Старик. Нет, хочу. У меня его отняли. Я откусил только кусочек…
Царь Голод. Так как же ты не будешь воровать? Почему ты не работал?
Старик. Нет работы.
Допрос продолжается.
– И этого несчастного судят! Душа моя кипит негодованием и презрением к человечеству…
– Оставь, разве тебе не все равно.
– Но пойми же!
– Ты волосы завиваешь или они вьются от природы?
– Слегка.
– А у меня начинается лысина. Это в двадцать четыре года!
Профессор. …Уголовное право, сударыня, разделяется на две части: на первую часть и на вторую часть. В первой части говорится о преступлениях вообще, и я должен признаться, сударыня, что это наиболее слабо разработанная часть.
– Ах, как жаль! Почему же ее не разработают?
– Ибо сама сущность преступления остается не вполне разгаданной наукой. Зато вторая часть, где говорится о преступлениях в частности и соответствующих наказаниях…
Царь Голод. А где же твои дети, голодный? Почему они не кормят тебя?
Старик. Они умерли с голоду.
Царь Голод. Почему же ты не захотел умереть с голоду, как дети?
Старик. Не знаю. Захотелось жить.
Царь Голод. А зачем тебе жизнь, голодный?
Голоса. Действительно, зачем они живут? Я этого не понимаю.
– Чтобы работать.
– Но когда работа кончается? Не можем же мы вечно доставлять им работу!
– Чтобы славить господа и укрепляться в сознании, что жизнь…
– Ну, не думаю, чтобы они очень Его славили.
– Было бы лучше, если бы он умер.
– Довольно скучный старикашка, И какой фасон брюк!
– Слушайте! Слушайте!
Царь Голод (встает, громко). Теперь, милостивые государи, мы сделаем вид, что размышляем. Господа судьи, прошу вас принять вид размышляющих.
Все судьи на некоторое время принимают вид размышляющих: морщат лбы, смотрят в потолок, подпирают нос пальцем, вздыхают и вообще, видимо, стараются. Почтительное молчание. Затем в том же молчании, с глубоко торжественными и серьезными лицами. Судьи встают и все сразу поворачиваются к Смерти. И так же все сразу медленно и низко кланяются ей, вытягиваются ей навстречу.
(Согнувшись.) Что изволит сказать…
Смерть (быстро встает, сердито стучит кулаком по столу и говорит скрипучим голосом). Осужден – во имя дьявола! (Так же быстро садится и замирает в злой неподвижности. Судьи садятся также.)
Царь Голод. Голодный, ты осужден.
Старик. Пожалейте!
Царь Голод. Наденьте на него намордник. Введите следующего голодного.
Пока Голодного выводят, Зрители в таких словах выражают свои чувства:
– Зачем ему жить?
– Лучше умереть.
– Скажите ему.
– Умри, старик, умри.
– Умри, старик, умри.
Все тихо шепчут, махая руками, точно навевая сон:
– Умри, старик, умри. Умри, старик, умри. Умри, умри, умри!..
Водят нового Голодного. Веселые голоса:
– Ведут! Ведут!
– Какой зверь!
– Да, это не меньше убийства!
– Посмотрите на его лоб.
– Как страшно!
– Вы очень нежны, дитя мое.
– Тише.
Быстро вводят Второго Голодного и снимают намордник. Это здоровый детина с низким бычачьим лбом; грудь его наполовину раскрыта; смотрит исподлобья, угрюмо.
Царь Голод. Ты что сделал, голодный?
– Я изнасиловал барышню в лесу.
Выражение ужаса и приятного волнения.
– Какой ужас!
– Вот зверь!
– Это и меня захватывает.
– Позор для человечества такие люди.
– Которого?
Царь Голод. Почему ты это сделал?
– Замуж за меня она ведь не пошла бы. А мне очень ее захотелось.
– Почему ты не удовольствовался женщинами, какие есть у вас, голодный?
– Наши женщины грубы и некрасивы от голода и работы. А эта была нежная и тонкая, с белыми руками. А ребенок у нее будет?
– Нет, мы приняли искусственные меры и удалили зародыш.
Голодный (угрюмо). Хитрые.
– Что можешь ты сказать в свое оправдание, голодный?
-…Преступления посягательства на женскую честь делятся на…
– Ах, погодите, господин профессор, так интересно.
– В оправдание? Что, если бы я мог, я изнасиловал бы вон ту, и вон ту, и вон ту. Старуху в красном не стал бы, пусть остается вам.
Старушка падает в кратковременный обморок. Все в волнении.
– Какой ужас! Это настоящий зверь!
– И меня! Вы заметили, он показал на меня. Он согласен меня изнасиловать!
– Вы ошибаетесь. Он показал на меня.
Ссорятся. Девушка в черном, которая все время молчала, вдруг встает и говорит громко, с вызовом.
– А почему ты думаешь, что она не вышла бы за тебя замуж? Я бы вышла, быть может.
Голодный (угрюмо). Посмотри получше.
– Ты прав: не вышла бы. Ты слишком груб.
– Вот то-то. А я бы тебя изнасиловал.
– Нет, скорее убил бы.
– Да – и убил бы.
Девушка садится. Юноша с демонической внешностьюсмотрит на нее мечтательно, но она не обращает на него внимания. Свои оглядывают ее с некоторым страхом. Однако!
Царь Голод. Господа судьи, прошу принять вид размышляющих.
Повторение той же процедуры с тою же торжественностью вплоть до низкого и протяжного поклона Смерти.
Смерть (вскакивает, стучит кулаком по столу). Осужден – во имя дьявола!
Голодный (Девушке). В лес не ходи одна.
Царь Голод. Наденьте намордник. Введите следующего голодного.
Вводят Голодную. Это молодая, стройная, но крайне истощенная женщина с бледным, трагическим лицом. Черные тонкие брови, сходящиеся у переносья, и пышные волосы, небрежно связанные узлом и спадающие на спину. Женщина не кланяется и по сторонам не глядит, как будто никого не видит. Говорит бесстрастно, мертвым голосом.
– Ты что сделала, голодная?
– Убила своего ребенка.
– Какой ужас! Эти женщины совершенно лишены материнского чувства.
– Чего же вы от них хотите? Вы меня удивляете.
– Как она прекрасна. В ней есть что-то трагическое.
– Женись!
– …Преступление детоубийства в древности не считалось таковым и рассматривалось как естественное право родителей. И только с введением в нравы гуманизма…
– Ах, погодите же, господин профессор!
– Но наука, дитя мое…
Царь Голод. Расскажи, голодная, как ты сделала это.
Опустив руки, не двигаясь, женщина говорит бесстрастно и мертво:
– Я с моей девочкой шла ночью через реку по очень длинному мосту. И так как я уже раньше решила это, то, выйдя на середину, где река глубока и быстра, я сказала: посмотри, дочечка, как шумит внизу вода. Она ответила: я не достану, мамочка, перила очень высоки. Я сказала: дай я подниму тебя, дочечка. И когда она стала смотреть вниз, в черную глубину, я перекинула ее туда. Всё.
– Она цеплялась?
– Нет.
– Кричала?
– Да, раз вскрикнула.
– Как ее звали?
– Дочечка.
– Нет, имя. Как ее звали?
– Дочечка.
Царь Голод (закрывает руками лицо и говорит несколько дрожащим, глухим голосом). Господа судьи, прошу принять вид размышляющих.
Судьи морщат лоб, смотрят в потолок, жуют губами. Почтительное молчание. Потом встают и низко кланяются Смерти.
Смерть. Осуждена – во имя дьявола!
Царь Голод (встает и говорит громко, протягивая руки к женщине, точно покрывая ее невидимым черным покровом). Ты осуждена, женщина, слышишь? Ты пойдешь на смерть. Ты пойдешь в ад и там будешь гореть на вечном, на неугасимом огне! Твое сердце будут рвать дьяволы железными когтями! В твой мозг вопьются ядовитейшие змеи подземные и будут жалить его, и будут жалить, и никто не услышит твоего крика, потому что ты будешь молчать. Да будет вечная ночь над тобою. Ты слышишь, голодная?
– Слышу.
– Наденьте ей намордник.
– Погодите!
Это говорит Девушка в черном. Быстро подходит к Голодной и протягивает ей руку.
– Дай твою руку, несчастная.
– Не дам. Я презираю тебя.
– Меня?
– Да, тебя. Ты будешь в раю.
– Ты презираешь меня? Ты, убийца? (Остается с протянутой рукой.
Закидывает голову и кричит гневно, в неистовстве.) Так ведите же ее в ад!
Общий крик, но так, что слышно отдельные голоса:
– В ад ее! В ад! В ад!
– Тешьтесь над нею, дьяволы!
– В ад!
– Рвите ей сердце железными когтями!
– Душите ее, змеи!
– Жальте! Жальте! Впейтесь в мозг! Рвите ей сердце!
– Ага-го-го-го-го!
В исступлении машут на женщину руками.
Царь Голод (властно). Тише! (И кротко, к неподвижно стоящей женщине.)
Ступай, дочь моя.
Голодную уводят.
Царь Голод (обращается к Зрителям очень веселым и открытым голосом). А теперь, милостивые государи, я предложил бы сделать перерыв и покушать.
Правосудие – вещь утомительная, и нужно подкрепить силы. (Галантно.)
Особенно прекрасным дамам и девицам. Прошу!
Радостные возгласы. Кушать! Кушать!
– Пора!
– Мамочка, где конфеты?
– А ты все только конфеты!
– Которого?
– Кушать зовут, ваше сиятельство.
– Ага! Почему же меня раньше не разбудили?
Внезапно все принимает очень веселый, милый, домашний вид. Судьистаскивают парики, открывая лысые головы, и постепенно вмешиваются в толпу, пожимают руки и искоса, с притворным равнодушием, поглядывают на кушающих.
Рослые лакеи в расшитых ливреях, с трудом сгибаясь под тяжестью, приносят огромные блюда с гигантскими порциями: целые бараньи туши, колоссальные окороки, высокие, как горы, ростбифы. Перед