Москвы, а впоследствии сибирский генерал-губернатор.
И всех этих «сильных персон», крупнейших сановников государства семнадцатилетний Алексей своей властью обязал надзирать за фортификационными работами. Известно, что, например, Мусин-Пушкин занимался этим весьма активно.
Разумеется, работы по укреплению Москвы начались раньше прибытия туда царевича, но очевидно, что он постарался систематизировать эти усилия и ускорить работы.
Кроме фортификационных работ, в сфере ответственности Алексея оказалось и формирование пополнений для действующей армии и тех воинских частей, которые он в письмах называет «ланс-армеей». Это было своеобразное ополчение, вооруженное и обучаемое, как и прочие войска, но долженствующее нести службу именно в Москве.
Имеются документальные подтверждения того, что Алексей проводил смотры «ланс-армеи» и выбраковывал негодных для службы.
Милостивейший Государь Батюшко,
в гварнизоне было здесь всего 2,500, и я ныне отдал в гварнизон 2,000 из людей боярских, а третею отдам, чаю, вскоре. Также изо всех Приказов и концелярий смотрил салдат и козаков, и велел им ружья роздать и учить. И как выучатся, отдам в гварнизон же; а рекруты еще не бывали: будут вскоре, и я ныне смотрю ланс-армею.
Сын твой Алексей.
Из Преображенского.
Ноября в 22 д. 1707.
Регулярные рекрутские наборы начались еще в 1705 году – после указа от 20 февраля этого года. К моменту приезда Алексея в Москву начался третий рекрутский набор. Этим важнейшим и крайне трудным делом занималось ведомство опытнейшего Тихона Никитича Стрешнева – Разрядный приказ и образованный в результате слияния Иноземного и Рейтарского приказов Приказ военных дел. К концу 1707 года в армию были призваны десятки тысяч людей разного социального положения – как крестьян, так и посадских. К этому времени в России еще имелись так называемые «вольные и гулящие государевы люди», которых старались вербовать в кавалерию.
Роль Алексея в непосредственном сборе рекрутов до поры была невелика, но он явно старался контролировать поступление рекрутов и доносил царю о ходе набора. Он занимался пополнением и формированием московского гарнизона, вооружением и обучением как регулярных частей, так и «ланс-армеи». Но он считал нужным заниматься и делами конкретного управления.
Милостивейший Государь Батюшко,
извествую тебе Государю: по вся недели, три дни, съезжаются министры в концелярию, в верх, и что определят, все подписывают своими руками, и что зделано и подписано, и с того копия послана з господином Адмиралом к тебе Государю, и что будет впред, буду писать. А Василья Корчмина выслал отсюда Генваря в 13 д., и концелярию ево велел взять господину каменданту, а он хотел ее зделать у себя в Приказе столом; также и все припасы велел ему ведать, что к строению фортеции надлежит.
Сын твой Алексей.
Из Преображенского.
Генваря в 16 д. 1708.
Ясно, что Алексей чувствовал доверие отца и не только контролировал исполнение царских повелений, но и принимал самостоятельные решения.
Хотя ситуация с Корчминым неясна. Василий Дмитриевич Корчмин был одной из ключевых фигур в военной деятельности петровского царствования. Получивший инженерно-техническое и математическое образование в Европе, он был талантливым и умелым фортификатором и организатором артиллерийского дела. Он принимал непосредственное участие в боевых действиях, руководя осадными работами.
В мае 1707 года он был направлен Петром в Москву – «велено ему на Москве ведать всю артиллерию и при ней что есть и устроять по его разумению». Известно, что все месяцы пребывания в столице Корчмин занимался и фортификационными работами. Те укрепления, которые Алексей описывает в первом письме Петру, это результат деятельности Корчмина.
И выражение «А Василья Корчмина выслал отсюда» не надо понимать в уничижительном смысле. Отправляя Корчмина из Москвы и поручая его «концелярию» Гагарину, Алексей наверняка выполнял поручение Петра.
Корчмин направлялся в Севск, расположенный западнее Москвы и являвшийся одним из опорных пунктов обороны на подступах к столице. Корчмину предстояло Севск укреплять.
Через некоторое время Петр направит туда и Алексея.
В конце января Алексей получил от Петра приказание непосредственно заняться формированием новых воинских частей. Это было вызвано приближением Карла к российской границе. Наступал решающий период войны, и необходимо было мобилизовать максимум живой силы.
К этому моменту относится любопытный документ, свидетельствующий о постоянных контактах Петра и Алексея.
1. Фортецию Московскую надлежит, где не сомкнута, сомкнуть; буде не успеют совсем, хотя борствером и полисадами: понеже сие время опаснейшее суть ото всего года.
2. Гварнизон исправить, також и конных: понеже настоящее время сего зело требует.
3. Всем здешним жителям сказать, чтоб в нужном случае готовы были все и с людми, как же указ дан, под казнию.
4. Надлежит три дни в неделю съезжаться, хотя и нужных дел нет, в канцелярию в Верх, и все дела, которые определят, подписывать своими руками каждому.
5. Зело б изрядно было, чтоб, кроме гварнизона, несколько полков пехотных сделать и обучать для всякого нужного дела, также из недорослей и которые кроются, сыскать человек 300 или 500, и обучить оных для того, чтобы из оных впредь выбирать в афицеры.
Алексей
Ниже подписи Алексея – почерком Петра: «По сему чинить конечно неотложно. Piter».
«Верх» – покои Кремля, в которых заседали правительствующие персоны.
Скорее всего, это повторенные Алексеем от своего имени наставления Петра, царем затем утвержденные.
Документ датирован 5 января 1708 года. Он фактически повторяет то, что мы уже встречали в письмах-отчетах Алексея. В этот момент, когда Карл приближался к российским пределам, Петр требовал ускорить фортификационные работы и приготовить резерв на случай штурма Москвы шведами. Отсюда требование формировать новые полки и создавать ополчения из московских обывателей.
Тревожность документа оправданна и понятна. Карл стремительно шел через Польшу.
28 января 1708 года он взял Гродно. Русская армия отступала на восток. Можно было ожидать движения шведов на Москву.
Милостивейший Государь Батюшка,
писмо твое Государь получил вчера, за что всеусердно благодарствую, и впред того желаю. И по тому писму изполнять буду всею силою; а чтоб зделать пять полков, и то каким возможно образом набирать буду. А об афицерах указ сказан прежде сего писма за неделю, чтоб все афицеры, каторые кроются, и недоросли все являлися мне; а кто неявится, и у тех будут отписаны деревни. И по тому указу недоросли записываются, а афицеры еще нет. И ныне я по указу твоему пошлю добрых людей с салдаты, и стану их искать, а каво несыщу, велю деревни отписывать вовсе, и отсылать буду к Ершову вовсе. А царедворцов в городах собранных нет: все собраны к Москве (и которые на Елце, и тем велено ж быть), и из них молодых выбрав велю учить, и зделаю их самих рядовыми, и потом отдам в вышеписанные полки в афицеры (а которые афицеры есть заполошные и тех туды-ж отдам), такожде и кодетов и недорослей велю учить…
Планы у Алексея были самые радикальные – перед ним был пример отца. Но в реальности возникали проблемы, решить которые своей властью он не мог, и они дают представление о сложности стоящей перед ним задачи.
…А которые есть недоросли безпоместные, деревень за ними нет, просят корму: сказывают, что им есть нечего; а у меня корму взять негде; боюсь чтоб нерозбежалися. Откуды изволишь им корм брать. Также, каторые будут набраны пять полков, денги на провиянт им откуда брать? Артилерию изготовя, буду ждать писма; а рекрут изготовя посылать ли в Смоленск? (понеже в писме велено изготовить их к посылке в Смоленск, а когда посылать, о том умолчано).
Сын твой Алексей.
Из Преображенского.
Генваря в 27 д. 1708.
Из писем Алексея становится понятна степень сопротивления набору, отчаянное нежелание многих дворян рисковать своими головами ради не слишком понятного им дела.
Милостивейший Государь Батюшко,
по писму Государь твоему послал по Москве и во все городы посланные с салдаты, и велел изкать кроющихся афицеров и дворян и недорослей и безкрепостных всяких неписменных людей, под смертною казнью. 〈…〉
Сын твой Алексей.
Из Преображенского.
Февраля в 3 д. 1708.
10 февраля Алексей отправил Петру весьма показательное письмо.
Милостивейший Государь Батюшко,
〈…〉 Четвертое писмо, писанное из Вилни в 30 д. Генваря, я получил в 7 д. Февраля в вечеру поздно, через денщика Семена 〈…〉 в котором изволишь подтверждать прежние писма, чтоб мне врученные мне дела как наизкоряя управлять. И о сем изволь известится от других, истинно я со всяким прилежанием врученные мне дела управляю как возможно скоро. Толко в городовом строении великая есть неспешность, для того, что в котором месте определено большому государю и господину Мусину и меншому государю вновь, и о том болши недели от господина Шпарейтера не мог добится чтоб размерел и указал как делать. И я о сем говорил всегда, и он все сказывает: добро; толко долго сего добра слышал на словах а не на деле. И ныне уже зачали недавно и делают. Толко господин камендант работников нескоро собирает, и ныне толко собрано адиннатцать тысяч, и о сем я великую имею печаль (что нескоро повеление твое делают), и безпрестанно говорю чтоб сбирали, и мне тож сказывают что и Шпарейтер сказывал преж сего. Артилерию послал в Питербурх и как приедет в Новгород, велел писать; а осмифунтовыя пушки повезены с две недели, и я послал, чтоб их весть в Полоцк. 〈…〉
Сын твой Алексей.
Из Преображенского.
Февраля в 10 д. 1708.
Разумеется, у семнадцатилетнего Алексея не было той хватки и свирепости, которыми обладал его отец. «Сильные персоны» вроде Мусина-Пушкина или иностранные специалисты вроде капитана Шпарейтера, сотрудника Якова Брюса, не торопились выполнять его указания.