Того ради желаем мы от вас, чтоб вы по оказанной своей всегда доброй склонности к нам в немедленном зборе того провиянта для пропитания того ауксилиарного нашего войска вспоможение учинили, ибо те наши войски не для собственного нашего интересу тамо определены, но как самому вашей милости известно, что для интересу всей наяснейшей Речи Посполитой 〈…〉.
Итако уповаем мы, что ваша милость по доброй верности своей ко отечеству для общей ползы…
И так далее.
Это любопытное и характерное для того момента послание. Во-первых, Петр считает необходимым напомнить о Полтавской победе. Во-вторых, он особо подчеркивает роль Алексея в этой важнейшей операции, давая Синявскому понять, что именно кронпринц призван быть гарантом лояльного отношения русских войск к польским «обывателям». И ссылается на его донесения, а не донесения Долгорукова, хорошо Синявскому известного.
Как и в Москве, в отсутствие царя наследник был на первом месте по значимости.
Послание процитировано не полностью. Оно достаточно обширное. Петр подробно объясняет коронному гетману, что тот и сам должен понимать. А именно: без поддержки России Польша снова окажется беззащитной перед Карлом XII, и ей придется кормить две армии – шведскую и русскую – в случае военных действий на ее территории. А потому разумнее обеспечить русские войска провиантом для похода в Померанию.
Но главное – тон послания. Русский самодержец пишет не равному с ним государю, тому же Августу II, а польскому вельможе, хоть и влиятельному. И не требует выполнения договора, утвержденного королем, а взывает к его, Синявского, «доброй склонности к нам». Этот искательный тон, столь непривычный для Петра, подтверждает особость ситуации – не дай бог обидеть необходимого союзника.
Легко представить себе, как Алексей, все это понимавший, опасался совершить какую-нибудь роковую ошибку.
Милостивый Государь Батюшка. Даношу тебе государю. Пишут наши афицеры, которые для собрания правиянту посланы, что поляки в сем чинят противность великую и весма отказывают, а каторые было малые воеводства и посулили и те не везут, а в дальные посылать без указу твоего не смею, понеже писал канцлер граф Головкин, чтоб обождать до указу. А буде и не будет в прибавке воеводств к тем, в которые посланы и в зборе (хотя б и дали) з ближних будет малое число только недели на три на указные 12 000 человек…
Ситуация была столь противоречива, что, вопреки обыкновению, Петр не решался давать определенные указания.
В ответ на очередные просьбы Алексея разъяснить ему границы его полномочий Петр написал:
Писма ваши трои я на нарочных почтах и с куриерами получил, на которыя не имею что ответствовать, ибо вам, там будучим, лутче возможно управлять, по конъюнктурам нынешним смотря. Однако ж того смотреть, чтоб наши люди в Померании доволны были, ибо в том все зависит.
P. S. Писал я давно к вам о портретах своих, для чево по ся поры не пришлете, также и Семена Нарышкина с машиною отправте не мешкая.
Будем помнить, что в самый напряженный период Северной войны, 1707–1712 годы (начиная с вторжения армии Карла XII в пределы России и до начала масштабных операций русской армии в Европе), между отцом и сыном велась постоянная деловая переписка.
Но деловую переписку Алексей вел не только с отцом.
5 января 1712 года он писал кабинет-секретарю А. В. Макарову, доверенному лицу Петра:
Писмо ваше из Ревеля я получил, в катором пишешь, чтоб мне потвердить о подводах, каторым надлежит быть поставленным от Элбенга до Померании, через Прусы (а сколко числом, того ненаписано); а писал ты, указом Государя Батюшка, к князю Василью Володимировичу о сем, чтоб он управил. И я о сем к нему потвердил, чтоб он сие управил.
Спектр забот Алексея был широк. Он пишет Макарову и о том, куда отправляет он стрельцов, а куда рекрутов новонабранных.
В конце концов удалось собрать достаточное количество провианта, и корпус Меншикова вступил в Померанию.
Более того, Алексей принял участие в походе.
Послание Петра Синявскому датировано 7 марта 1712 года, а в апреле Алексей пишет отцу:
Милостивейший Государь Батюшка!
Иного к доношению тебе, Государю, не имею, только что здесь все благополучно есть. Светлейший Князь Меншиков сего дня намерен отъехать в надлежащий путь до Померании, куда и я поеду по указу твоему, а жена моя поехала в Элбинг третяго дня, и будет там жить до указу.
Всепокорнейший сын и раб твой Алексей.
Из Торуни.
В 29 д. Апреля 1712.
Что-то произошло. С начала декабря 1711 года Алексей подписывает свои письма отцу не просто «Сын твой Алексей», а «Всепокорнейший сын твой и слуга», а 24 декабря впервые – «Всепокорнейший раб твой и сын твой Алексей» или «Всепокорнейший сын твой и раб».
Алексей еще вовсю тягался с поляками, пытаясь разрешить почти неразрешимую задачу, а Петр уже решил его дальнейшую судьбу. Он ориентировался на свой образ жизни и представления об исполнении долга и не намеревался обеспечивать спокойную семейную жизнь Алексея и Шарлотты.
25 февраля 1712 года на вопрос Меншикова, готовящегося к походу в Померанию: «Царевичу государю где быть?» – он получил лаконичный ответ: «При вас».
Через некоторое время Алексей пишет Екатерине:
Милостивая Государыня Матушка!
Доношу тебе Государыня: светлейший князь прибыл сюда в 12 д. сего месяца и с ним получен указ от Государя-Батюшки, чтоб мне ехать в Померанию, а по отъезде моем жена моя останется в Элбенге.
Алексей.
Из Торуни.
В 19 д. Апреля 1712.
В Померании Алексей пробыл часть 1712 года, наблюдая военные действия и армейский быт. Непосредственного участия в боях он не принимал.
В июне он вместе с Меншиковым встречается с кронпринцем Прусским и демонстрирует ему русские войска.
4 сентября Петр сообщает Шафирову из земли Мекленбург – Передняя Померания: «Сын мой с принцом Меншиковым сюда до меня ж приехал». Это письмо из Грайфсвальда (Петр называет его Грипсвальд), города на побережье Балтийского моря.
Длительное пребывание Алексея в Померании породило тревожные слухи и едва не стало причиной серьезных осложнений в отношениях с Турцией.
11 сентября Петр пишет в Стамбул русским послам при дворе султана – вице-канцлеру Шафирову и Михаилу Борисовичу Шереметеву, сыну фельдмаршала:
Господа послы. Понеже со удивлением уведомились мы из ваших к нам доношений, что прибывший ага из Польши, которой присылан был к гетману великому коронному Синявскому, возвратясь в Константинополь, объявил Порте, что бутто войск наших в Польше еще многое число обретается, а имянно: с сыном нашим у Гданска с двадцать с пять тысяч да будто мы сами с восемьюдесят тысячами намерены вступить в Полшу и путь королю швецкому пресечь, – и то самая неправда. 〈…〉…сын мой при мне обретается здесь в Померании.
Алексей иногда оказывается в Саксонии, возможно с какими-то поручениями Петра, но главным образом состоит при царе и Меншикове.
23 декабря 1712 года он и Екатерина отправили письмо Петру, написанное рукой царевича, за двумя подписями, из Гистрона в Померании.
26 ноября Иван Афанасьев, камердинер царевича, писал его духовнику о. Якову Игнатьеву:
По должности доношу вашей Святыне, что Его Высочество Государь Царевич в добром здравии и во благополучном пребывании с прочими, обретающими при нем. Трудится при полку со алебардою. Третьяго дня Царское Величество из Карлсбада сюда прибыл, а сего дня в армию отъехал, отсюда 7 миль; намерен с Шведским Фельдмаршалом с Штейнбоком баталию дать, и при том бы самому и Царевичу быть. Буде же сему козлу сломят роги, то и у других ослепнут глаза, а ежели не так, бежим и уйдем опять, от чего сохрани, Боже! 〈…〉 Я имею от Царевича разстояния 7 миль при обозе, и чаю на сих днях Государыня Царица поедет до ваших городов, которых в пять недель не можно увидеть, чего ради повелено мне за Милостию ее последовать; а Государь Царевич еще при полку останется.
Сражение русского контингента с Магнусом Штейнбоком (или Стенбоком) на этот раз не состоялось. Штейнбок, один из самых талантливых генералов Карла XII, не участвовал в походе и не попал в плен под Полтавой.
Его отряд в 15 тысяч штыков и сабель оперировал в Германии. Опередив русские войска, он разгромил в декабре 1712 года превосходящие силы саксонцев и датчан.
Сражение его с 45-тысячным русским корпусом, который вел сам Петр, произошло только 11 февраля 1713 года, и, несмотря на выгодные и сильно укрепленные позиции, Штейнбок потерпел полное поражение.
Но Алексей в это время был уже недалеко от Петербурга.
Письмо Афанасьева информационно весьма значительно. Мы узнаём, что царевич «трудится при полку со алебардою», стало быть, в офицерском чине, и, по замыслу Петра, ему предстояло если не участвовать, то непосредственно наблюдать за сражением с опасным противником.
Петр преследовал маневрирующего Штейнбока, старавшегося избежать столкновения с русскими силами, троекратно его превосходящими. Алексей принимал участие в этом марше. Но 26 декабря, находясь «при полку», то есть в строю, он получает приказание сопровождать Екатерину в Россию, куда в скором времени собирался и Петр.
Письма от отца он в этот период получает неоднократно и немедленно отвечает.
27 января 1713 года он пишет из города Эльбинга в Западной Пруссии, где находится вместе с Екатериной, которую он теперь называет не «Мадам» или по имени-отчеству, как прежде, а исключительно «Государыня Матушка». Возможно, с изменением статуса Екатерины изменилась и его подпись в письмах к отцу. Изменилось соотношение статусов мачехи и пасынка.
17 февраля они с Екатериной уже в Петербурге.
Но в Петербурге он недолго задержался и был отправлен Петром в Москву с поручением к сенаторам.
Милостивейший Государь Батюшка,
приехал я сюда третьего дня, и господам сенаторем указ твой, чтоб они ехали, объявил. Также и роспись артилерискаго подполковника Генина отдал, и говорил указом твоим, чтоб они сие исправили. 〈…〉