняя иллюстрация к идее, что государственная политика далеко не всегда основывается на насилии.
И дело даже не в политике только. Вот давай другую сферу человеческую возьмем. Представим себе суд присяжных. И тут выходит адвокат. Он же не говорит: «Вы знаете, дело не в том, что вот такие улики – правильные, а такие -неправильные, и такие свидетели хороши, а такие – не хороши, а дело в том, что я все это вам рассказываю, потому что это очень выгодно моему клиенту, и если вы мне не поверите, то моего клиента посадят в тюрьму, а я не заработаю денег!»
Так почему-то ни один адвокат не выступает. А все выступают совершенно по-другому: «Во имя чувства справедливости, присущего всем нам как людям, и во имя истины и справедливости, которые должны восторжествовать, мы должны принять эти вот факты, потому что если мы их не примем, мы оскорбим мировую гармонию, разум, Бога и прочее». То есть апеллируют они к общим ценностям.
Но почему-то, когда ведется государственная политика, где присяжными выступает весь мир, наши дипломаты и президенты и пресса говорят: России или Америке или Китаю выгодно то, выгодно это… Это же глупо – говорить о том, что выгодно тебе. Другим-то какое дело? Поэтому надо говорить о всеобщих ценностях, всеобщей справедливости, апеллировать к рамочным каким-то общим нормам. Мы, типа, не за себя, мы за всех на планете, за мир и общий порядок, а на национальные интересы нам плевать, мы за общие ценности умереть даже готовы. Нам и нужна всемирно-историческая идея.
И у нас в истории были такие идеи. Та же Москва – Третий Рим. Типа, мы последние православные в мире, истинное царство, удерживающее мир от ада. Потом были Федоров, Циолковский, русский коммунизм с его миссией несения справедливости миру, борьбы с несправедливым капитализмом, колониализмом, эксплуатацией…
А. Б. И мы видим, что идеи Циолковского и прочих русских космистов в известной степени реализовались. Я не имею в виду победу над гравитацией и демонтаж нашей планеты для строительства межзвездных колоний – сам штурм околоземного пространства стал возможен только потому, что тысячи людей в Советском Союзе с энтузиазмом восприняли идею космических полетов, начали создавать разного рода кружки и секции межпланетных сообщений, а затем ГИРДы и реактивные институты – и, что важно, при поддержке и содействии первых лиц государства. Как говорится, Циолковский разбудил Перельмана, Перельман начал космическую пропаганду, революционное государство канализировало энергию массового энтузиазма в создание соответствующих институций…
В то же самое время в западных странах к мыслителям-одиночкам, рассуждавшим о возможности преодоления земного тяготения, относились как к чудакам и фантазерам. И это если мягко выражаться. Тот же Роберт Годдард, «отец американской космонавтики», служил объектом насмешек не только для журналистов, но и для коллег по цеху, которые крайне скептически относились к его идеям, советовали ему перечитать учебник физики и вообще называли земляным червяком. Хотя тот всеми силами пытался привлечь внимание широких масс к идее звездоплавания, в 1924 г. он даже назначил на конкретную дату запуск ракеты на Луну, чтобы все газетчики об этом написали. Но, как мы знаем, полет не состоялся ни тогда, ни даже в ближайшие десятилетия. Однако мы, кажется, отвлеклись…
О. М. Да. И, думаю, теперь самое время вернуться к грекам. Условная власть, условный суверен задумал после Темных веков проект. Я совершенно условно, в больших постмодернистских кавычках его сейчас называю «Ликург».
А. Б. Я думаю, ты знаешь, что даже древние греки считали Ликурга фигурой полумифологической…
О. М. Вот только давай сейчас не спорить о реальном лице Ликурге, делал он это или нет. Главное, что кто-то это делал, и я тут называю его Ликург. То есть некий субъект, скорее всего спартанец, в период окончания Темных веков, когда во всей Греции хаос, решил покорить всю Грецию. Объединить, если говорить языком поздних историков, а на самом деле, конечно, покорить. И покорить не только и не столько силой оружия, а, как я сказал выше, идеологией. То есть некие люди или некий человек настолько оказался мудр, что понял, что если ты хочешь господствовать – и долго – над всей Элладой, то ты должен дать некий мир, некий порядок, космос, закон, который бы един был для всех и устраивал бы всех.
То есть мало того, что он дал законы Спарте (здоровых младенцев оставлять, больных убивать, диархат, права старейшин и прочее), жесткие, но выковывающие военную элиту вплоть до позднейших времен, мало того, что он такой внутрикорпоративный пиар сделал, но он еще и осознал, что нужно внешнее идеологическое влияние, причем построенное не на фашистских принципах, типа, мы – сверхчеловеки-спартанцы, а вы все остальные – перхоть и рабы, а на общегреческих принципах. Вот даже такая простая ерунда, как меры веса и длины, – они должны быть одинаковыми для всех торговцев на едином пространстве, чтобы не было обмана, чтобы легче было подписывать договоры и устанавливать цены, брать кредиты под урожай…
Значит, должен быть стандарт где-то. Уже удобно всем купцам. А вот если есть еще и общие для всех законы… Например, на определенном пространстве – беспошлинная торговля, и не надо платить многочисленным «крышам» и пиратам, всех защищает один царь, и ты знаешь, что если ты обманул на 100 рублей, то тебе руку отрубят, а если на тысячу – тебя на кол посадят – и никак иначе, не по правилам разных городов. Есть конституция – не как единый текст, но как множество единой волей поддерживаемых правил.
Еще очень важный момент, как я говорил: не на силе должно все держаться, а на удобстве самих законов в применении и на идеологии. То есть при заключении договоров греки клялись. Но кем? Если везде разные боги и разные традиции? В одном городе Гермес – бог, а в другом он -малопочитаемый божок… Нужны единые стандарты почитания.
А. Б. Ну, мне сдается, это не вполне так. В известном договоре о взаимопомощи между хеттским царем Мутавалли и правителем Вилусы Алаксандусом они клянутся не каким-то одним общим для них, конвенциональным богом, но каждый своим: один – Каскалом Куром, другой – Апалиунасом (прообразом греческого Аполлона). То есть каждый – самым для него высоким и священным…
О. М. Пусть так. Когда торговец-мусульманин, заключая сделку, клянется Магомедом, а христианин – Иисусом, то это еще полбеды, потому что каждый клянется самым святым для него, а если он требует, чтобы я вместо Иисуса клялся Магомедом? А ведь греческий мир насчитывает сотни богов и божков… И дело может быть даже не в клятвах, хотя, конечно, желательно, чтобы все клялись кем-то одинаково святым, а в единых стандартах почитания. Путешественники и купцы едут из города в город и приносят дары и жертвы богам того государства, в котором они находятся, и своим богам родины, и богам своего ремесла. То и дело возникают споры, чей бог главнее и какой больше помогает тем, кому он покровительствует; чей бог древнее и могущественнее. И это провоцирует конфликты.
Должна быть установлена единая иерархия богов. Общий знаменатель, единое мировоззрение, которое все разделяют и о котором не спорят. Целью любой войны является мир, а мир – это не отсутствие войн, а единая система координат.
И вот поставим себя на место этого условного Ликурга, который решил кодифицировать богов и сделать так, чтобы все были довольны и не было конфликта. Он не мог произвольно взять какого-то своего бога, объявить его самым главным, а потом всех остальных принудить – такую схему просто никто не признает. Те, кто живет возле моря, всегда будут клясться Посейдоном, а те, кто растит пшеницу, будут клясться Деметрой. Они не признают никакой навязанной иерархии и будут биться против, тем более что битва будет за бога, за святое. Вопрос очень деликатный, он касается самого тонкого, самого животрепещущего и главного, что есть у человека, – его религии, его совести, памяти его предков, его родины, его семьи, его традиций, его профессии, которой бог покровительствует. Одно неверное слово – и ты получил кровных врагов! И как ты их упорядочишь? Там творится дикий бардак. Почитать Александра Зайцева – например, его книгу «Греческая религия и мифология», – так вообще в каждом городе было что-то свое, если верить надписям на храмах. Например, Гера в древности не была женой Зевса (Зевс – Деус, бог по-латински, тот же корень, что и наше слово «день»). У нее был муж Триерос, трижды-эрос, тригерос, трижды, то есть некое качество дано в превосходной степени. Но поскольку Гера покровительствовала как жена и семье, и родам, и земледелию, и природе, то она стала более известной по территориям, чем трижды славный муж, а с другой стороны, отдельно увеличивалась слава Громовержца – Зевса. И в итоге гораздо позже их поженили. Малоазиатские боги перемешивались с аттическими, творилась немыслимая путаница. Поэтому прежде чем давать некую единую идеологию для всех, нужно было, говоря современным языком, провести масштабнейшее социологическое исследование.
Условный Ликург послал во все земли и полисы гонцов, чтобы было понимание, кого и где почитают и в какой иерархии. Нужно понять рейтинги тех или иных богов. Потому что если ты хочешь заручиться поддержкой абсолютного большинства, то ты должен дать классификацию, где на самом верху будут стоять боги, почитаемые большинством и самыми могущественными и богатыми полисами. Думаю, не обошлось без проблем, когда создавалась эта классификация. Вот есть какой-то крупный портовый город, где все моряки клянутся Посейдоном, а в то же время известно, что по всей Элладе больше почитают Зевса. Но поставить Посейдона под Зевса – это значит железно спровоцировать войну, как минимум с этим городом. И даже если большинство навалится и победит этот город, он будет вечно непокорным, и главное – он будет воспроизводить протестность, потому что в силу характера деятельности моряки всегда будут почитать больше Посейдона. Значит, надо ставить Посейдона и Зевса на равных, как братьев. А не брать «административную иерархию» за образец. Не брать порядок для богов как в войске, в государстве, а брать порядок семейно-родовой.