Там был парень, Керри Тренгроув, он курил и пил, а если делать это одновременно, это плохо, он заработал рак горла и языка. Большинство картин оказалось в мусорном контейнере. Но он создал революционную работу. Устроил выставку в Ковент-Гардене, все ходили наряженные, а он вырыл глубокую яму в земле галереи, достаточно большую, чтобы можно было там спать и шевелиться. Он поставил там кровать и стену Комплана, которую покрыл толстым слоем стекла, оставив достаточный зазор для того, чтобы проникал воздух, и оставался там неделю, делал там всё - спал, ел и мочился, а люди могли прийти и увидеть его там в яме. Это была революционная работа. Это было еще в 70-х. А было еще одно произведение - он достал собак, они были взбудоражены или беспризорные, и оставался с ними в комнате неделю, и приручил их, просто оставив на неделю в комнате рядом с собой.
А сейчас кто слышал о Керри Тенгроуве. От силы человек пять.
Или другой художник, Стюарт Брисли. Он был перформансистом в 70-х. Достал ванну, наполнил ее потрохами и лег в нее. В другой раз он поднялся на крышу галереи Хэйвард и повис нагой вверх ногами. Сначала он намазал себя толстым слоем глинистого раствора - в его работах всегда была эта живописная составляющая, уже была осень, так что было довольно холодно, а кто-то стоял на земле со шлангом и поливал его - очищал.
И он - в учебниках. О нем можно прочесть в учебниках. Есть запись. Вот почему записи так важны. Вам нужен кто-то, кто будет присутствовать, будет свидетелем.
Но вся эта экспрессивность, эта исповедальность, этот эксгибиционизм, эта штукатурка новых смыслов на слове - может быть, вам захочется от этого уйти, может быть, вы просто от этого уходите.
А потом, возможно, вы думаете о картинах, которые летят в мусорный контейнер. Может быть, вы думаете: если кто-то захочет быть свидетелем такого рода завуалированного эксгибиционизма, картины не полетят в мусорный контейнер.
Это были те плохие времена, когда Национальная галерея мастерски наносила штукатурку смыслов на свои коллекции, так что раз в год они проводили выставку и вывешивали огромный плакат на фасаде Национальной галереи, который гласил: "Созидание и смысл", и если бы она проехалась на автобусе по Трафальгарской площади, ее бы стошнило, в автобусах, которые ездят по Трафальгарской площади, должны быть пакеты для тех, кого тошнит от искусства во время Сезона Созидания и Смысла, но таких пакетов там нет.
И тут явился Адальберто со своей идеей, что он - гениальный куратор, и если другие подхватят эту идею, все галеристы тоже подтянутся.
Но, возможно, вы не понимаете: если вы сделали что-то, что никогда больше делать не собирались, и кто-то просит вас сделать что-то еще, вам на самом деле нелегко будет идти по этому пути.
Адальберто сказал, что, если у нее нет менструаций, просто сделают забор крови шприцом, но это будет не то. Сказал, что используют кого-то еще, чтобы получить грудное молоко, но это - не то.
Иногда правда заключается в том, что кто-то с легкостью вас соблазняет. Это не то что сделать петлицу или сборку, тело выделяет эти жидкости, и их так легко собрать.
Адальберто привел ее в спортзал как гостевого члена, как ловко. Сейчас у мужчин такие тела, которых вы раньше никогда не видели, они тратят на такое тело много часов. Если посмотреть на Джима Моррисона, такое тело обычно было у мужчин, а тело, как у Энтони Куинна в фильме "Дорога", на самом деле смущало, потому что это было что-то запредельное, но в наши дни никто не хотел бы тело, как у Энтони Куинна, потому что оно не накачанное. По сравнением с тем, что у мужчин есть в наши дни, это - просто ничто, и тут появился Адальберто с одним из таких тел, он сказал, что ей следует надеть три свитера и две пары спортивных штанов и бежать на беговой дорожке, но это было непрактично, потому что она так долго была бедной. Так что она ответила: "О’кей", и он жал на эту кнопку, пока беговая дорожка не разогналась до достаточно высокой скорости. Он принес мотоциклетный шлем и надел его ей на голову. На шлеме была резиновая манжета с подбородочным ремнем, он сказал, что вернется через 15 минут.
Чтобы собрать пот, понадобился примерно час.
Он сказал, что она может использовать лук, чтобы заплакать.
Сказал, что даст ей чашку, в которую можно собирать слёзы.
Сказал, что, может быть, ей удастся по-настоящему напиться, так что они могли бы собрать рвоту.
Если вы там никогда не были, вы думаете, что уйти - легко.
Она полетела на показ в Нью-Йорк. Летела в первом классе. Ее поселили в шикарном отеле "Морган".
Когда она увидела показ, всё оказалось не так плохо, как она думала. С одной стороны комнаты, вдоль длинной стены, висели костюмы. На противоположной стене были эти крошечные полочки, может быть, 4 х 4 см, из алюминия, а на каждой полочке стоял стеклянный контейнер с толстыми стенками, вровень с краями полочки, и в каждом контейнере была моча, пот или кровь, так что в этом действительно была своя красота. Хорошо, что был большой зазор между произведением искусства и рамой, вам ведь знакома эта мания кураторов - приделывать слова и факты, на стене будет висеть маленькая карточка, люди будут подходить с любопытством к карточке, чтобы познать ее мудрость, а потом будут возвращаться к произведению искусства с маленьким трофеем - этими словами на карточке, а иногда можно увидеть людей, которые маниакально охотятся за карточкой....
Так что в этом пространстве была дерзость, и хорошо было, что произведения искусства висели на одной стене, а номера были указаны на стеклянных сосудах на противоположной, и на стене не было вообще ничего, связанного с произведениями искусства. Так что это было довольно умно и бесшабашно.
Наверное, если вы создаете произведение искусства, это - вещь, возможно, вы погружаетесь в вещность. Если проводите там всё время, не прикрепляете слова, возможно, со временем вы начинаете их терять, потом приходит кто-то, кто действительно хорош в манипуляциях, и вы не можете найти слова, чтобы постоять за себя.
Но, может быть, просто эти итальянцы - скользкие. Во время Войны нацисты слали итальянцам директивы о выдаче евреев, но им не удавалось заставить итальянцев сотрудничать. Итальянцы были от этого не в восторге, а если они от чего-то не в восторге, они это не будут делать. Но если они чем-то загорятся, вы их не сможете остановить.
В газетах написали, что Миучча Прада купила костюмы с показа за 1 миллион долларов. Возможно, это была неправда. Она репетировала, что скажет Адальберто, но его не так-то просто было подловить.
Потом в один прекрасный день в газетах написали, что художница объявила себя банкротом. Если вам кто-то не заплатил, вот что вы можете сделать - можете объвить себя банкротом. Эта художница была довольно умна, у нее был контракт, это позволило выплатить долг. Но у всех остальных художников, которым задолжали, денег не было, и контрактов у них тоже не было. Не было ничего на бумаге, что подтверждало бы их права. И, в любом случае, у него была компания с ограниченной ответственностью.
Так что 45 000 фунтов стерлингов - вот и всё, что осталось от двадцати костюмов, и некоторая часть этой суммы пойдет в Налоговое управление. Так что единственный выход - устроить показ, пока царит воодушевление.
Это было действительно сложно, потому что Серж не хотел, чтобы его бросали, но чувствовал, что на него спихнули какую-то менее интересную работу, это отравило его интерес к живописи. Серж хотел, чтобы она пошила новые костюмы для Лондонской галереи. Он отчаянно жаждал выйти на передовой рубеж. Если он выставит костюмы, все большие шишки Лондона придут, потому что они не видели эти костюмы в Милане и Нью-Йорке. Но это тянулось так долго, что многие картины уже действительно высохли. Так что она сказала, что может показать один костюм, если он устроит показ для картин, но костюм будет не на продажу.
Так что Серж устроил этот показ. И, конечно же, номинировал ее на Премию Тернера. Номинировать можно кого угодно, но благодаря Адальберто она попала в шорт-лист. Ее пригласили подать произведение, иногда ваше произведение вызывает отвращение. Вы продолжаете думать, что ветер подует в другую сторону, живопись снова войдет в моду, и тогда было бы здорово попасть в шорт-лист премии Тернера. Но Тернер выбирает такие вещи, которые восхищают людей, ничего не смыслящих в искусстве. В художественной школе на каждом курсе есть кто-нибудь, кто занимается минимализмом или концептуализмом, а потом Тернер выбирает кого-нибудь, кто делает то, что делают на первом курсе художественной школы, так что, если тебя выберут, это будет своего рода отвращением. Так что потом Серж говорил: "Я ни слова не сказал. Рот на замке. Ты знаешь, что я думаю, но я никоим образом на тебя не давлю, потому что это исключительно твое решение". И, может быть, вы подумаете, что за прекрасный шанс - показать то, что вам интересно. Но в том то и дело, если вы художник, с первого мгновения вашего поступления в художественную школу вы сразу же понимаете, что здесь нужно быть себе на уме. Нужно сделать себе имя. Нужно уметь договариваться с людьми, у которых есть власть. И Тернер делал это столь же часто, как все остальные, Тернер был гением, но делал то, что нужно делать, чтобы попасть в Королевскую академию. Так что когда она подала заявку на получение гражданства Великобритании, это был не просто отказ от Германии. С чего бы она это делала, если бы не для того, чтобы получить возможность претендовать на Премию Тернера? Так что если вы решили дать себе такой щанс, очевидно, это - следующий шаг, который нужно сделать, дайте им то, что, как как вам кажется, они хотят получить, чтобы дать вам премию. Она устала и волновалась из-за того, что Адальберто обанкротился, а окончательный возраст составлял 50 лет, так что это был последний год, в котором она могла претендовать на премию, и иногда в истории бывает свой собственный импульс, это было, как если бы номинировали марионетку. Так что она подала свой шедевр, свой Gesellenstuck, вот так она его выставила - повесила на стене в естественном освещении, а на противоположной стене, в дальнем углу комнаты, поставила стеклянный сосуд желе из спермы.