– Ой, можно подумать… Ты у меня уже по утрам ворчишь, как старикан.
– Перестань, – он отнял руку от рычага передач, положил на ее затянутое в джинсу колено. – Мы просто устали…
Вслед за дедом джип поднялся на холм, с которого открывался вид на дом Семена. До него, как оказалось, и вправду было рукой подать – в следующей ложбинке.
Невысокий бревенчатый сруб в один этаж и чердак, покрытый советских времен шифером, ключ с питьевой водой во дворике. К дому был пристроен массивный сарай, в котором Семен содержал скотину. Обнесено хозяйство было редкой и покосившейся изгородью в две жердины. По двору на длинной цепи бегала собака, но лая не было слышно за шумом двигателя.
– А чем он тут вообще живет? – спросила Оксана, когда муж осторожно спускал машину с холма вслед за стариком. – Егерь, что ли?
– Предлагали ему лесником стать, оклад получать, да он отказался. Я маленький тогда был, еще при Союзе. Но фактически он лесником и оказался. После смерти бабушки живет тут отшельником, за лесом приглядывает. Ему из соседних колхозов всегда продукты привозили, дров помогали заготовить. Я денег посылал пару раз. А хозяйство свое, вон, смотри, коровы… Темыч, смотри, буренки на поляне.
Артем опять приник к окну, за которым и правда стали заметны две коровы, мирно пасущиеся в сотне шагов от дома. За ними виднелась дюжина коз, выискивающих что-то в высокой траве. Мальчишка радостно охнул, не отрывая от животных взгляда. Затем увидел собаку, и глаза его вовсе засияли.
Маня за собой, Семен проложил машине курс, предложив остановиться за сараем.
Подскочил пес – не то лайка, не то овчарка, – и тут же выяснилось, что никакой привязи нет. Еще выяснилось, что лаять сторож не любит – вывалив язык, молча бегал вокруг машины, обнюхивая подножки и колеса. Артем с мольбой посмотрел на отца, испрашивая разрешения выйти. Тот приоткрыл окно, высунулся.
– Дед, а пес твой не кусучий? А то даже не привязан…
– Да ну что ты. Потому и не привязан, что умница и послушный. Выходите, не бойтесь!
По щелчку пальца псина вернулась к хозяину и уселась подле ноги. Еще раз с завистью осмотрев джип, тот провел рукой по горячему переднему крылу.
– Пойдемте, хорошие, в дом, – пригласил он, когда мотор умолк, а семья с легкой опаской покинула «Лендровер». – В избе хорошо, настоящее дерево, это вам не бетон. В избе зимой тепло, как в шубе, а в зной прохладно. Идемте, хорошие мои, я покажу, где с дороги умыться.
– А можно собачку погладить? – набрался смелости Артем.
– Конечно, можно, – широко улыбнулся дед. – Это, Артемка, Буран, настоящий сторожевой пес и мой друг…
– Чего же твой сторож на нас не лаял, когда машину увидел? – Дмитрий ласково похлопал деда по плечу, демонстрируя беззлобность вопроса.
– Не может он лаять, болезный… – Нагнувшись, Семен ловко задрал вверх длинную песью морду.
– Артемка, иди-ка в дом за сестрой, потом с собачкой поиграешь… – Дмитрий сглотнул комок, подавив непрошеное отвращение. Дети послушно исчезли в сенях. – Дед, это кто его так?
– Волки, Димка… – Старик погладил жуткий шрам, тянувшийся вдоль всего собачьего горла. – Он еще щенком, почитай, был. С тех пор у меня Буран тихоня. Но умный. Да, друг ты мой лохматый?
Он смело потрепал пса по макушке и ушам, отчего тот яростно замолотил по пыльной земле пушистым хвостом.
Оксана выразительно взглянула на мужа, на вместительный багажник машины, подняла брови. Провожая взглядом исчезающую в сенцах жену, Дмитрий полез забирать из машины сумку с гостинцами.
Внутри вправду оказалось прохладно, будто работал кондиционер. И это несмотря на растопленную, пусть и несильно, печь. Стол, как Семен сказал еще в поле, уже ожидал гостей. Нельзя было сказать, что он ломился от угощений, но на нем усматривалось много интересного.
Виднелись вареные куриные яйца, домашний творог, хлеб, сыр и масло, вяленое мясо. И это уже не говоря о натуральной горе зелени, помидоров и огурцов, а также нескольких крынках с квасом, прикрытых марлей. Стояла среди них и бутылка с прозрачной темно-коричневой жидкостью – пузатая, с высоким горлышком, как в кино.
– Ну и мы не с пустыми руками, – искоса разглядывая яства, Оксана полезла в спортивную сумку, которую муж водрузил на скамью у дверей. – Вот вам свитер, носки теплые шерстяные…
Дед рассматривал подарки с довольной улыбкой, то и дело оборачиваясь к внуку и довольно причмокивая. Дети в углу толкались, пытаясь совладать с примитивным жестяным умывальником, каких Оксана не видела уже лет десять.
– Вот шоколад, вот сок. Натуральный, хороший, самый дорогой. – Дмитрий помог жене вынимать подарки. – Водочка, тоже премиумная. А это коньяк. Грузинский, настоящий, друг из Украины привез, у нас-то и не найти теперь. А это наволочки… ты не спорь, в хозяйстве все сгодится! – он поднял палец, не позволив деду возразить. – Вот, держи, это Ксанка моя настояла их взять. Как и одежду… А это от меня лично. Знал, что у тебя тут связь не ловит, ну и подумал, что хоть радиоприемник пригодится.
– Ой, да зачем он мне?..
– Ты что это, дед, дареному коню в зубы смотришь? – скованно улыбнулся Дмитрий, заметив замешательство жены.
– Нет, конечно, родной…
– Вот и бери. Он на солнечных батарейках, будешь новости или музыку слушать.
– Дак я же не потому, что незачем, просто тишину я люблю… – Однако по глазам деда, не по возрасту молодым и лукавым, Оксана видела, что подарки пришлись по душе. – Ну да ладно, чего это мы?.. Мойте руки, за стол садитесь. С дальней дороги ведь, проголодались поди!
И правда. Оксана, постучав снизу по увесистому штырьку умывальника и сполоснув руки, вдруг почувствовала лютый, какой-то совершенно неуемный голод. Казалось, половину выставленного на стол умяла бы в один подход. У нее зашумело в животе, и Семен понимающе покачал головой.
– Говорил же!
Он снял шляпу, повесив на деревянный гвоздь в стене, и Оксана только сейчас вспомнила, что все еще в темных очках. Убрала их в карман, чувствуя неловкость. Она вообще ощущала ее все сильнее – подумать только, какие глупости полезли ей в голову при первой встрече!
Расселись за столом. Семен во главе – напротив двери, Оксана по левую руку, Димка – по правую. Машка села с отцом, напротив Артема, уже потащившего в рот кусок сыра. Затем мальчик поймал взгляд деда – пристальный, увесистый, и положил сыр обратно, вытирая пальцы о штанину. Оксана одернула его, постаравшись сделать это незаметно.
– Спасибо лесу, – негромко сказал Семен Акимович, кладя перед собой морщинистые руки, – солнцу и всем светлым силам, что наделяют нас жизнью. Пусть не оскудеет этот стол и будут счастливы сидящие за ним.
Затем он с важным и неторопливым видом сунул в рот ярко-зеленый стебелек лука, и гости по какому-то беззвучному сигналу поняли, что теперь можно приступать. Дмитрий, взглядом испросив у деда разрешения, откупорил бутыль и наполнил три стопочки. Машка налила себе и брату квасу.
Пробуя мягкий, совершенно без сивушного привкуса самогон, Оксана рассматривала дом. Было не очень светло, электричество в избе отсутствовало, но грамотно размещенные окна давали достаточно света.
Комнат было две. Побольше, где они сейчас и пировали, со столом, стульями и рабочими верстаками старика. И поменьше, где виднелась кровать и платяные шкафы. Белобокая русская печь разместилась на стыке комнат, обогревая сразу весь дом.
– Уютно у вас, – честно созналась Оксана, чувствуя, как алкоголь мягко окутывает сознание.
– Спасибо на добром слове, – улыбнулся старик, закусывая подсоленным яйцом. – Стараюсь чистоту держать. Вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь. Если я в глуши живу, это еще не значит, что в закромах ничего не держу.
Он подмигнул Артемке, протянув ему сочную редиску, и мальчишка улыбнулся в ответ.
Было в этом движении что-то теплое, отцовское, но Оксана вдруг опешила. Потому что вдруг снова увидела перед глазами что-то серое, гнетущее, будто и не в прохладной светлой избе сидели. Это все самогон, ух, крепок… Стараясь не захмелеть прежде времени, она принялась торопливо сооружать себе бутерброд.
– Как же я рад, Димка, что вы приехали, – чуть разомлевший старик наклонился, поцеловал покрасневшего внука в щеку. – Прямо слов не нахожу. Вы сейчас покушайте и отдыхать ложитесь с дороги. Мне в лес сходить нужно, проведать кое-что. Меду принесу свежего и сока березового. А как вернусь, покажу вам хозяйство свое. Хочешь, Машенька, на козочек или квохтушек моих посмотреть?
Девочка вежливо кивнула, но Дмитрий только сейчас рассмотрел шнур одного из наушников, спрятанного под ее каштановой копной. Нахмурился, но дочь специально не смотрела в его сторону.
– Ну, Оксана, давай еще по одной, и на «ты» уже перейдем, а то мне даже неловко…
За столом провели еще не меньше получаса. Зелень, которую в детей в городе было силой не впихнуть, исчезала с космической скоростью. Не избежал этой участи даже творог, который дома они ели исключительно из банок, напичканных химией.
– Ну, пора мне. – Разрумянившийся Семен встал из-за стола. – Оксаночка, приберешь тут? Что портится, в подпол снеси, вон люк. Остальное на верстак составь да прикрой тряпицей, хорошо?
– Конечно, дедушка Семен! – Оксана, дома предпочитавшая некрепкие ликеры, от самогона разомлела еще сильнее старика, улыбаясь счастливо и глупо. – Вы… ты не волнуйся, иди по делам своим.
– И славно. – Дед прошаркал к двери, снял шляпу с гвоздя. – А завтра утром козленочка заколем, мясца пожарим на углях. М-м-м, вкуснотища будет, обещаю.
– Зачем козленка? – Дмитрий встрепенулся, обнаружив, к счастью, что дети пропустили весть об убийстве зверушки мимо ушей. – Мы с собой свинины привезли, отличное мясо, чистая вырезка. У нас же холодильники в машине, прямо сегодня на ужин и пожарим. И шампуры имеются, и мангал раскладной.
– Ну что ж, – дед крякнул, удивляясь чудесам прогресса. Пригладил седой ус. – Давайте и вашего угощения отведаем. Туалет за домом, найдете. И, Дима, если куришь вдруг, то во дворе, а то я бросил. – Поклонился всем и вышел, аккуратно притворив скрипучую дверку.