Жан КоктоТрудные родителиПьеса в трех актах
Les Parents terribles de Jean Maurice Eugène Clément Cocteau (1938)
Перевод К. Хенкина
Ивонна.
Леони.
Мадлен.
Жорж.
Мишель.
Париж в наши дни.
1-е действие: комната Ивонны.
2-е действие: у Мадлен.
3-е действие: комната Ивонны.
Акт первый
Комната Ивонны, слева, на втором плане, 2 дверь в комнату Леони. На первом плане слева — кресло и туалетный столик. В глубине сцены слева — дверь, ведущая в остальные комнаты квартиры. Справа в глубине — дверь в ванную комнату, видно, что это очень чистое, очень светлое помещение. На втором плане справа — дверь в переднюю. На первом плане справа — очень широкая кровать, на которой в беспорядке разбросаны меха, шали и т. п. В ногах кровати стул. В центре, в глубине, — шифоньерка.
Возле кровати столик с лампой. Посреди комнаты люстра, она не зажжена. Там и сям валяются ночные халаты.
Окна подразумеваются в воображаемой стен, обращенной к зрителю. Из них падает мрачный свет — отблеск дома напротив. В комнате полумрак.
Сцена первая
Жорж, затем Леони, затем Ивонна.
Когда поднимается занавес, Жорж бежит из ванной комнаты к двери Леони. Он стучится в нее и кричит.
Жорж. Лео! Лео! Скорей… скорей! Где ты?
Голос Леони. Что, Мишель объявился?
Жорж(кричит). Сейчас не до Мишеля! Скорей!
Леони(открывает дверь, входит, надевая на ходу очень элегантный халат). В чем дело?
Жорж. Ивонна отравилась.
Леони(поражена). Что?..
Жорж. Инсулином… она, очевидно, наполнила шприц до отказа.
Леони. Где она?
Жорж. Здесь… В ванной комнате.
Распахнув полуоткрытую дверь, из ванной комнаты выходит Ивонна. Она в мохнатом халате, бледная — еле держится на ногах.
Леони. Ивонна… Что ты натворила? (Бежит к ней, подхватывает ее.) Скажи что-нибудь. Говори же… Отвечай…
Ивонна(еле слышно). Сахар.
Жорж. Я сейчас позвоню в клинику, но сегодня воскресенье и, конечно, никого не будет.
Леони. Никуда не бегай. Вы все потеряли голову… Хорошо еще, что я здесь. (Укладывает Ивонну на кровать.) Принеси из ванной стакан воды с сахаром и не стой как истукан.
Жорж. Боже мой! (Входит в ванную комнату и возвращается со стаканом воду.)
Леони(взяв стакан, Ивонне). Пей… Ну попробуй, заставь себя… Не напрягайся, возьми себя в руки. Не можешь ведь ты умереть, не увидев Мишеля.
Ивонна приподнимется и пьет.
Жорж. Что я за дурак. Не будь тебя, Лео, она бы умерла. Я бы дал ей умереть, так ничего не поняв.
Леони. Неужели ты забыл, что инсулин без сахара может привести к смерти?
Жорж. Я не забыл, Лео, но, когда я увидел Ивонну… Она сидела так, что ее голова была опущена на край умывальника… Мне показалось, что она умирает. О сахаре я и не подумал.
Леони(Ивонне). Как ты себя чувствуешь?
Ивонна(очень тихо). Сахар действует мгновенно. Мне лучше. Простите меня. Я вела себя глупо…
Жорж. Как сейчас помню слова профессора: «Главное, не берите тот сахар, которым вы обычно пользуетесь. Он редко бывает настоящий. Покупайте тростниковый сахар». Стакан всегда приготовлен, сахар разведен.
Ивонна(более твердым голосом). Я сама виновата.
Леони. Боюсь я этого инсулина. Ведь ты же сумасшедшая..
Ивонна(выпрямляясь, с улыбкой). Сегодня я была чуть-чуть более сумасшедшей, чем обычно…
Жорж. Это и обмануло меня.
Ивонна. А вот Лео совсем не сумасшедшая. Она понимает, что я не сделала бы такого сюрприза Мику…
Жорж. Он не так обязателен, как ты. А вот почему ты не взяла сахар?
Ивонна. Уф! (К Лео.) Спасибо, Лео. (Приподнимаясь.) Вот как это произошло. Было пять часов. Я в это время всегда делаю впрыскивание. Я решила, что это займет меня. Только сделала укол, как мне послышалось, будто лифт остановился на нашей площадке. Я бросилась в переднюю, — оказалось ошибка. Когда я вернулась в ванную, То чуть не потеряла сознание. И была не в состоянии поднять руку и взять стакан. Просто чудо, что зашел Жорж!
Жорж. Вот именно, чудо! Я подумал, не заснула ли ты.
Леони. Опять вы со своими чудесами… Ты замечтался за работой… В это время пробило пять часов. Услышав бой часов, но все еще погруженный в мечты, ты направился в комнату Ивонны спросить, не забыла ил она сделать укол.
Жорж. Возможно, что и так. Тебе виднее. Мне казалось, что я зашел к Ивонне случайно…
Ивонна. Твой приход был чудом, дорогой Жорж. Пусть наш Фома Неверный говорит что хочет.
Жорж. И не будь Лео…
Ивонна(совсем оправившись, смеется). Не будь вас обоих, я могла бы отплатить бóльшим злом за малое зло…
Жорж. Нет, Ивонна, за большее зло! Факт остается фактом: вчера вечером Мишель не пришел домой. Мишель не ночевал дома. Мишель ничего не дал о себе знать. Мишелю известен твой характер. Он должен понимать, в каком ты можешь быть состоянии… Ты забыла о сахаре, потому что у тебя нервы напряжены до предела. Это чудовищно.
Ивонна. Только бы с ним не случилось ничего дурного. По воскресеньям никогда никого не найдешь. Возможно, кто-нибудь из его товарищей не решается нам позвонить, сообщить нам о происшедшем.
Жорж. О серьезных вещах узнают немедленно, Ивонна. Нет, нет. Это не-ве-ро-ятно! (Он произносит это слово по слогам и как бы ставя его в кавычки.)
Ивонна. Но где он может быть? Где?
Леони. Послушай, Ивоннна, после такого потрясения постарайся не волноваться. Не надо ее тревожить, Жорж. Иди продолжай заниматься, если ты нам понадобишься, я позову.
Ивонна. Попробуй заняться…
Жорж (направляясь к двери, расположенной в глубине сцены, слева). Я делаю расчет. Считаю, считаю, ошибаюсь и все начинаю снова. (Уходит.)
Сцена вторая
Ивонна, Леони.
Ивонна. Но где он пропадал всю ночь, Лео? Неужели этот ребенок не понимает, что я схожу с ума?.. Почему он не звонит? Неужели, в конце концов, так трудно позвонить?
Леони. Как сказать? Такие чистые, нетронутые, неопытные существа, как Мишель, не могут пользоваться телефоном, если нужно лгать.
Ивонна. А зачем Мику лгать?
Леони. Одно из двух: либо у него не хватает смелости вернуться домой или позвонить, либо он себя чувствует так хорошо там, где сейчас, что ему даже в голову не приходит мысль о возвращении или телефонном звонке. Так или иначе — он что-то скрывает.
Ивонна. Я знаю Мика. Не тебе объяснять мне его характер. Забыть вернуться домой — разве это мыслимо! Если же он не решается позвонить… Может быть, он в смертельной опасности. Может быть, он лишен возможности позвонить.
Леони. Послушай, мы же не на киносъемке! Всегда найдется возможность поговорить по телефону. Мишель может позвонить, но не хочет.
Ивонна. Ты сегодня с самого утра какая-то странная. Слишком спокойная. Ты что-то знаешь.
Леони. Ничего не знаю, но в чем-то уверена. Это не одно и то же.
Ивонна. В чем же ты уверена?
Леони. К чему говорить тебе? Это бесполезно. Ты все равно не поверишь, только воскликнешь: «Это не-ве-ро-ятно». Просто невероятно, до чего вы все за последнее время пристрастились к этому слову.
Ивонна. Мишель постоянно так говорит, не правда ли?
Леони. Возможно. Но бывает, что, залетев откуда-то со стороны, слово остается в семье. Это ваше выражение «не-ве-ро-ятно» чем-то сильно напоминает краденого ребенка. Не понимаю, откуда взялось это словечко? Очень бы хотелось знать, откуда?!
Ивонна(смеясь). Что ж удивительного, если маньяки, сумасшедшие, цыгане, похитители детей, семя, живущая табором…
Леони. Ты в шутку повторяешь мои слова о том, что вы живете цыганским табором. Но ведь это правда. И я не изменила своего мнения. Точно так же верно и то, что вы сумасшедшие!
Ивонна. Дом наш — цыганская кибитка, согласна. Мы сумасшедшие — согласна. А кто в этом виноват?
Леони. Сейчас ты опять извлечешь на свет божий дедушку!
Ивонна. Собиравшего точки с запятыми. Он подсчитывал точки с запятой у Бальзака. Он говорил: «Я набрал в таком-то шедевре тридцать семь тысяч точек с запятой». А потом ему казалось, что он ошибся, и он начинал считать сначала. Только в то время не говорили: «сумасшедший». Говорили: «маньяк». В наши дни при желании всех можно было бы причислить к сумасшедшим.
Леони. Допустим, что вы все маньяки. Это ты признаешь?
Ивонна. А ведь ты тоже маньяк в своем роде.
Леони. Возможно… Моя мания — порядок, ваша — беспорядок. Ты отлично знаешь, почему наш дядя именно мне завещал свое очень скромное состояние. Он знал, что я буду вас содержать.
Ивонна. Леони!
Леони. Не обижайся. Я никого ни в чем не виню. Никто больше меня не восторгается Жоржем. Я счастлива, что это наследство позволяет ему продолжать его изыскания.
Ивонна. Каким образом ты… ты! Можешь принимать всерьез его изыскания… просто уму непостижимо… Вот, Жорж, если хочешь, идеальный образец маньяка. Усовершенствовать подводное ружье системы «Ле Приер»! В его годы! Между нами говоря, разве это не смешно?
Леони. Жорж — ребенок. За исключением школьных учебников, он в жизни ничего не читал, кроме романов Жюля Верна. Он любит мастерить всякую всячину, но у него есть изобретательская жилка. Ты несправедлива к нему.
Ивонна. Заказ на боеприпасы… не спорю. Но это дело вышло только потому, что Жорж — школьный приятель министра. Это я еще допускаю. Хотя, кстати, с заказом все что-то тянут. Но подводное ружье, стреляющее пулями… Хочешь, я скажу тебе, что я об этом думаю? Нашей труппе бродячих комедиантов не хватало только «подводного стрелка». В старом халате, вечно раскладывающая пасьянсы, я, разумеется, гадалка. Ты, безусловно, укротительницы: ты была б великолепной укротительницей… А Мик… Мик… (Запнулась.)
Леони. Восьмое чудо света!
Ивонна. Ты злюка.
Леони. Я вовсе не злюка, Ивонна, я наблюдаю за тобой со вчерашнего дня. И очень рада, что навела порядок в вашем таборе. На этом свете люди делятся на детей и взрослых. Я, к сожалению, принадлежу к числу взрослых. Ты… Жорж… Мик — вы принадлежите к породе детей, к тем, кто никогда не расстается детством, к тем, кто пошел бы на преступление, если…
Ивонна(прерывая ее). Тише… Слушай… (Пауза.) Нет. Мне почудилось, что остановилась машина. Мне все время мерещится то шум машины, то лифта. Ты говорила о преступлениях. Если не ошибаюсь, ты даже называла нас преступниками.
Леони. Как ты плохо слушаешь… Я тебе говорила о преступлениях, совершаемых в неведении. Нет на свет чистых сердец. Всякий сельский священник скажет тебе, что в любой деревушке тайно бурлят такие страсти убийства, кровосмесительства, воровства, о которых не слыхивали города. Нет, я не называла вас преступниками. Напротив! Истинно преступную натуру бывает иногда легче выносить, чем тот полумрак, в котором вы живете и который меня ужасает.
Ивонна. Мик, вероятно, выпил бокал шампанского. Он не привык пить. Остался ночевать у приятеля. Спит, наверное. Возможно, ему стыдно, что он не вернулся домой. Я считаю непростительным, что по его вине пережила эту страшную ночь и этот бесконечный день, но, признаюсь тебе, не могу считать его преступным!
Леони(подойдя к постели Ивонны). Мне хотелось бы знать, Ивонна, не смеешься ли ты надо мной.
Ивонна. Что?
Леони(берет Ивонну за подбородок, приподнимает лицо). Нет. Я думала, что ты напускаешь на себя бодрый вид, играешь роль. Я ошибалась. Ты слепа.
Ивонна. Что ты хочешь сказать, объясни.
Леони. Мишель провел эту ночь у женщины.
Ивонна. Мишель?
Леони. Мишель.
Ивонна. Ты с ума сошла. Мик еще ребенок. Ты только что сама говорила.
Леони. Это ты с ума сошла. Я говорила, что все вы — ты, Жорж, Мишель — принадлежите к породе, которую я противопоставляю породе взрослых. Но в том смысле, как ты говоришь, Мишель уже не ребенок. Он мужчина.
Ивонна. Он еще даже не был на военной службе.
Леони. Еще бы — у него слабые легкие, главным образом благодаря знакомству с министром, дорогая моя Ивонна. Военная служба означала бы для Мишеля освобождение, которого нельзя было допустить. А ему двадцать два года.
Ивонна. Ну и что ж с того?
Леони. Ты невероятна. Ты сеешь, сеешь и даже не видишь, что пожинаешь.
Ивонна. Что же, по-твоему, я посеяла? И пожала?
Леони. Ты посеяла неряшливость, грязное белье, папиросный пепел, мало ли что. А пожинаешь ты вот что: Мишелю душно в вашей комедиантской кибитке, он захотел вдохнуть свежего воздуха.
Ивонна. И ты считаешь, что ему легче дышится у каких-то баб, что он водится со шлюхами?
Леони. Наконец-то мы вернулись к семейному стилю. А знаешь, почему Мишель не звонил? Потому что боялся услышать в телефонную трубку: «Приезжай, дитя мое, отец хочет с тобой поговорить». Или что-либо подобное. И оказывается, что именно я, стерегущая ваш табор, помешанная на порядке маньячка, олицетворение порядка, только я одна не ряжусь в лохмотья буржуазного духа. Скажи мне на милость, что такие буржуазная семья? Это семя богатая, живущая размеренной жизнью, имеющая прислугу… У нас нет денег, нет порядка, нет прислуги. Больше четырех дней прислуга не выдерживает. Мне приходится выкручиваться с помощью поденщицы, которая по воскресеньям не приходит. Но фразы и принципы остаются в полной силе. Обломки буржуазии! Мы не артистическая семья. Мы не похожи на цыган. Так что же, наконец, получается?
Ивонна. Что с тобой, Лео? Ты так возбуждена.
Леони. Ничуть я не возбуждена. Но бывают минуты, когда ваш табор, ваша кибитка, ваша затонувшая лодка, ваша… черт его знает что, ваша «милая пещерка», как бы сказала узница из Пуатье, — когда все это переходит границы. Знаешь ли ты, почему посреди комнаты Мишеля громоздится куча грязного белья? Знаешь ли ты, почему на чертежном столе Жоржа такой слой пыли, что он может прямо на нем писать свои расчеты? Знаешь ли ты, почему вот уже неделя, как ванна засорилась и никто ее не прочищает? А это потому, что я иногда испытываю известное наслаждение, гадя на то, как вас засасывает, как вы погружаетесь, погрязаете, а я наблюдаю за вами и думаю: что же произойдет, если предоставить вас самими себе… Но потом побеждает моя страсть к порядку, и я вас спасаю.
Ивонна. По-твоему, именно наши цыганские порядки заставили Мишеля искать себе дом… у какой-то женщины?
Леони. Не он один это делает.
Ивонна. Не имеешь ли ты в виду Жоржа?
Леони. Я имею в виду Жоржа.
Ивонна. Ты обвиняешь Жоржа в том, что он мне изменяет?
Леони. Я никого ни в чем не обвиняю. Раз я не пользуюсь преимуществами, которые дает буржуазия, я отказываюсь также от лжи, от старого и мрачного обычая переходить на шепот и прикрывать двери каждый раз, кода заходит разговор о родах, деньгах, любви, браке или смерти.
Ивонна. Неужели ты обнаружила, что Жорж мне изменяет?
Леони. А ты, разве не изменяешь ему?
Ивонна. Я? Изменяю Жоржу? Но с кем?
Леони. С Мишелем.
Ивонна. Ты с ума сошла, Лео…
Леони. С того самого дня, как родился Мишель, ты изменила Жоржу. Ты перестала заниматься Жоржем, чтобы целиком посвятить себя Мишелю. Ты обожала Мишеля… до безумия, и любовь твоя лишь росла вместе с его ростом. Они росли вместе. А Жорж оставался один… К чему удивляться, если он искал и нашел немного ласки в другом месте? Ты наивно полагал, что табору достаточно быть тем, чем он есть.
Ивонна. Если даже допустить, что все эти нелепицы и впрямь существуют… что у Жоржа — которого ничто, кроме его так называемых изобретений, не интересует — есть любовница и что Мишель — он мне все рассказывает, я его лучший друг — провел ночь у какой-то женщины, — почему ты так долго ничего мне об этом не говорила?
Леони. Я не допускала мысли, что ты настолько слепа. Не может быть, думала я, прост Ивонна нашла для себя какой-то выход. Она зарывает глаза…
Ивонна. У Жоржа… были бы оправдания… За двадцать лет брака любовь меняет свой облик. Между супругами возникают такие родственные чувства, при которых известные вещи становятся крайне затруднительными, неприличными, почти невозможными.
Леони. Ты так думаешь?
Ивонна. Не будь это смешным, вернее, не находи это люди смешным… то для меня не было бы никакой разницы между трехлетним и двадцатидвухлетним Миком. Я готова уложить его спать к себе в кровать. Если бы Жорж спал в моей комнате, то для меня это было то же самое. Его близость для меня не больше, чем близость Мика.
Леони. Странная ты женщина, Ивонна.
Ивонна. Нет. Но я должна казаться тебе странной, потому что ты так непохожа на меня… Подумай!.. Ты всегда была красивая, причесанная, подтянутая, элегантная, блестящая, а я как будто родилась с постоянным насморком, с мешками под глазами, с опухшим носом, с растрепанными волосами, в прожженном окурками халате. А стоит мне напудриться и накрасить губы, как я выгляжу девкой.
Леони. Тебе сорок пять лет, а мне сорок семь.
Ивонна. Ты выглядишь моложе меня.
Леони. И в се же Жорж выбрал тебя. Мы были с ним помолвлены. Вдруг он решил, что ему нужна ты, что он должен жениться на тебе…
Ивонна. Ты хотела этого брака. Ты почти что сама нас свела.
Леони. Это уж мое дело. Я уважаю Жоржа. Я боялась, что у меня все идет отсюда (указывает на лоб), а ты живешь этим и этим. (Указывает на сердце и живот.) Я не знала, что ты так сильно хочешь иметь сына, — а вам, мечтателям, всегда нужно дать то, что вы хотите, — не знала я и того, что ты будешь любить этого сына так безумно, что забросишь Жоржа.
Ивонна. Жорж мог утешиться с тобой.
Леони. Ты хочешь, чтобы я спала с Жоржем и избавила тебя от него… Я лучше останусь старой девой. Благодарю.
Ивонна(устало). Послушай!..
Леони. Впрочем, моей заслуги тут нет. Я была ему не нужна. Его влечет молодость.
Ивонна. Вот оно что!
Леони. Можешь не верить мне. Я остаюсь при своем мнении.
Ивонна. Ты стала сыщиком?
Леони. Я не собираюсь доносить на Жоржа. Он свободен. Мишель тоже свободен. Но есть такие приметы, которые настоящая женщина, вроде меня, пусть даже оставшаяся старой девой, сразу заметит. По дому бродит призрак женщины. Это призрак очень молодой женщины.
Ивонна. Даже два призрака, Лео. Целый гарем призраков.
Леони. Возможно. В моем представлении эти призраки сливаются в один.
Ивонна. Не-ве-ро-ятно!
Леони. Вот то самое выражение, о котором я тебе говорила. Не-ве-ро-ятно. Его принес Жорж. У него это слово появилось раньше, чем у Мишеля. От него оно перешло к Мишелю, а тот заразил тебя этим словечком, как заражают нехорошей болезнью.
Ивонна. Значит, Мишель тоже изменял… То есть лгал мне.
Леони. Ты правильно выразилась. Не надо поправляться. Он изменял тебе. Он тебе изменяет.
Ивонна. Я не могу себе этого представить. Этого не может быть. Я не хочу, не могу себе этого представить.
Леони. Ты без труда готова вообразить изменяющего тебе Жоржа. Такая возможность тебя не волнует. Но вот Мишель — это другое дело…
Ивонна. Ты лжешь. Я всегда была для Мишеля другом. Он все может мне доверить…
Леони. Мать никогда не бывает своему сыну другом. Сын очень скоро различит за другом соглядатая, а за соглядатаем ревнивую женщину.
Ивонна. В глазах Мика я не женщина.
Леони. Ошибаешься. Это в твоих глазах Мишель не мужчина. Он все еще малютка, тот самый Мишель, которого ты укладывала в постель, которому ты разрешала играть у себя в ванной комнате. Но в глазах Мишеля ты стала женщиной. И напрасно ты забываешь быть кокетливой. Он за тобой наблюдал, он вынес приговор, он нашел женщину в другом месте. Он ушел из табора.
Ивонна. Но где найдет бедный Мишель время для этой таинственной незнакомки!
Леони. Время — вещь растяжимая. Нужно лишь, немного сноровки, чтобы находиться вовсе не там, где тебе полагается быть, а совсем в другом месте.
Ивонна. Он приносит домой рисунки из школы живописи.
Леони. Как ты считаешь, у Мика большие способности к рисованию?
Ивонна. Он вообще очень способный.
Леони. Это как раз и плохо. У него уйма поверхностных способностей. Хуже этого ничего нет. Он, кроме того, представитель поколения, не способного отличить поэзии от пьянящего безделья. Мишель принадлежит к бесцельно прогуливающемуся поколению. Это далеко не глупое поколение. Неужели ты думаешь, что если бы он действительно посещал курсы, то приносил бы оттуда такие вот рисунки? Я убеждена, что он приносил бы что-то совсем иное.
Ивонна. Я запретила ему посещать класс обнаженной натуры.
Леони. Неужели ты дошла до такого абсурда?
Ивонна. Ему было тогда восемнадцать лет…
Леони. Ты просто не понимаешь — ни сколько Мишелю лет, ни что ему нужно.
Ивонна. Я знаю только, что мы…
Леони. Ты, надеюсь, не станешь ставить воспитанного в таборе восемнадцатилетнего юношу, полного сил, несмотря на его якобы больные легкие, рядом с двумя пожилыми женщинами, из которых одна проводит всю жизнь в купальном халате, а другая отказалась от личной жизни?
Ивонна. Мишель работает.
Леони. Нет. Вовсе Мишель не работает. Да ты и не желаешь, чтобы он работал. Ты совсем не стремишься к тому, чтобы он работал.
Ивонна. Вот еще новость!
Леони. Никаких новостей. Мы не на театральных подмостках. Нас окружают настоящие четыре стены, которым следует услышать правду. Скажем прямо, Ивонна, ты никогда не позволяла Мишелю брать работу.
Ивонна. Ну что за работу ему предлагали?
Леони. Ему предлагали места с отличным заработком для начинающего.
Ивонна. Я каждый раз наводила справки. Всегда работа оказывалась дурацкая, окружение ужасающее — киношники, торговцы автомобилями, настоящий сброд.
Леони. Вот это начинает походить на правду. Ложь уже более откровенная. Ты опасалась, как бы Мишель не вырвался на свободу. Ты хотела, чтобы он сидел дома, держась за твою юбку. Ты хотела, чтобы он как можно меньше расставался с вашим табором. Ты стремилась отбить у него желание искать свое место в жизни.
Ивонна. Жорж все время находил ему нелепые занятия.
Леони. Было одно отличное место. Но нужно было пуститься в путешествие, ехать в Индокитай. Это же просто находка для молодого человека с воображением. Ты запретила ему даже вести переговоры.
Ивонна. Я поступаю так, как нахожу нужным.
Леони. Неужели ты наивно полагаешь, что Мишель не выпорхнет из клетки?
Ивонна. Ему самому никуда не хот елось ходить.
Леони. А ты часто давала ему возможность это делать? Разве ты постаралась найти ему компанию друзей его возраста? Разве ты когда-нибудь допускала мысль о его женитьбе?
Ивонна. Женитьба Мика!
Леони. А почему бы и нет? Многие молодые люди женятся двадцати трех, двадцати четырех, двадцати пяти лет.
Ивонна. Мик еще сущий младенец!
Леони. А если допустить мысль, что он уже вырос?
Ивонна. Я первая позаботилась бы о том, чтобы найти ему жену…
Леони. Еще бы… Уродливую и глупую девчонку, чтобы ты могла сохранить свою роль и продолжать опекать сына.
Ивонна. Неправда, Мишель свободен в той мере, в какой можно давать свободу очень наивному и очень привлекательному юноше.
Леони. Я лишь предупреждаю тебя, не пытайся держать Мишеля взаперти. Он может это заметить и не простить тебе этого.
Ивонна. Я не знала, что ты такой тонкий психолог. (Без перехода.) Боже мой, звонят!
Звонок в передней.
Ивонна. О боже! Лео, скорей открой! У меня ноги подкашиваются.
Леони уходит направо. Оставшись одна, Ивонна хватает забытую Леони на постели сумочку, открывает ее смотрится в зеркальце, пудрит нос, красит губы, поправляет прическу. Отворяется дверь. Ивонна еле успевает бросить сумочку на место. Входят Леони и Жорж. Жорж зажигает свет.
Сцена третья
Ивонна, Леонии Жорж, потом Мишель.
Ивонна(отворачивается). Кто зажег?
Жорж. Я могу погасить… Я подумал… В комнате так темно.
Ивонна. Я люблю полумрак. Кто это был?
Леони. Ошибка. Человек шел к нашему соседу, доктору. Благодаря нам ему не пришлось попусту тащиться этажом выше. По воскресеньям доктор уезжает на охоту.
Пауза.
Жорж. Что нового?
Ивонна. Ничего… Кроме этого звонка.
Жорж. Профессор тоже на охоте. По воскресеньям больные вольны умирать сколько им вздумается. Врачи убивают не одних только зайцев.
Пауза.
Ивонна. Какая я дурра… Ведь у него есть ключи.
Жорж. Просто немыслимо, чтобы ключи от квартиры валялись где попало…
Ивонна. Тем более что он мог их потерять.
Жорж. А потом удивляешься, что в один прекрасный день тебя взяли да зарезали! Я их у него отберу.
Леони. Жаль, что нельзя ваш разговор записать на пластинку.
Они все располагаются на первом плане. Пока они разговаривают, Мишель неслышно входит в дверь направо. У него выражение лица человека, сыгравшего отличную шутку.
Ивонна. Который час?
Мишель. Шесть часов!
Все вскочили. Ивонна встала во весь рост около кровати.
Ивонна. Мишель.
Мишель. Это не мое привидение. Это я!
Жорж. Ты ужасно перепугал свою мать, Мишель! Посмотри на нее. Как ты вошел?
Мишель. Через дверь.
Леони в это время укладывает Ивонну.
Я одним духом поднял по лестнице. Чуть не задохся! Софи! Что с тобой?
Жорж. Прежде всего я считаю неприличным, что в твои годы ты упорно называешь мать Софи.
Ивонна. Но Жорж!.. Это старая шутка, навеянная детскими книгами. В этом, право, Нет ничего дурного.
Жорж. Твоя мать очень плохо себя чувствует, Мишель.
Мишель (нежно). Неужели это из-за меня, Софи? (Хочет поцеловать мать, та его отталкивает.)
Ивонна. Оставь меня…
Мишель. Ну и вид у вас. Словно я совершил преступление.
Жорж. Ты почти совершил его, мой мальчик. Твоя мать чуть не умерла от волнения. Она забыла после инсулина принять сахар. Хорошо, что твоя тетка и я…
Мишель. Я мчался домой, задыхаясь от радости, что увижу вас всех, увижу наш табор, расцелую маму. Я просто сражен.
Жорж. Еще бы. Где ты был?
Мишель. Дай мне перевести дух! Я должен рассказать вам уйму вещей.
Леони(Жоржу). Ну вот видишь…
Мишель. А тетя Лео не потеряла голову. Как обычно.
Леони. На этот раз, Мишель, можно было потерять голову. Я говорю это серьезно. Сегодня я не считаю, что в состоянии твоей матери есть наигрыш.
Мишель. Но что я такое сделал?
Жорж. ТЫ не пришел домой вчера вечером. Ты не ночевал дома. Ты не предупредил нас, в котором часу вернешься.
Мишель. Папа, мне двадцать два года… И я первый раз в жизни не ночевал дома. Признайся…
Ивонна. Где ты был? Отец задал тебе ясный вопрос.
Мишель. Послушайте, дети мои… (Спохватившись.) Простите… Послушай, папа, послушай, тетя Лео, не омрачайте моей радости… Я хотел…
Ивонна. Ты хотел, ты хотел. Здесь приказывает твой отец. К тому же он хочет говорить с тобой. Пройди с ним в его кабинет.
Леони(подражая). Не-ве-ро-ятно.
Мишель. Нет, Софи. Во-первых, у папы нет кабинета. У него только неопрятная комната. Кроме того, я прежде всего хочу говорить с тобой, с тобой одной.
Жорж. Не знаю, осознаешь ли ты вполне, мой мальчик…
Мишель. Осознаю лишь, что здесь темно, как в печной трубе. Я зажигаю… (Зажигает настольную лампу.) Очевидно, в мое отсутствие обитатели табора разыгрывали многосерийный приключенческий фильм собственного сочинения.
Ивонна. Если Мишелю легче сначала говорить со мной, оставьте нас.
Леони. Разумеется.
Ивонна. Если у Мика есть что-то на сердце, естественно, он хочет прежде всего довериться своей матери. Иди работай, Жорж. Уведи его, Лео.
Мишель. Папа, тетя, не сердитесь на меня. Я все вам потом расскажу. Меня просто распирает!
Ивонна. С тобой ничего не произошло серьезного? Не так ли, Мик?
Мишель. Н-нет, и да и нет.
Ивонна. Твое присутствие смущает его, Жорж.
Мишель. Папа смещает меня. А ты, тетя Лео, ты слишком хитрая…
Ивонна. А я для него товарищ. Видишь, Лео, разве я не говорила тебе?
Леони. Желаю удачи… Идем, Жорж. Покинем исповедальню. (Вернулась.) Ты не хочешь, чтобы я погасила свет? Ты сердилась на Жоржа за то, что он зажег лампу.
Ивонна. Он зажег люстру. Настольная лампа мне не мешает.
Леони и Жорж уходят через дверь в глубине сцены налево.
Жорж(уходя). Мы еще поговорим с тобой, мой мальчик.
Мишель. Хорошо, папа. (Закрывает за ним дверь.)
Сцена четвертая
Ивонна, Мишель
Мишель. Софи! Софи, любовь моя! Ты на меня сердишься? (Бросается к ней, она сопротивляется, но он целует ее.)
Ивонна. Неужели ты не можешь целовать, не толкая, не дергая за волосы.
Мишель не унимается.
Ивонна. Не целуй меня в ухо, терпеть этого не могу! Мишель!
Мишель. Я не нарочно.
Ивонна. Еще этого не хватало!
Мишель(отступил, шутливым тоном). Софи! Что я вижу! Вы накрасили губы!
Ивонна. Я?
Мишель. Да, ты! И напудрилась! Это еще что за повадки? Для кого такой парад? Для кого? Не-ве-ро-ятно!.. Помада! Настоящая несмываемая помада!
Ивонна. Я была так бледна, что боялась испугать отца.
Мишель. Не вытирай помаду. Она тебе идет.
Ивонна. Будто ты замечаешь меня!
Мишель. Честное слово, Софи, ты мне устраиваешь сцену. Мне, знающему тебя наизусть.
Ивонна. Возможно, ты меня и знаешь наизусть. Но ты не смотришь на меня. Ты меня не замечаешь.
Мишель. Ошибаетесь, мадам. Я за вами наблюдаю исподтишка — и мне даже показалось, что вы перестали следить за собой. Если бы вы позволяли мне причесывать вас и чуточку подкрашивать…
Ивонна. Только этого мне недоставало!
Мишель. Софи, ты ворчишь! Ты все еще сердишься на меня?
Ивонна. Я не умею сердиться, нет, Мик. Я на тебя не сержусь. Я хочу знать, что произошло.
Мишель. Терпение, вы все узнаете…
Ивонна. Я тебя слушаю…
Мишель. Ради бога, мама! НЕ нужно торжественного тона!
Ивонна. Мик!
Мишель. Обещай мне не говорить в стиле семейной сцены. Говори так, как принято в нашем таборе. Обещай, что ты не будешь кричать, что позволишь мне объясниться до конца. Обещай!
Ивонна. Я ничего не обещаю заранее.
Мишель. Вот видишь…
Ивонна. Другие, очевидно, льстят тебе, курят фимиам. А когда я говорю тебе правду…
Мишель. Софи… Я пойду к отцу… Он сделает вид, что заканчивает в уме какие-то сложные вычисления, а потом выдаст мне подряд все те фразы, которые говоришь мне ты.
Ивонна. Не насмехайся над работой отца!
Мишель. Ты сама постоянно смеешься над его подводным ружьем, стреляющим пулями, а тут вдруг…
Ивонна. Я другое дело. Достаточно уже того, что я разрешаю тебе называть меня Софи, не на людях, конечно…
Мишель. Мы никогда и не бываем на людях.
Ивонна. Короче — пусть я разрешала тебе называть меня Софи, но я давала тебе слишком много свободы, не следила за тобой, не приучала тебя к порядку. У тебя не комната, а хлев… дай договорить… настоящий хлев! К тебе в комнату не войти, все завалено грязным бельем.
Мишель. Бельем занимается тетя… К тому же ты мне сто раз повторяла, что тебе нравится повсюду находить мои вещи… что ты терпеть не можешь шкафы, комоды, нафталин…
Ивонна. Я этого не говорила!..
Мишель. Виноват!..
Ивонна. Сто лет тому назад я говорила, что мне приятно, когда по комнате разбросаны твои детские вещи. Однажды — ты отлично помнишь, когда это было, — я заметила, что по всей квартире валяются уже мужские носки, мужские трусы, мужские рубашки. Моя комната стала напоминать место преступления, сцену убийства и ревности у нее был подозрительный вид. Тогда я попросила тебя больше не разбрасывать у меня свои вещи.
Мишель. Мама!
Ивонна. А, ты уже больше не называешь меня Софи? Помнишь! Ты помнишь, как мне было горько.
Мишель. Ты отказывалась укладывать меня вечерами в постель. Мы даже подрались из-за этого…
Ивонна. Мик! До одиннадцати лет я на руках носила тебя в твою кровать. Потом ты стал слишком тяжелый и повисал у меня на шее. Позже ты ставил ножонки на носки моих туфель, держал меня за плечи, и так мы вместе шагали к твоей кровати. Однажды ты посмеялся надо мной, когда я подтыкала твое одеяло, и я тебе заявила, что будешь ложиться спать без моей помощи.
Мишель. Софи! Разреши мне забраться к тебе на кровать: я снял ботинки… Притулиться к тебе, положить голову тебе на плечо… (Все это делает.) Я не хочу, чтоб ты на меня смотрела. Мы вместе будем смотреть на освещенное окно соседнего дома. Ночь. Таборные лошадки на привале. Хорошо?
Ивонна. Ничего хорошего не жду от такого вступления.
Мишель. Ты обещала мне быть очень, очень доброй.
Ивонна. Я ничего тебе не обещала.
Они сидят неподвижно. Лица их освещены светом, падающим из окна; это, возможно, Отблеск окна соседнего дома.
Мишель. Какая ты злая.
Ивонна. Не заговаривай мне зубы. Если хочешь что-то сказать, — говори. Чем дольше тянешь, тем трудней. У тебя долги?
Мишель. Замолчите, Софи. Не говорите глупостей.
Ивонна. Мишель!..
Мишель. Замолчите.
Ивонна. Молчу, Мик. Говори. Я слушаю.
Мишель(довольно быстро, немного смущенный. Пока он говорит, не глядя на мать, лицо Ивонны искажается, становится страшным). Софи, я очень счастлив, но, прежде чем сказать тебе о моем счастье, я хотел вполне увериться в нем. Ведь если ты не будешь счастлива вместе со мной, я не смогу быть счастливым. Ты понимаешь меня? Представь себе, что на курсах я встретил девушку…
Ивонна(сдерживая себя, говорит с напускным равнодушием). Разве у вас совместное обучение?..
Мишель(закрывая Ивонне рот рукой). Слушай меня. Я не всегда ходил в школу живописи. Я говорю о курсах стенографии. Папа намекнул мне, что найдет для меня место секретаря, только нужно знать стенографию. Я попробовал, но раз ты отсоветовала брать эту работу, я бросил учиться. Я был на этих курсах всего три раза — чудом! Я встретил там девушку, вернее, молодую женщину… ну, она на три года старше меня… Ей помогал существовать один пятидесятилетний дядька, который относился к ней, в общем, как к дочери. Он вдовец. У него умерла дочь, очень похожая на мою знакомую. Так или иначе — она раскрыла мне свое сердце, и я увидел грустное зрелище. Я снова встретился с ней… Стал пропускать занятия… Я заранее готовил рисунки: кувшины и пионы… Я никогда не осмелился бы заикнуться тебе об этом, пока она сама не решила бросить этого беднягу, начисто расчистить жизнь, начать все сначала. Она безумно любит меня, мама, и я безумно люблю ее, и ты ее полюбишь, она свободна. В нашем таборе нет места предрассудкам. Я мечтаю о том, чтобы повести вас всех к ней — тебя, папу, Лео. Завтра же. Сегодня вечером она все скажет своему страху. Она ему сказала, что к ней приехала сестра из провинции, и он больше к ней не приходил. Он специально снял маленькую квартирку, но почти не видел ее последнее время. Конечно, тут не может быть и речи о ревности, это менее серьезно, чем замужняя женщина, но из-за тебя, из-за дома, из-за всех нас я не мог мириться с таким двусмысленным положением, с тем, чтобы в ее жизни был еще кто-то.
Ивонна(нечеловеческим усилием воли заставляет себя говорить). И эта… женщина… помогала тебе… ведь у тебя никогда нет ни копейки. Она, конечно, тебе помогала.
Мишель. Софи, от вас ничего нельзя скрыть. Да, она помогала мне платить за обеды, за папиросы, за такси… (Пауза.) Я счастлив, счастлив!.. Я впервые остался у нее и целый день рассказывал о нашем таборе. Я был уверен, что если папа не примет горделиво-торжественную позу, если тетя нам поможет, если я останусь с тобой наедине — только ты да я, моя Софи и я, — ты простишь мне мое исчезновение. Поэтому я и взбежал одним махом по лестнице, забыв о лифте. Поэтому я и не мог понять, что с вами всеми происходит. Софи! Софи, ты счастлива?
Ивонна(резко повернулась). Счастлива?
Мишель(испуган выражением ее лица, отступая). О!
Ивонна. Так вот моя награда. Вот зачем я выносила тебя, родила, вынянчила, ухаживала за тобой, воспитала, безрассудно любила тебя! Вот ради чего я забросила моего бедного Жоржа. Ради того, чтобы какая-то старуха захватила тебя, украла тебя у нас, втянула тебя в свои гнусные шашни.
Мишель. Мама!
Ивонна. Да, гнусные! И давала тебе деньги. Ты, надеюсь, знаешь, как это называется?
Мишель. Ты теряешь голову, мама. О чем ты говоришь? Мадлен молодая, свежая, чистая…
Ивонна. Ты все же выболтал ее имя!
Мишель. Я не собирался его от тебя скрывать.
Ивонна. И ты думал, что стоит лишь обнять меня, напеть сладкие слова, — и я расплывусь в улыбке, соглашусь, чтобы сына моего содержал любовник какой-то желтоволосой старухи? Не выйдет, дружок мой, не выйдет!
Мишель. Ты угадала — Мадлен блондинка. Но у нее волосы вовсе не желтые, и повторяю тебе — ей двадцать пять лет. (Кричит.) Да будешь ли ты меня слушать, наконец? И нет у нее другого любовника, кроме меня…
Ивонна(с изобличающим жестом). Наконец-то ты сознаешься!
Мишель. В чем? Я целый час рассказываю тебе эту историю во всех подробностях.
Ивонна(закрыв лицо руками). Я с ума сойду!
Мишель. Успокойся, ляг…
Ивонна(расхаживая взад-вперед). Лечь! Со вчерашнего вечера я лежу как труп. Зачем я выпила эту сахарную воду? Все было бы кончено. Я умерла бы, но не от стыда.
Мишель. Ты говоришь о самоубийстве, потому что я полюбил девушку!
Ивонна. Умереть со стыда хуже, чем убить себя. Не пытайся хитрить. Если бы ты любил девушку!.. Расскажи ты мне чистую, приличную историю, достойную тебя и нас, — я, вероятно, выслушала бы тебя без гнева. А ты не смеешь глядеть мне в глаза, выбалтывая эту гнусную интригу.
Мишель. Я тебе запрещаю.
Ивонна. Еще что!
Мишель(отталкивая его). У тебя все щеки в помаде…
Мишель. Это твоя помада!
Ивонна. Я не смогу поцеловать тебя без отвращения.
Мишель. Не может этого быть, Софи!
Ивонна. Мы с отцом примем меры, чтобы тебя изолировать, запереть, помешать тебе видеться с этой тварью, защитить тебя от тебя же самого.
Мишель раскачивает стул.
Ты, в конце концов, сломаешь этот стул, Мишель.
Мишель. Ты мать, Софи, только мать. Я думал, что ты мне товарищ. Ты твердила мне об этом…
Ивонна. Я мать тебе. Самый верный товарищ не поступил бы иначе. И… давно уже длится эта интрижка?
Мишель. Три месяца.
Ивонна. Три месяца лжи. Гнуснейшей лжи.
Мишель. Я никогда не лгал тебе, мама. Я молчал.
Ивонна. Три месяца лжи, уловок, расчета, лицемерных паек…
Мишель. Я щадил тебя.
Ивонна. Благодарю! Я не из тех, которых нужно щадить. Мне не нужна твоя жалость. Это ты заслуживаешь жалости!
Мишель. Я?
Ивонна. Да ты, ты… Жалкий дурачок, попавший в лапы опытной женщины. Которая, конечно, скрывает свой возраст…
Мишель. Стоит тебе взглянуть на Мадлен…
Ивонна. Избави бог! Разве твоя тетка Леони не выдает себя за тридцатилетнюю? Ты не знаешь женщин.
Мишель. Я только начинаю их познавать…
Ивонна. Я прощаю тебе эту пошлость.
Мишель. Послушай, Софи. Зачем я стану где-то искать то, что имею здесь. С чего бы я вдруг пошел к женщине твоих лет…
Ивонна(вскакивая). Он еще оскорбляет меня!
Мишель. Я?
Ивонна. Не пытайся спорить со мной, мой мальчик. Возможно, я и выгляжу старухой, но это только видимость. Я тебя согну в бараний рог!
Мишель. Лучше молчи, а то нервничаешь, говоришь глупости, оскорбляешь…
Ивонна. Не выйдет! Нет, нет, нет… Я буду говорить. Теперь мой черед. Пока я жива, ты не женишься на этой падали.
Мишель(взвился). Возьми свои слова обратно!
Ивонна(в самое лицо Мишеля). Падаль! Падаль! падаль!
Он хватает ее за руки, выкручивает ей кисть, Ивонна падает на колени.
Мишель(растерянно). Встань! Мама! Мама!
Ивонна. Нет больше мамы. Есть старуха, которая своим криком поднимет весь дом.
Глухие удары в стенку.
Ивонна. Слышишь, теткина соседка подслушивала, она стучит в стену. Я добьюсь скандала! Добьюсь!
Мишель отталкивает ее, она цепляется за пиджак. Он отрывает ее от себя.
Ивонна. Убийца! Убийца! Ты мне вывернул руку! Ты бы видел свои глаза!
Мишель(кричит). А твои!..
Ивонна. О, если бы взгляд убивал! Ты убил бы меня! Ты хочешь моей смерти!
Мишель. Ты бредишь…
Ивонна. Убийца! Ты не выйдешь из дома! Я прикажу тебя арестовать! Я позову полицию! О, окно! (Порывается встать, броситься в сторону зрительного зала.)
Мишель ее удерживает.
Я всю улицу подниму на ноги! (Вопит.) Остановите его, арестуйте!
Мишель(зовет). Тетя, тетя! Папа!
Дверь в комнату Леони открывается.
Сцена пятая
Ивонна, Мишель, Леони, потом Жорж.
Леони(обнимая Ивонну). Ивонна! Ивонна!
Ивонна с силой отталкивает ее.
Ивонна. Успокойся!
Мишель. Воды… (Бросается в ванную комнату, выбегает оттуда со стаканом воды, который ставит рядом с кроватью.)
Ивонна(с безумным смехом). Сладкая вода! Не надо было ее пить! Не надо! Лео… отстань, дай мне открыть окно, дай мне крикнуть…
Леони. Соседка стучит…
Ивонна. Наплевать мне…
В левую дверь в глубине сцены входит Жорж.
Жорж. А мне не наплевать. Двадцатый раз у меня неприятности из-за вашего шума. Нам, в конце концов, откажут от квартиры.
Ивонна. Откажут… откажут. Какое это теперь имеет значение? Жорж! Твой сын мерзавец. Он оскорбил меня. Он меня ударил.
Мишель. Папа, это неправда.
Жорж(Мишелю). Пойдем.
Мишель (Ивонне). Я буду говорить с папой. Есть вопросы, которые мужчины должны решать лишь между собой. (Хлопнув дверью, выходит вслед за отцом.)
Сцена шестая
Ивонна, Леони.
Ивонна(задыхаясь). Лео! Лео! Только послушай его, Лео!
Леони. Все нормально — дом хлопающих дверей.
Ивонна. Приоткрой окно.
Леони. Если ты мне обещаешь не звать полицейского и не поднимать скандала.
Ивонна. Ты слушала за дверью, Лео, ты слышала его…
Леони. Я не могла не слышать. Но я слышала не все.
Ивонна. Ты была права, Лео. Он любит. Он любит какую-то машинистку или еще что-то в этом роде. Он готов нас бросить ради нее. Он мне лгал. Он обманывал меня. Он швырнул меня на пол. У него были глаза чудовища. Он меня больше не любит.
Леони. При чем здесь ты!
Ивонна. То, что отдаешь одной, отнимаешь у другой. Это неизбежно…
Леони. Он хотел, чтобы ты разделила его радость. Его лубочное счастье сияет и заслоняет для него все на свете.
Ивонна. Я никогда не соглашусь на раздел.
Леони. Юноша в возрасте Мишеля должен жить, и матерям нужно закрывать глаза на некоторые вещи. Женщина может проникнуть глубоко в сердце мальчика. Не вижу, в чем это может…
Ивонна. Не видишь!.. Не видишь… «Глубоко проникнуть»! Я носила его под сердцем, он рожден мною, дорогая ты моя. Это такие вещи, о которых ты не имеешь понятия.
Леони. Возможно. Но иногда приходится сделать над собой огромное усилие.
Ивонна. Тебе хорошо говорить. А если бы речь шла о тебе?
Леони. Мне пришлось однажды сделать такое усилие.
Ивонна. Все зависит от обстоятельств.
Леони. Обстоятельства были довольно страшные. Вы, конечно, не от мира сего, но ваш эгоизм, твой эгоизм, переходит всяких границы.
Ивонна. Мой эгоизм!
Леони. Что я, по-твоему, делаю в этом доме, вот уже двадцать три годы? Слепая… глухая ты женщина… Я мучаюсь. Я любила Жоржа, люблю его и буду, вероятно, любить до самой смерти. (Жестом запрещает Ивонне говорить.) Когда он без всякого повода, из прихоти, разорвал нашу помолвку и решил жениться на тебе, когда он с невероятным легкомыслием пришел спросить у меня совета, я сделала вид, что этот удар обухом по голове не оглушил меня. Упорствовать означало признать себя несчастной. Удалить тебя значило потерять его. Я глупо принесла себя в жертву. Да, пусть это звучит невероятно. Я была молода, полна любви, мистики и глупости. Я думала — раз ты одной с ним породы, ты будешь лучшей женой и матерью, нежели я. Я покровительствовала союзу беспорядка с беспорядком! Вам я посвятила себя, не говоря уже о дядюшкином наследстве. Я могла, на худой конец, присылать вам деньги — я еще решила наблюдать за вашим табором, делать все, чтобы в нем возможно было жить. Так что же я такое вот уже двадцать три года? Скажи на милость? Отвечу: я прислуга!
Ивонна. Ты должна меня ненавидеть, Лео!
Леони. Нет. Я тебя ненавидела… не в момент разрыва. Чувство самопожертвования вдохновляло и поддерживало меня в ту минуту. Я возненавидела тебя после рождения Мишеля. Я ненавидела тебя за то, что ты чрезмерно любила Мишеля и забросила Жоржа. Я была иногда несправедлива к Мишелю, считая, что он всему причина. Странно… Я любила все, что исходило от Жоржа, все что имело к нему отношение, но не могу сказать, чтобы я любила тебя… Возможно, я бы возненавидела тебя, получись у вас хорошая семья… Но нет… я не могу определить это чувство к тебя, оно чем-то напоминает сердечную привязанность. Ты не злая, Ивонна, ты безответственная. В тебе нет человечности, и ты творишь зло, не отдавая себе в этом отчета. А я мучилась, мучилась, мучилась. Чуть не сдохла от своей муки. Я любила дом Жоржа и, как говорится в библии, — все, что есть в доме его… И я люблю этот дом, раздражающий меня, потому что он одновременно и притягивает и отталкивает меня и потому что, хочу я этого или нет, мне нужно его поддерживать. Иногда я позволяю ему чуть-чуть завалиться, но тот час подпираю. Вы же ничего не замечаете. Ровным счетом ничего. Вы живете себялюбиво. Бродите из комнаты в комнату, от пятна к пятну, от одной тени к другой, вы стоните от малейшей болячки и смеетесь надо мной, если я вздумаю на что-нибудь жаловаться. Помнишь, как полгода тому назад Мишель обнаружил у меня в комнате рвотный порошок? Как вы тогда смеялись надо мной! Несмотря на мое завидное здоровье, я была больна, мне было тошно жить на свете. У меня было то, что называют желчной болезнью. Нервное расстройство отразилось на печени, а нервы расшатались из-за Жоржа. Я чувствовала, что он вот-вот убежит, как школьник, на цыпочках удирающий из дома, и злилась на тебя за то, что ты ничего не видишь и не мешаешь Жоржу уйти. Я знала, что Жорж гонится за призрачным счастьем и не может поймать его. Когда Мишель, не отдавая себе в этом отчета, — ведь он так же слеп, он такой эгоист, как и все вы, — когда Мишель последовал примеру отца и сбежал, я не могла уже больше молчать. Я должна была предупредить тебя…
Ивонна. Но не для того, чтобы защитить наш табор, Лео! Ты радовалась тому, что происходит. Мишель мстил за Жоржа.
Леони. Вот она — твоя бесчеловечность, твоя работа, твои предательские удары ножом в спину.
Ивонна. Я не заглядываю так далеко.
Леони(вскочила, яростно). Пусть Мишель берет деньги от этой женщины… вы, может быть, наконец, поймете, что нельзя давать парню денег только на леденцы! Пусть Мишель изменяет тебе! Пусть он любит эту женщину! Пусть женится на шлюхе! Пусть развалится ваш табор, опрокинется кибитка, пусть развалится и сгниет в канаве. Пусть! Я пальцем не шевельну, чтобы вам помочь. Бедный Жорж! Двадцать три года! А ведь жизнь длинная, дорогая моя, ох какая длинная жизнь… длинная… длинная… (Почувствовав, что в комнату вошел Жорж, продолжает без запинки мягким, женственным тоном.) А жакетик очень короткий… Стоит тебе его снять, и у тебя получается открытое платье, в котором ты можешь вечером пойти куда хочешь.
Озадаченная Ивонна замечает Жоржа.
Сцена седьмая
Ивонна, Леони, Жорж.
Ивонна. Жорж!
Жорж. Я вам завидую, вы еще можете говорить о платьях.
Ивонна. Что с тобой? На тебе лица нет!
Жорж. Мишель только что говорил со мной.
Ивонна. И что же?
Жорж. Он сожалеет о том, что вывернул тебе руку… просит прощения за крики… Он хотел бы видеть тебя.
Ивонна. Он больше ни о чем не сожалеет!
Жорж. Ивонна, он хотел бы видеть тебя… Ему больно. Не заставляй его просить прощения или делать еще какую-нибудь глупость в этом роде. Все это довольно серьезно. Я останусь с Лео… Я хотел, чтоб ты побыла немного с Мишелем в его комнате. Прошу тебя, Ивонна. Ты поможешь Мишелю и поможешь мне. Я смертельно устал.
Ивонна. Надеюсь, Мишель не окрутил тебя, не убедил.
Жорж. Послушай, Ивонна, повторяю, речь идет не о том, чтобы кого-то в чем-то убеждать. Мальчик любит — в этом нет сомнения. Ни о чем с ним не говори, ни о чем не спрашивай. Он лежит там, на куче грязного белья. Сядь рядом с ним, возьми его за руку.
Леони. Это будет самое благоразумное.
Ивонна(в дверях). Я пойду, но при одном условии…
Жорж (мягко). Иди… без всяких условий. (Целует ее, тихо подталкивает к двери.)
Ивонна выходит в глубине сцены налево.
Сцена восьмая
Леони, Жорж.
Леони. Жорж, на тебе лица нет… Что с тобой?
Жорж. В двух словах, Лео… Они каждую минуту могут войти.
Леони. Ты меня пугаешь.
Жорж. Есть чего испугаться. Словно дом обрушился мне на голову.
Леони. Но что произошло? Что-нибудь с Мишелем?
Жорж. Да, с Мишелем. Эта драма построена лучше любой пьесы Лабиша.
Леони. Скорее. (Пауза.) Жорж! (Трясет его.) Жорж!
Жорж. Ах да! Не помню уже, что я тебе говорил. Извини. Я совершил безумие, Лео, и дорого расплачиваюсь. Полгода назад мне понадобилась стенографистка-машинистка. В агентстве Гастинн-Ренетт мне дают адрес. Я попадаю к молоденькой, лет двадцати пяти, женщине, несчастной, красивой, бесхитростной, словом, — совершенство. Дома я себя чувствовал очень одиноко. Ты вечно занята. Ивонна думает только о Мишеле. Мишель… да что там говорить! Я назвался вымышленным именем, выдал себя за вдовца… сочинил, что у меня была дочь, похожая на нее… и что она умерла…
Леони. Бедный Жорж… Можно ли тебя упрекать… Тебе хотелось глотнуть свежего воздуха… Ведь здесь можно задохнуться.
Жорж. …сочинял, сочинял, даже ни слова не сказал ей о своем изобретательстве. Она говорила, что любит меня, что мужчины ее возраста — хамы и т. д., и т. п. Через три месяца ее отношение ко мне изменилось. У нее поселилась приехавшая из провинции сестра. Женщина замужняя, набожная, строгая. Я взял тогда у тебя в долг довольно крупную сумму…
Леони. Я так и думала…
Жорж. Кому, кроме тебя, мог я довериться? На эти деньги, взятые якобы для моей работы, я снял мрачную однокомнатную квартирку. Подруга моя стала появляться все реже. Я погряз во лжи и в самой безысходной тоске. Об остальном ты догадываешься. Сестра оказалась молодым человеком, которого она любит. Молодой человек оказался Мишелем. Я только что узнал об этом из его уст.
Леони. Он что-нибудь подозревает?
Жорж. Нет, он на седьмом небе. Когда он увидел, какое впечатление все это произвело на меня… будто оглушило… он решил, что это по тем же причинам, что у матери.
Леони. Чего он хотел от тебя?
Жорж. Мадлен — раз уж речь зашла о ней — назначила мне свидание на сегодняшний вечер. Только что я узнал от Мишеля, что свидание это для того, чтобы… как бы сказать…
Леони. Объявить тебе отставку…
Жорж. И как будто во всем признаться. Во всем признаться господину Икс… чтобы быть свободными, чистыми, достойными друг друга. Я сдохну, Лео. Я безумно люблю эту женщину.
Леони. Уж не знаю, драма это или фарс. Во всяком случае, это шедевр.
Жорж. Чудовищный шедевр. Как может такая случайность произойти в городе…
Леони. Я думала, что случайностей не бывает. Вы же все обожаете, чудеса, проделки судьбы, вот вам первоклассный образец. В конце концов, это не более удивительно чем серия цифр в рулетке или лотерейный выигрыш.
Жорж. Ну, я-то выиграл первый приз!
Леони. ТЫ выиграл прямо противоположное первому призу, дорогой мой Жорж. И скажу тебе, что это чудо судьбы напоминает паутину, даже скорее осиное гнездо, нежели серию одинаковых карт в казино Монте-Карло.
Жорж. Ну, я-то выиграл первый приз!
Леони. Ты выиграл прямо противоположное первому призу, дорогой мой Жорж. И скажу тебе, что это чудо судьбы напоминает паутину, даже скорее осиное гнездо, нежели серию одинаковых карт в казино Монте-Карло.
Жорж. Я не совсем тебя понимаю.
Леони. Что ж, для нас это поразительное совпадении. Но вообще-то говоря, его можно было бы считать поразительным, если бы оно произошло сразу со всеми жителями одного и того же города. Но зато судьба избавила тебя от двух вещей: ты не погрязнешь еще глубже в этой истории и не услышишь отказа из уст молодой особы. Ну и как же с Мишелем?
Жорж. Мучительно неловко. Я на него не в обиде. Ведь он не виноват.
Леони. Что ты собираешься делать?
Жорж. Научи. Сегодняшнюю встречу я отменил.
Леони. Теперь я понимаю, почему в таборе была видимость порядка. Один из вас всегда был дома. Бедный мой Жорж.
Жорж. Мне пришлось выслушать ряд оскорблений. Мишель назвал меня «стариком». Он признался, что Мадлен помогала ему.
Леони. На твои деньги.
Жорж. На твои.
Леони. Ирония судьбы. Наши деньги попадают в карман твоего сына, все же это лучше. И по справедливости, пусть это послужит тебе уроком: нельзя юноше его возраста бродить по Парижу без копейки в кармане.
Жорж. Жаль, что я так смешон. Это мешает тебе видеть, как мне больно.
Леони(берет его за руку). Жорж, милый… Я тебе помогу.
Жорж. Но как?
Леони. Ты должен нанести сокрушительный удар, отомстить и сделать этот брак невозможным. Мишель хочет, чтобы завтра табор отправился в полном составе к этой молодой женщине. Нужно будет пойти!
Жорж. Ты сошла с ума!
Леони. Я рассуждаю здраво.
Жорж. Ивонна никогда не согласится.
Леони. Согласится.
Жорж. Но сама сцена — ты себе представляешь эту сцену? Я вхожу…
Леони. Она скорее проглотит язык, чем откроет Мишелю…
Жорж. Но, увидев меня… она может потерять сознание, вскрикнуть.
Леони. Положись на меня, руби сплеча.
Жорж. Она этого заслуживает, Лео.
Леони. Порви с ней первый, а если она откажется порвать с Мишелем, пригрози, что все ему расскажешь.
Жорж. Ты хитра, как сам сатана!
Леони(потупив взор). Я тебя очень люблю, Жорж, и хочу защитить твой дом.
Жорж. А Ивонна? Ведь никогда в жизни Ивонна…
Леони. Молчи, вот она…
Жорж. Какие у тебя большие уши, Лео…
Леони. Это для того, чтобы не дать тебя съесть, дитя мое.
Дверь в глубине налево открывается. Входит Ивонна.
Сцена девятая
Леони, Жорж, Ивонна.
Жорж. Поговорили?
Ивонна. Мы не произнесли ни слова. Он как повалился на кучу белья, так и лежит. Я взяла его руку. Он стонал и отнимал ее. Мне показалось, что он хочет остаться один, и я ушла. Я совершенно разбита. Голова кружится. Хочу спать и, Конечно, не смогу заснуть.
Жорж. Прими снотворное.
Леони. После инсулина… Пусть она лучше не принимает никаких лекарств.
Ивонна. Я дошла до того, что снотворное на меня не действует. Только раздражает. Что с нами будет? Ясно, что Мишель невменяем. Он под дурным влиянием, и это калечит его.
Леони. Надо бы знать, что это за влияние.
Ивонна. Мне оно слишком ясно.
Леони. Я хочу сказать, что надо не ожесточать Мишеля, а проявить известную гибкость.
Ивонна. Нет, нет. Нечего миндальничать.
Леони. Неужели ты надеешься помешать этим детям соединиться….
Ивонна. Это каким же детям?
Леони. Ну, послушай, Ивонна!.. Мишелю и этой девушке.
Ивонна. Какая там еще девушка, Лео? Шлюха, баба, спящая с кем попало… баба неопределенного возраста, притворщица, на которую Мик смотрит сквозь розовые очки, превращает ее в святую.
Леони. Тем более ему нужно показать ее в истинном свете.
Ивонна. Я надеюсь, что раз в жизни Жорж сумеет проявить характер и безжалостно отрубить…
Жорж. Безжалостно отрубить… Пустые слова!
Ивонна. Допустим даже, что это не басня. Предположим, что эта женщина действительно хочет бросить своего… покровителя… и рискнуть выйти замуж за Мика, тогда твой долг — освободить Мика от ответственности, которую из ребячества он готов на себя взвалить. Нельзя все-таки, чтобы Мишель бросил ее, лишив поддержки этого господина.
Леони. Наконец-то слышу осмысленные речи.
Ивонна. Как он собирался ее содержать?
Жорж. Он заявил, что ему надоело бездельничать, и что он решил работать.
Ивонна. А жить, конечно, за наш счет, за счет своей тетки.
Леони. Те небольшие деньги, что у меня есть, принадлежат вам…
Ивонна. Но это еще не значит, что они должны принадлежать этой женщине. Теперь у меня прояснилась голова, и я начинаю разбираться в этой истории. Совершенно необходимо, чтобы Жорж действовал, Лео! Разве это не его роль?..
Жорж. Роль господина Дюваля.
Ивонна. Разве я не права, Жорж?
Жорж. Ты и прав и не права.
Ивонна. В чем же я не права?
Жорж. Ты права в том, что мне необходимо действовать. Я буду действовать, я буду говорить. Но мне незачем разыгрывать из себя господина Дюваля, вести беседу, не снимая цилиндра, чтобы в итоге Мишель бежал бы к ней, как только я выйду.
Ивонна. Ты должен проявить твердость и запретить ему.
Леони. Ты видела когда-нибудь, чтобы влюбленные подчинялись приказам?
Ивонна(пожимая плечами). Мик не любит эту девку. Ему только кажется, что он ее любит. Это его первое увлечение. Ему чудится, что он встретил идеальную, вечную любовь.
Леони. Воображение в данном случае равносильно любви.
Ивонна. Ничего подобного! Чувства его найдут выход в рисунках, прогулках, метах. Он излечится от навязчивой идеи. Я знаю Мика.
Леони. Когда-то знала.
Ивонна. Вы просто невероятны! Я уже двадцать два года изучаю его. Какая-то мадам Икс не могла полностью изменить его за три месяца.
Жорж. Не за три месяца, Ивонна. За три минуты. Это свойство любви.
Ивонна. О, будь я мужчиной! Я бы нашла, что ему сказать.
Леони. Мишелю больше ничего не нужно.
Ивонна. Не думает ли он, что я стану выполнять его приказы?
Жорж. При чем тут приказы? К чему трагическая поза? Ивонна!
Ивонна. Постойте, постойте, если я правильно понимаю, вы с Жоржем хотите…
Жорж. Я ничего не хочу…
Ивонна. Но вы считаете возможным, чтобы я вместе с Жоржем отправилась к этой женщине… и чтобы Лео замыкала шествие.
Жорж. Разведка, простая разведка в стан врага.
Ивонна. Весь табор, все святое семейство с новогодним визитом.
Леони. Ты не так все это понимаешь, Ивонна. Можешь ты представить себе жизнь с Мишелем, который будет молчать, избегать тебя или лгать тебе с утра до вечера? Можешь ты представить себе жизнь без Мишеля? Можешь ты допустить мысль о том, чтобы Мишель ушел из дому?
Ивонна. Замолчи!
Леони. Дура ты моя дорогая… а знаешь, что произошло бы? Ты была бы готова на любое унижение, ты бежала бы за ним, обнимала бы его колени, умоляла бы эту женщину.
Ивонна. Замолчи! Замолчи!
Леони. А надо просто применить хитрость, привлечь Мишеля, завоевать его доверие, посмотреть на этот визит не с мещанской точки зрения, а с вашей, господа мечтатели… Ты уже не приказываешь мне замолчать…
Ивонна. Мы обманули бы Мика. Он потом еще горше стал бы упрекать нас.
Леони. Обмануть для его же блага, Ивонна. Что же и кто, наконец, мешает тебе помочь этому браку, если девушка окажется настоящей жемчужиной?
Жорж. Поверь, Ивонна, первое впечатление, конечно, подобно неожиданному удару. Я реагировал так же, как ты. Но, поразмыслив, видишь, что Лео не предлагает нам ничего безумного.
Ивонна(ходит взад-вперед по комнате). Нет, нет, нет и нет! Я слишком большая трусиха! Я сама себе противна. Ноги моей никогда не будет у этой женщины.
Леони(приблизившись к Ивонне и останавливая ее). Подумай еще о другом, Ивонна. Разве для нас не самое худшее страдание, когда мы не знаем обстановки, в которой укрываются от нас те, кого мы любим? Разве ты не хочешь увидеть женщину, из-за которой Мик ранил тебя, а глубину этой раны ты не… Разве ты не хочешь узнать, где находится украденная у тебя вещь?
Ивонна. У воровки…
Леони. Ты отправишься к этой воровке, Ивонна. Ты пойдешь и отберешь свое украденное добро. Ты пойдешь вместе с Жоржем. Я вас одних не оставлю.
Закрыв лицо руками, Ивонна садится на край постели и лишь позой своей и молчанием выражает согласие.
Жорж. Я восторгаюсь тобой, Ивонна. Ты всегда оказываешься сильнее, чем я думаю.
Ивонна. Или слабее.
Леони. Ты считаешь себя слабой потому, что не можешь выдавить из себя слово «пойду».
Ивонна. Если бы вчера еще мне сказали…
Леони. А смелость проявишь в том, что выйдешь из своей темной комнаты на солнце.
Ивонна. Это ты называешь солнцем. Тогда я права, предпочитая потемки.
Леони. Будьте очень, очень осторожны, объявляя эту новость Мику. Новость, не забывайте этого, «не-ве-ро-ятную»!
Ивонна. «Не-ве-ро-ятная» — самое подходящее слово.
Леони. Подумай — одним махом он с кучи грязного белья перенесется в рай. Нужно быть готовой к этому, Ивонна. Ты должна быть ловкой. Если он примется плясать, прыгать, скакать, не показывай дурного настроения. Мик может почуять западню.
Жорж. Пойди за ним, Лео… Уговори его, скажи, что у нас есть для него сюрприз, хорошие новости.
Леони. Мужайся!.. (Уходит в дверь в глубине сцены налево.)
Сцена десятая
Жорж, Ивонна.
Ивонна. Кошмар!
Жорж. Кому ты это говоришь?
Ивонна. Если я и пойду с вами… мы с Леони не должны быть при твоем разговоре с этой женщиной.
Жорж. Обещаю говорить с ней с глазу на глаз.
Ивонна. Не заставляя меня с ней говорить, Жорж, я могу потерять самообладание. Я не привыкла иметь дело со шлюхами.
Жорж. Я тоже. В известном возрасте это уже трудно.
В глубине налево открывается дверь. Показывается Мишель, подталкиваемый Леони.
Мишель растерзан, волосы растрепанные вид настороженный и недоверчивый.
Сцена одиннадцатая
Леони, Жорж, Мишель, Ивонна.
Леони. Иди…
Жорж. Входи, Мишель.
Мишель. Чего вы от меня хотите?
Жорж. Твоя мать скажет.
Мишель проходит вперед, Леони закрывает дверь.
Ивонна(потупившись, с трудом). Мик, я провела ужасную ночь и чуть не отравилась инсулином. Я была нездорова, Когда резко и сухо ответила на твою откровенность. И сожалею об этом. Твой отец очень добр. Он поговорил со мной. Мик, милый, ты знаешь, мы не желаем тебе ни малейшего зла. Наоборот, я хочу тебе лишь добра. Ты попросил нас о вещи почти невозможной.
Мишель. Но…
Жорж. Не перебивай мать.
Ивонна. Этот почти невозможный поступок… этот шаг, что ты от нас требуешь, Мик, мы решили сделать ради тебя. Мы пойдем к твоей подруге.
Мишель(бросается к матери). Софи, папа! Неужели это возможно! Боже мой!
Жорж. Да, Мишель. Мы разрешаем тебе завтра же объявить ей о нашем посещении.
Мишель. Мне это, неверно, снится… Папа, как мне отблагодарить тебя? Мама… (Хочет поцеловать Ивонну.)
Ивонна(отвернулась). Благодарить нужно не нас, а твою тетку.
Мишель. Тебя, тетя Лео! (Бросается к Лео, хватает в объятия, поднимает и кружит ее.)
Леони(кричит). Ты меня задушишь, Мик! Ну и медведь! Я ни при чем. Не меня нужно благодарить. Благодари табор.
Занавес