Но то, что он очень старался делать свое дело быстро и добросовестно, это несомненно.
Милостивейший Государь Батюшко,
два писма Государь твои, писанные из Питербурха в 29 д. я получил Июня в 6 д. и в том писме написано, чтоб изготовил пятнадцать пушек 〈…〉.
Сын твой Алексей.
Из Преображенского.
Июня в 7 д. 1708.
И дальше подробный отчет об изготовлении и отправке разного типа и разного калибра орудий.
В это же время Алексей отправляет 3000 ружей в Киев князю Дмитрию Михайловичу Голицыну, а также партию ружей в действующую армию Шереметеву.
А 12 июня пишет весьма любопытное письмо, в котором сообщает:
Милостивейший Государь Батюшко,
〈…〉 Писал ко мне из Смоленска господин Нарышкин, что кругом Брянска, у Корчмина, селятся беглые всякие крестьяне, а сказываются, что на мое имя. А я истинно сего делать им невеливал и незнал до сего времени о сем, не толко чтоб моя в сем была воля.
Сын твой Алексей.
Из Преображенского.
Июня в 12 д. 1708.
Он понимал, как может расценить подозрительный царь подобные известия, и спешил дезавуировать опасные слухи. Но важно, что уже в это время беглые крестьяне оправдывались именем царевича.
В это же время через Алексея шли и сведения о ситуации в областях, где оперировали булавинцы и карательные отряды. Он не только сообщает в Петербург отцу получаемые им известия, но и пересылает письма от Василия Владимировича Долгорукова, руководившего подавлением мятежа.
Алексей воспринимался вдумчивыми наблюдателями как фигура значительная и облеченная властью.
Весной 1708 года английский посол Уитворт, который пристально следил за всеми сколько-нибудь значимыми событиями и анализировал их в контексте общей политической ситуации в России, писал в Лондон: «26 минувшего месяца праздновался день рождения царевича-наследника Алексея Петровича, который некоторое время исправлял должность московского губернатора, посещает Боярскую думу и очень усердно занимается укреплениями. В этот день его высочество проводил бригаду новонабранных драгун до самой Вязьмы, города, расположенного на полпути к Смоленску».
То, что дипломат называет Алексея московским губернатором, которым он формально не был, свидетельствует о реальном положении наследника в тот момент.
В это же время празднует свой день рождения Меншиков, оказавшийся в Москве.
Уитворт пишет: «Приглашены были около четырехсот знатнейших гостей 〈…〉. В большой зале приготовлено было несколько столов для мужчин, среди которых первое место занимал царевич-наследник 〈…〉. Его высочество удостоил меня самого лестного внимания».
Уитворт в это время пользовался особым расположением Петра, рассчитывавшего на посредничество английской королевы в переговорах о мире с Карлом XII.
И то, что Уитворт говорит о «первом месте» Алексея среди «знатнейших гостей», включая Меншикова, заслуживает доверия. Расстановка сил в российских верхах была предметом особого его интереса.
Он не случайно считает нужным сообщить в Лондон о том «лестном внимании», которое ему оказал Алексей. Дружеские отношения с наследником, облеченным доверием царя, – важный фактор в большой дипломатической игре.
Уитворт уже давно присматривался к положению Алексея, стараясь определить его реальное значение и перспективы.
Еще 12 августа 1705 года он доносил в Лондон из Смоленска: «Вечером сюда неожиданно прибыл юный царевич Алексей Петрович, возвращаясь из армии в Москву, говорят, вследствие слабого здоровья, но я думаю, скорее для того, чтобы государство не осталось совсем покинутым, так как кампания продлится, по-видимому, долее, чем первоначально ожидали».
То есть осведомленный и проницательный дипломат воспринимал пятнадцатилетнего царевича как в некотором роде alter ego самого Петра, его представителя в столице во время военной кампании.
По тону писем из Москвы очевидно, что Алексей входил во вкус власти и уверенно принимал самостоятельные решения.
4 августа 1708 года он писал: «Долгорукова с Волконским определил так: одну часть городов сколко ему надлежит собрать, а другому также, дабы друг у друга неостанавливал сбору. А сие замедлилось за тем, что нескоро они ведомость дали окладу и городам».
Он отнюдь не сидел в Преображенском. По указу Петра в августе он контролирует обширные пространства. Так, 11 августа Алексей отправляется в Вязьму «для управления». Вязьма находится в двухстах с лишним километрах от Москвы.
Кроме переписки с Петром, царевич вел директивную переписку с теми, кто оказался в его подчинении, – персонами отнюдь не простыми, и тон его писем был решителен. Это был тон вышестоящего и власть имущего.
Господа министры!
По вложенной в сем писме росписи, прикажите тех царедворцев всех собрать в Москве, также которые на воеводствах и у дел в посылках, велите собрать к Москве (кроме тех, которые у Государя-батюшки были на смотре и отставлены) в сем августе месяце безсрочно. Немедленно.
Из Вязьмы.
Августа 16 д. 1708.
А через день он писал Меншикову:
Светлейший князь!
Неисправление мое, что до вашей светлости умедлил писать, и то не от иного чего, только что в беспрестанных делех обращался, и в том прошу вашей светлости, дабы на меня не гневались. И при сем извествую, что по указу Государя-батюшки был здесь для осмотрения и определения магазейна, о котором определя, отъезжаю к Москве.
Alexei.
С Вязьмы.
Августа 18 дня 1708.
Он действительно был в непрестанных делах, от которых многое зависело.
Милостивейший Государь Батюшка,
писмы твои Государь, три, получил (1, о высылке царедворцов по имяном, и о разборе воевод и иных; 2, о высылке Долгорукого и Волконского с их делами; 3, о управлении здесь магазеина, и о езде моей к Москве) сего месяца в 18 д.
И о магазеине здешнем определил как надлежит, и приказал Масалскому; а есть уже в привозе немалое число. А я, по указу твоему, для иных дел отъезжаю утре к Москве. А по воевод, иных царедворцов послал, чтобы они были к Москве, к смотру, кроме тех которых ты изволил смотрить на Москве.
Сын твой Алексей.
Из Вязмы.
Августа в 18 д. 1708.
Далее продолжается работа по укреплению столицы и спешному формированию пополнений.
Милостивейший Государь Батюшка,
писмы твои Государь, адно чрез куриера Полонского, а другое из Посолского Приказу я получил, и по указу твоему два пехотных полка пойдут вскоре в Питербурх 〈…〉. Такожде и конных сколько возможно сыскать из жилых рот, каторые есть у господина каменданта, такожде и в иных Приказех (а у меня конных никаких нет), сыскав пошлю вскоре. Судьям всем объявил, что посланником никаких обид нечинили.
Сын твой Алексей.
Из Преображенского.
Сентебря в 22 д. 1708.
Необходимость срочной переброски дополнительных войск к Петербургу была вызвана попыткой шведов захватить и разорить город и Кронштадт.
Отсутствие же конных частей объясняется тем, что, как мы помним, Алексей отправил бригаду драгун, то есть два полка, в действующую армию еще в марте. А формирование конных полков было делом хлопотным и требующим специальных усилий и условий.
Мы увидим, что этой работой Алексей занимался постоянно.
Обратим внимание на то, что, судя по ответам Алексея, он регулярно получал письма от отца. Шла энергичная деловая переписка.
Существенно то, что помимо армейских частей Алексей занимался подготовкой пополнений в гвардейские полки. 5 ноября он сообщает Петру, что отправляет в полки Преображенский и Семеновский триста человек.
Его обязанности, как мы знаем, не ограничивались собственно военными заботами. Он по приказу Петра продолжает разбираться со счетами Ижорской канцелярии.
В декабре 1708 года произошел единственный за все это время случай, когда Петр резко высказал свое недовольство наследником, чем вверг его в панику.
Милостивейший Государь Батюшка,
писмо твое Государь писанное из Лебедина в 27 д. Ноября, здесь я получил в 5 д. Декабря. И по тому указу управляю с прилежанием и управясь поеду в Севеск, по указу твоему.
А что ты Государь изволишь писать, что присланные 300 рекрутов не все годятся, и что я не с прилежанием порученныя мне дела делаю, и о сем некто тебе Государю на меня солгал, в чем я имею великую печаль. И истинно Государь, сколко силы моей есть и ума, врученныя мне дела с прилежанием делаю. А рекруты в то время лутче немог вскоре найтить; а ты изволил писать чтоб прислать их вскоре.
Сын твой Алексей.
Из Преображенского.
Декабря в 8 д. 1708.
Очевидно, дело было не только в отцовском выговоре. Алексей почувствовал чью-то опасную интригу, а он прекрасно знал, как восприимчив его отец к разного рода доносам и к чему это может привести.
Он был настолько обеспокоен, что обратился за поддержкой к «матушке Екатерине Алексеевне». Скорее всего, она замолвила слово за нелюбимого пасынка, и через небольшое время Алексей уже благодарил отца за «милостивое писмо».
Мы помним свидетельство Уитворта о том, что Алексей в день своего рождения, 26 февраля 1708 года, «проводил бригаду новонабранных драгун до самой Вязьмы», то есть, считая обратный путь в Москву, проделал верхом порядка 400 километров по зимней дороге. На что ушел, естественно, не только этот день.
Формирование драгунских полков было, очевидно, главной и наиболее трудной задачей.
Не следует, однако, думать, что сложность комплектования новых полков в Москве объяснялась неопытностью и недостаточной жесткостью семнадцатилетнего царевича.
У нас есть свидетельство такого внимательного наблюдателя, как Уитворт, соображениям которого можно доверять. Академик Евгений Викторович Тарле в монографии «Северная война», которую он писал в начале 1950-х годов, когда западные дипломаты были отнюдь не в чести, так характеризовал Уитворта: «…внимательный и снабженный большим шпионским аппаратом в Москве английский посол Витворт…» И уверенно ссылался на его данные