Ясно, что царь уже не надеялся на добрую волю и добросовестность своих сенаторов и в конце концов счел необходимым прямо в присутствии Сената посадить ревизора – «надзирателя указов», который бы визуально контролировал деятельность этого правительственного органа, долженствующего блюсти законность и справедливость и все действия сенаторов и исполнения указов протоколировать.
В конце 1714 года, получив к тому времени грандиозный массив сведений разного рода о коррупции среди всех слоев управленцев – сверху донизу, – Петр обнародовал закон, который, по его мнению, должен был показать, что пришло время коррупцию искоренять безжалостно и бескомпромиссно.
Мы, Петр Первый, царь и самодержец всероссийский, и прочая, и прочая, и прочая, объявляем сим нашим указом:
1. Понеже многие лихоимства умножились, между которыми и подряды вымышлены и прочие тому подобные дела, которые уже наружу вышли, о чем многие, якобы оправдывая себя, говорят, что сие не заказано было, не рассуждая того, что все то, что вред и убыток государству приключити может, суть преступления.
2. И дабы впредь плутам, которые ни во что иное тщатся, точию мины под всякое добро делать и ненасытность свою наполнить, невозможно было никакой отговорки сыскать, того ради запрещается всем чинам, которые у дел приставлены, великих малых, духовных, военных, гражданских, политических, купецких, художественных и прочих, какое звание оные не имеют, дабы не дерзали никаких посулов, казенных и с народа собираемых денег брать торгом, подрядом и прочими вымыслы, каковых б звания оные и манера не были, ни своим, ни посторонним лицам, кроме жалования, також от дел, по чему определению или впредь определится, или партикулярно позволится за нашею рукою, или всего Сената подпискою.
3. А кто дерзнет сие учинить, тот весьма жестоко на теле наказан, всего имения лишен, шельмован и из числа добрых людей извержен, как и смертию казнен будет.
4. То же следовать будет и тем, которые ему в том служили и через кого делано, и кто ведали, а не известили, хотя подвластные или собственные его люди, не выкручивался тем, что от страха ради сильных лиц, или что его служитель.
5. И дабы неведением никто не отговаривался, велеть всем, у дел будучим, к сему указу приложить руку, и впредь кто к которому делу приставлен будет, прикладывать, а в народ везде прибить печатные листы.
Петр
В Санкт-Питербурхе, декабря в 23 д. 1714.
По свидетельству Плейера, царь был настолько взвинчен, что традиционные и часто удачные попытки Екатерины вступиться за провинившихся вызывали на этот раз яростную реакцию Петра. Когда она заговорила о Меншикове, Петр дважды ее ударил и обвинил в сговоре с бывшим любовником. Он предложил ей пройти с ним в застенок и послушать признания обвиняемых.
И это было понятно. По сведениям того же Плейера, украденные разными способами суммы были сопоставимы с военным бюджетом. По ходу расследования они выросли до двух миллионов рублей. И это не было пределом.
Можно было бы усомниться в добытых австрийцем данных, но они находят подтверждение в других источниках.
Когда были подведены предварительные итоги следствия по делу братьев Соловьевых, о которых речь впереди, то штраф, который был на них наложен, составил 709 620 рублей. А стоимость конфискованного у них имущества составила еще 407 447 рублей.
То есть под покровительством Меншикова и при его прямом участии братья Соловьевы, которые в конце XVII века были неимущими простолюдинами, обогатились на 1 117 067 рублей[54], в то время как военный бюджет, скажем, 1710 года составил три с небольшим миллиона[55].
Притом что суммами, которыми исчислялось награбленное состояние Соловьевых, «повреждение государственного интереса» отнюдь не исчерпывалось.
Это был всего лишь наиболее выразительный и расследованный образец казнокрадства.
Нервозное состояние Петра и сомнения в результативности выбранных методов борьбы с «похищением государственного интереса» и против посягательств на его персону и власть выдает противоречивость в законотворчестве.
Еще в октябре 1713 года Петр издал весьма рискованный указ о том, что каждый, кто «ведает повредителей интересов государственных», может и должен без опасения обращаться непосредственно к царю. Причем призыв был обращен ко «всякого чина людям» – вплоть до крестьян.
Притом что доносы по любым поводам всячески поощрялись, масштаб обращений к государю оказался, очевидно, слишком велик. И в январе 1715 года вышел указ, регламентирующий обращения к царю. Теперь непосредственно к нему можно было обращаться только в трех случаях:
1. О каком злом умысле против персоны Его Величества или измены;
2. О возмущении или бунте;
3. О похищении казны.
Первые два пункта, как мы увидим, делались всё актуальнее.
И во время следствия по «делу» царевича Алексея (за полгода до его убийства), 19 января 1718 года, третий пункт был отброшен, и в личном ведении Петра остались два первых пункта…
Это был особый момент. Петр стал понимать, какую широкую опору имеет Алексей в среде государственной и военной элиты.
Через две недели после указа 19 января, в ночь с 7 на 8 февраля, в Петербурге Меншиков по срочному приказу находившегося в Москве царя снова арестовал прощенного Александра Кикина и популярнейшего генерала – князя Василия Владимировича Долгорукого…
Но это было позже. А пока (во второй половине 1713-го и в 1714 году) разворачивалось удивительное по своему ходу и результатам «дело» братьев Соловьевых. А по существу – «дело» светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова, которое грозило скверно для него закончиться.
Этот сюжет был подробно и глубоко исследован Д. О. Серовым, и нет надобности пересказывать его текст. Имеет смысл привести обширную, но полную значения цитату.
Братья Дмитрий и Осип Соловьевы были доверенными людьми князя Александра Даниловича. Он их, соответственно, продвигал на нужные ему посты.
В 1710 году Дмитрий Соловьев был назначен обер-комиссаром в Архангельск.
Далее цитируем Серова:
Архангельское назначение Д. А. Соловьева имело еще один аспект. Основным пунктом реализации вывозимых из России пшеницы, ржи, льна, смолы, пеньки являлся Амстердам. Таким образом, в 1710 году сложилась уникальная в истории отечественной номенклатуры ситуация: один брат распоряжался закупкой экспортных товаров, другой – их продажей в Западной Европе. Для предприимчивых и авантюристичных Соловьевых пробил их час.
Трудно с точностью определить, когда начала действовать организованная братьями-комиссарами международная преступная группа; располагая широкими должностными полномочиями, имея в своем распоряжении значительные суммы казенных капиталов, Дмитрий и Осип Алексеевичи развернули невиданную по масштабам контрабандную торговлю запрещенными к частному вывозу товарами – в первую очередь хлебом.
Действуя через подставных лиц, Д. А. Соловьев закупал в Архангельске параллельно казне зерно, которое затем, минуя таможню, отгружалось в Амстердам. Далее в дело вступал Осип Алексеевич; прибыль братья помещали в голландские и английские банки.
Тайная скупка крупных партий «заповедных» товаров, разумеется, требовала внушительных расходов. Почти не располагая пока собственным капиталом, братья запустили в оборот имеющиеся у них государственные средства.
С великим трудом собранные в разоренной стране казенные деньги хлынули на обеспечение контрабандных операций Соловьевых; деньги, выбитые на кровавых «правежах» с посадских людей Твери и Чухломы, Нижнего Новгорода и Галича, с крестьян Поморья и Замосковских уездов, послужили основой коммерческих успехов братьев. В то время как доведенные налогами до «конечной нужды» российские крестьяне питались хлебом напополам с мякиной, успешно «прокрутившие» их деньги «славные негоцианты» Дмитрий и Осип Соловьевы приобретали в далекой Германии алмазы и недвижимость.
Еще одной линией криминальной деятельности господ Соловьевых была ложная выбраковка казенных товаров. Приобретенные в Архангельске помощниками Дмитрия Алексеевича по искусственно заниженным ценам, эти товары впоследствии реализовались в Голландии по их действительной стоимости, и образовавшаяся разница пополняла банковские вклады «птенцов гнезда Петрова».
Не брезговали комиссары и прямым расхищением государева имущества. Так, ими была присвоена 980-килограммовая партия закупленного казной клея, проведенная в дальнейшем по отчетным документам как утраченная при транспортировке.
В отличие от других губителей «государственного интереса» Соловьевы имели, похоже, далеко идущие планы. Судя по всему, Дмитрий и Осип Алексеевичи намеревались, набрав капиталы, свернуть криминальный промысел и, покинув нестабильную Россию, заняться цивилизованным предпринимательством в Голландии или Англии[56].
Разумеется, вершить бесстрашно дела такого масштаба Соловьевы решались, поскольку за ними стоял светлейший князь Александр Данилович, чьи финансовые интересы за границей блюли братья. И, надо полагать, часть их доходов предназначалась Меншикову. Кроме того, надо помнить, что третий брат – Федор Соловьев – был управляющим имениями и имуществом Меншикова.
Хорошо знакомые с европейскими нравами сподвижники Петра понимали, насколько европейский банк надежнее их сундуков.
«Дело» братьев Соловьевых, его ход и финал – неотвратимое свидетельство принципиальной порочности системы – и экономической, и юридической, – которую с такими усилиями и издержками выстраивал Петр.
На «похищение государственного интереса», которым с таким азартом занимались Соловьевы, обратил внимание один из немногих честных деятелей, окружавших царя, архангельский вице-губернатор Алексей Александрович Курбатов, человек, поднявшийся из низов своим умом и верностью этому самому «государственному интересу».