- Ты меня за этим пригласила на свой зеленый бульон? А я-то думал…
- Неправда!
- По какому из вопросов? – вкрадчиво поинтересовался грозный супруг.
Маика стоически прикрыла глаза. Вдохнула – выдохнула:
- Это – не бульон. Это – лучший чай от моей сестры из Чудного леса.
- Квистиана, - едва не прорычал, сжав кулаки на хрупком столике, Грун. – Я доверил ей заливные просторы Рославы. Упёртая маразматичка Квистиана, твоя… с-сестра, которая и размножалась бы почкованием в своем Чудном лесу, дай ей волю!
- Но, ты ведь не дашь?
- Нет!
О, как же ярко, со свистом разлетелись в разные стороны их молнии – мысли! Но, они были совершенно одинаковы у обоих супругов: «Не хочется!» Как не хочется поднимать застарелую тему. И чень болотный с этой, пришибленной солнцем, Квистианой! Речь не о ней. Она – лишь обиходная отсрочка. И кто же первым решится?
- Он, все же, нашел ее, - процедила богиня Маика сквозь зубы.
- Нашел, - моментально успокоился ее муж. – Ну и что? Так предначертано.
- И ты не вмешивался?
- Я не вмешивался.
- Ты не…
- Я не!
- Ты!
- Я!
- Вмешался!
- Нет! Я же обещал! Ты же знаешь!
Она же знает, конечно. Но, эта с застарелым воспалением тема.
- Я знаю. Сколько лет. Сколько долгих столетий. И ничего не откладывается в каменных головах мужчин рода Катборгов. Правдиво говорят там внизу, что предавший единожды повторит это снова.
- Ой, не надо! – взмахнул рукой громовержец. – Не надо! За то род Катборгов давно поплатился.
- Но, не уяснил ничего.
- То, что женщину свою нужно в оба уха слушаться? – хмыкнул Грун.
Супруга его покачала головой:
- Ой, ой, ой… То, что женщину свою нужно не только любить, но и уважать. Она ведь Дар к тому же. Дар наш с тобой! Самый ценный и ведущий к процветанию. Да только процветанием там в Крайлабе и не пахнет. И мальчишка этот, твой нынешний любимчик, безалаберный Бохаслав, - сузила богиня глаза. – чем ты при рождении его одарил? Храбростью, как всегда. Умом. Стратегическим! Чтоб воевалось с душой так.
- Он – герой!
- Да, конечно, - подбоченилась богиня. – Герой! Я и не спорю. Выиграть то сражение силой горных йохров, которые в жизни своей ценят лишь звон монет и собственные сырые пещеры. Ну, а в мирном существовании как же? Хозяйство государственное наладить, договориться о торговле с соседями?
- Научится, - сморщил нос и отвернулся громовержец. – Он научится.
- Не он так его дети. Или внуки. И так из поколения в поколение. Из поколения в поколение. Из…
- Маика!
- Хоть бы что-то дельное в быту подарил! Хотя бы теперь за двадцать лет его сна в потоке безвременья. Хотя бы за то, что девочку смог выцепить у смерти неминучей и влить в нее силу рода.
А и «подарил»! Только знать об этом дорогой супруге заранее не обязательно. А то ведь удивится сверх меры и расстроит мужу игру…
ГЛАВА 2
Мне снова семнадцать. Без прыщей на лбу и честолюбивых фантазий. Без обесцвеченных в домашних условиях волос. Без ботфорт из кожзама и любимой синей футболки «Calvin Klein». И поступать в индустриальный не надо, как и устраиваться на подработку в кафе. А еще первое в жизни неудачное свидание с тем спортсменом из… Стоп! Неудачное. А сколько их было. Смешных, неумелых, заполненных чистой драмой и просто несостоявшихся по совершенно разным причинам. И так в течение десяти с лишним лет. А к годам тридцати я начала понимать, что точно какая-то ненормальная. В общем, гадалка из пригорода так и сказала: «Ненормальный венец безбрачия на вас. Он не снимается». Я подумала тогда: «Гадалка – брехунья». И согласилась на ужин с нудным коллегой. Как же он закончился… да вовсе не начинался. Авария на станции вырубила в ресторанчике свет. А когда ко мне в полной тьме протянулась рука, я решила: «Это Николай». И самоотверженно нырнула в его объятья. Нет на мне венца безбрачия! Размечтались!.. Оказалось, что есть. Хотя официант, пытавшийся зажечь на нашем столике романтическую свечу, и невольно ухвативший мой локоть, оказался горяч. И если б электричество бестактно не возвратили…
Я поменяла работу. И с тех пор зареклась окунаться в муть под названием «любовь». И подумаешь подушка мокрая от слез по ночам. А замужние приятельницы давно ругают детей за несделанную домашку. Я все-таки, ненормальной оказалась. И потому, когда заболела, в больницу ко мне наведывался лишь рабочий курьер.
- Дарёна?
- Угу.
- Ты не озябла?
- Это - совершенно невозможно. Тьфу.
Потому что сама себе я сейчас напоминала «косолапую матрешку». И если посчитать количество надетых для простой прогулки по двору вещей… Чулки шерстяные, точно такой подъюбник и платье с пуговками в пол, меховой жилет, тулуп приталенный, на голове расписанный цветочками платок, поверх него суконный палантин, обвязанный крест-накрест на тулупе, носки толстенные чуть-чуть короче, чем чулки и громоздкие кожаные сапоги. Ну и, конечно, главная звезда на хит-параде – белоснежные с кружевными оборочками панталоны, состоящие из двух раздельных половин, скрепленных тонким пояском с завязкой. Варежки забыла! От их ворсин овечьих и плююсь. Но, красивые! В полосочку. Подаренные одевающей меня на улицу Доротой.
Мы с этой женщиной, кстати, супругой Бонифака и здешней ключницей познакомились вчера. Как раз после того, как я суп, принесенный ею, съела, а потом, краснея и пыхтя, пыталась у Бохи важную информацию узнать. Он так и не понял, что такое «клозет». А после варианта «уборная» нахмурился и сказал, что ход в каморку, где хранятся тряпки помнил только в детстве. Ну как вот так?! И тут в двери появилась моя спасительница! Дорота. Невысокая и хрупкая, но с такой решимостью во взгляде, что позавидуешь и умилишься. Нет. Сначала встанешь смирно, а потом, маршируя, остальное всё. И Дорота для меня – первая женщина в этом странном новом мире. Поэтому ее наряд тоже оставил впечатление. Особенно овей[1] на голове. И мини-ридикюль на ремешке приталенного фиолетового платья. Как и настенные панели в комнате. Цвет один в один.
- Мы можем вернуться назад.
- Погоди еще чуть-чуть, - и, не открывая глаз, вновь замерла со вздернутым вверх носом.
Продолжила ненасытно втягивать в себя чистейший воздух с примесями дыма из широких труб, талого снега… это ведь такое счастье – я дышу… и… мускуса. Теплого, пряного, приятного и странного для места этого…
- Дарёна?
Я глаза открыла. Да так и стою, почти уткнувши свой курносый нос в рубашку Бохи на груди. Он то на нашу прогулку не экипировался так же знатно. Так и ходил на распашку в короткой куртке. Щёголь. И что-то мрачное, вдруг, нахлынуло на меня холодною волной:
- А ты знаешь, я девять лет назад едва замуж не вышла. Там, в моем мире. И точно мне не вернуться туда больше?
- Нет, - с лица мужчины вмиг сошла вся беззаботность. – В том мире, - твердо выделил он слово «том». – ты умерла, Дарёна. Туда с реки безвременья причала больше нет. А кто он был?
- Военный, - выдохнула я, глядя в небеса. – И он погиб на границе после того, как стал официальным моим женихом.
- Воин, - протянул мужчина. – Он выполнил свой долг.
- И все равно бы не женился на мне, да?
- Да.
- И почему? – и как же это больно и обидно!
- Потому что ты для других мужчин недостижима. И в нашем мире тоже.
Будто я прямо сейчас тулупчик сброшу и за женихами побегу. В неизвестном направлении!
- Да что вы говорите!
- Размечтался?
- Размеч… А почему я столько лет встреч наших не помнила, скажи, Боха?
- Скажу, - мотнул он своей русой челкой. – Чтобы легче было мне к тебе привыкнуть. Это – помощь Груна. Его покровительство.
- А как же я? Я не должна была к тебе привыкнуть?
Боха растерялся. Лишь на мгновение, правда:
- Нет. Не это главное, Дарёна.
- А что тогда?
- Что я тебя нашел.
- Нашел… А если б не нашел? Бонифак говорил, что ты перед этим «вызволился из-под грунова замка». Что это значит?
Мужчина, вдруг, болезненно скривился:
- Так необходимо? Тебе это знать необходимо?
- Да. Конечно, - удивленно закивала я.
Боха вздохнул и в очевидном раздумье прикусил свою губу:
- Это – моя забота. Не женская. Но, если тебе надо знать, Дарёна… Мой дядя. Брат отца. Отакар. Чуть больше двадцати годов назад он правил одним из княжеств Крайлаба, Бриветом. Хорошая земля, богатая. Но, дяде показалось мало и после смерти моих родителей, он прибыл в этот замок. Мне было тогда девятнадцать. А дядя… дядя, - зажмурясь, хмыкнул Боха. – мечтал о власти. Большой. И после нашей с тобой последней встречи он узнал, что вот-вот и станет поздно – я украду тебя, свершу традиционный ритуал и трон он не увидит никогда.
Стоп! Какой еще «традиционный ритуал»?
- А, Боха, погоди.
- Я тогда уходил за тобой. На следующий же день.
- Боха?
- Ты хотела знать, Дарёна. Есть в нашем тайнике семейном специальный камень. «Груновы глаза[2]». И он вставляется в ложбинку у двери в подвал на нужном запретном уровне. Глазом живым вовнутрь, мертвым наружу. И там на охране всегда стоял мой верный друг. Ему досталось еще пуще. Я-то двадцать лет в реке безвременья болтался, видел сны, а Винка связанным засунули вовнутрь, перед тем как Отакар перевернул в ложбине «Груновы глаза». И Винк просто умер на весь этот срок. Так и пролежал у двери внутри. Но, твой предсмертный всплеск…
- Когда я в своем мире умирала?
- Да, Дарёна. Мы связаны с тобой и меня по-простому волною вынесло к тебе, как вынесло и божий камень из ложбины. Дверь для нас открылась.
- То есть для тебя этих десятилетий словно и не было?
- Ну да, - угрюмо хмыкнул Боха. – Жизнь текла без нас с Винком. Многие выросли, состарились. Моя сестра стала взрослой красавицей. Вы обзнакомитесь сегодня с ней.