Глядит на жену.
Верней самострела
Глаз пьяных – прицел.
“Ты ног не жалела,
Ты рук не жалел,
И так что за кружкой
Я верно сужу,
Решил, что друг дружкой
Я вас награжу.
Любитесь – доколе
Ус есть у китов,
Да чтоб мне к Николе
Внучок был готов!
Да чтоб тот внучонок
С меня был снятой!”
Берет Царь бочонок:
“Налей вам святой!
В ковры-вам-подстилки
Вину велю течь!”
В персты по бутылке
Сует вместо свеч.
“Чтоб в играх-затействах
Плодились птенцы,
Вот вам венецейских
Две чарки – в венцы!”
Вверх дном, ошалелый!
Двойной аж фонтан:
Ей прямо на тело,
Ему на кафтан.
Сидит, приосанясь,
Меж струн и меж струй,
Да вдруг как затянет:
“Исайя, ликуй!”
Эй, Исайя ты, Исайя,
С небес свесь-ка голову!
На невесту взглянь: босая,
Того хуже – голая!
Словно цельным становищем
Вражьим – в рот целована.
Всего тела вдоль – винищем
В кровь исполосована.
Ишь, сокрыла черноглазье!
Хороша, смиренница!
На полуношных-то разве
На летуньях – женятся?
Как пойдет чудить в кровати
Булавками-иглами!
– Нет, Исайя-ликователь,
Твое дело гиблое!
Гляди: Царь их лбами чокнул
Для дельца веселого!
“Да в уста чтобы – не в щеку
Целоваться, голуби!
Не рябая, не косая,
Глаже шелку – платьице!”
– Ох, пророк ты наш Исайя,
Паренек-то пятится!
“Коли сам жену не чмокнешь,
Скручу с ней веревкою!”
(Ох, поддастся паренек наш!
Пенька – баба ловкая!)
Быть ему, пророк Исайя,
За дверьми чугунными!
От нее себя заставил
Изгородью струнною!
Царь из рук как схватит гусли!
– Держись, гуси-лебеди! —
“Чмокай в паточное устье, —
Не то – гусли вдребезги!”
То не девица в когтях у черной немочи —
То Царевича у женских уст застеночек.
Потягивается, подрагивает,
Устами уста потрагивает,
Как жалом в него вонзается,
Как в яблок в него вгрызается,
Из сердца весь сок вытягивает,
В глубинную глубь затягивает.
“Учись, учись, любовничек,
Как без меня чаевничать!
Учись, учись, болезный мой,
Как нашей лаской брезговать!
Учись, учись, монашек мой,
Как в споре жить – да с мачехой!”
Обхватывает, обматывает,
В грудь скудную – когти вкапывает,
Вокруг обвилась, кaк жимолость,
Как радуга – запрокинулась!
Белки-то уже – под дёснами!
Аж пол подметает – космами!
Стар и млад – не суди!
Этот жар – из груди
Должен в грудь перебечь,
Аль всю суть нашу сжечь.
У цыгана – луна,
У буяна – война,
У дворянчиков – честь,
У нас – кровь одна есть.
Кровь, что воет волком,
Кровь – свирепый дракон,
Кровь, что кровь с молоком
В кровь целует – силком!
Встреча третья и последняя
Солнце в терем врезалось —
Что меч золотой!
Лежит цвет-наш-трезвенник,
Как пьяный какой.
Вот уж вечер-зарево —
Он взор межит.
Уж к вечерне вдарили —
Он всё лежит.
Ухо клонит-слушает:
Уж с коих пор —
Ровно шум-шушуканье,
Девичий спор.
Словно ручеечка два
Шумят сквозь снег...
Только шепоточка два, —
А толку – нет.
Ему шепоточка два
Без всяких слов,
А нам волосочка два
Да с двух голов.
(Враги неразрывные —
В одном котле!)
Сошлись на груди одной,
Одном сукне.
Один – глаз хоть выколи,
Тот – взор завесь.
Один – аж по щиколку,
Тот – с пальчик весь.
По кафтану шитому
Шумят войной.
Тот – змеиным шипом-то,
А тот – струной.
От их шуму-шороху
Аж лоб болит!
“Твое дело коротко!”
– Да толк велик!
“Стрижка-брижка-выскочка!”
– С грозой дружу!
“Из хвоста-знать-кисточки!”
– Да верх держу!
“С головы я чёсаной!”
– А я с честной!
“Моя баба – с косами!”
– Моя – с красой!
Был тут спор порядошный:
Свились в комок!
Только слышит: рядышком —
Другой шумок.
Не морской, не гусельный:
Пчелиный – гуд.
Близко-близко, чуть ли не
У самых губ.
Нет, не пчелки розанам
Ведут дозор.
То с печатью грозною
У слюнки – спор[1].
“Чей ты, мед несмешанный?”
– Забыл ожог?
“Подари усмешечкой!”
– Вдохни разок!
“Вспомни час полуночный!”
– Полдневный жар!
“Теку в каждой слюночке!”
– Что вздох – то дар!
“Раскрой половиночки!”
– Шепни во сне!
“Все мои – кровиночки!”
– Все песни – мне!
Разорвут на части две,
(Аж жар во рту!)
Разных уст – печати две
На том же рту.
“Мой он, мед несмешанный!”
– Шалишь, дружок!
Свистит слюнка грешная,
Кипит ожог.
“Что это с губами-то?”
(Гусляр втупик.)
“Пить хочу без памяти, —
Аж грудь кипит!”
Язычком оближется:
От губ – дымок,
Только что поблизости —
Опять шумок:
Как от свечки воск дает
В церкви ночной. —
Речь великопостная,
Шумок свечной.
Ему – капли воску две
Из Божьих сот,
А нам, значит, слезки две —
Из разных вод.
Та из моря Чермного,
Акульих мест,
Та из моря верного —
Жемчужный всплеск.
Двух печалей первенцы:
– Вернись! – Вернись! —
Две слезы-соперницы
В одну слились.
Жаркими руками
Вдоль перил витых,
Шалыми скачками
С лестничек крутых.
Какой тут заморыш!
Богатырь, ей-ей!
Одним махом – сорок
Спрыгнул ступеней.
Бугор ему – кочка,
Страшон ему – кто?
Море бы в примочки
Взял, каб не мелко!
Ох, ожог, знать, лютый!
Не простой, знать, мед!
Гляди, вихрь полу-то
Сейчас оторвет!
По камням-колючкам
Шпарит-жарит – и-их!
А ведьмухи внучкам:
“Ошалел жених!”
Только – Царь Небесный! —
Из тьмы теремной
Что за знак за крестный
Вслед ему – чудной?
“На измор-отраву,
На позор-на-вред,
Слева – да направо,
Снизу – да наверх...”
Не глаза под бровью:
Черные дела!
Не наестся кровью
Ревности игла!
Ох ты воля! – дорогая! – корабельная!
Окиянская дорога – колыбельная!
“Не спи, крепись!
Взгляни на птиц:
Заснем – так вниз,
Заснешь – так вниз...
Не та уж синь
Промеж ресниц
Пойдет, —
Морская синь пойдет!
Морская синь,
Морская соль,
Всё море в грудь твою взойдет, —
И будешь ты
Не Царский сын:
Морской король.
Аминь.
Не спи – встряхнись!
Учись у птиц!
Смекай наш писк,
Смекай наш свист!
Не звон монист —
Змеиный шип!
Держись!
С змеищей вперегиб
Не стой в ночи!
Шелками шит, змеей зашит
Твой вороток!
Не спи, крепись!
Встряхнись!
Смекай наш свист!”
И ветер этой песне вторил
Широким свистом кучерским.
Тогда заговорило море
Роскошным голосом морским:
– Доверься морю! – Не обманет!
Плыви, корабель-корабель!
Я нянюшка – всех лучше – нянек,
Всем колыбелям колыбель.
Уж скоро ты в кулак – канаты
Сам разорвешь, своей рукой.
Припав к груди моей богатой,
Крепчай, мой выкормыш морской!
Клади себе взамен подушки
Мою широкую зарю!
Тебе в игрушки-погремушки
Я само солнце подарю!
Не будет вольным володеньям
Твоим ни краю, ни конца...
Испей, сыночек двухнедельный,
Испей морского питьеца.
Испей, испей его, испробуй!
Утробу тощую согрей.
Иди, иди ко мне в учебу —
К пенящейся груди моей!
Волна челн колышет,
Жар утробу сушит.
Одно дело – слушать,
А другое – слышать.
Кому жить охота —
К мощам не паломник,
Кому пить охота —
Лишь стакан и помнит.
Ох, стакан твой полный,
Голубые волны!
Ох, медок в нем ценный,
Чересчур уж пенный!
Выпьешь, – ничего не
Скажешь, – мед хвалёный!
Ох, твой ужин ноне
Весь пересолёный!
Кровь ли это в жилах,
Аль волна об челн,
Как та песнь сложилась —
Нам-то знать почем?
Не своей охотой —
Дуло у виска!
Не своей работы —
Смертная тоска!
Как ременным кушаком сжата грудь.
Ручку поднял – вороток отстегнуть,
Да от темени до пят – как вздрогнёт!
Да как ручку-то назад дерганёт!
А всего-то на тебе, дурачок,
Пустяковина сидит: паучок.
Шейкой крутит, аж в лице покраснел!
А паук-то уж на грудку приспел.
“Не дави меня, Господь не велит.
Не простой я паучок, – крестовик!”
И тоненько так, комарьей струной:
“Не простой я паучок, – теремной!”
Ну и страху-тут-смятенья было!
Ровно судорогой парня свело.
Тут бы дрянь ему да в воду щелчком!
Ан уж кончено и так с паучком:
Солнце светит, ветерок, значит, свеж...
Только нового – что дядькина плешь!