Но для того, чтобы подарить эти земли новому князю и его иностранным поселенцам, их надо было завоевать.
Крайне маловероятно, что имелись в виду и пустоши Астраханской губернии – полупустынные почвы, солончаковые обширные пятна и т. п. Вряд ли резкий сухой континентальный климат этих мест, с летней жарой и малоснежной зимой, с перепадами температур до сильных морозов, способствовал бы процветанию нового княжества.
Конечно же, имелось в виду нечто совершенно иное.
Вспомним, что грандиозные предложения «господину Ляусу» делались на фоне похода, в результате которого «плодовитые земли» у Каспия и должны были попасть под власть Российского государства.
Правда, не совсем понятно, почему эти земли названы «пустошами». Очевидно, Петр был убежден в чудотворных возможностях «господина Ляуса», потому что в последующих пунктах ему обещаны были «чин обер-гофмаршала, действительного тайного советника и президента», не говоря уже о высшем ордене государства Российского – «достоинства кавалерского святого Апостола Андрея».
«Господину Ляусу» рекомендовалось учредить Персидскую торговую компанию и заняться «рудокопными делами».
Эти невиданные блага в значительной степени должны были распространяться также на «сыновей или зятьев ево, ежели которой из них сюды приедет».
Приезд Джона Ло и возникновение на берегу Каспия некоего государства в государстве не состоялись. Но ситуация эта дает представление о накале страсти, с которой Петр желал освоить берег Каспия и превратить персидские земли в плацдарм для прорыва в Азию.
Летом 1715 года подполковник Артемий Волынский был отправлен послом в Иран. Миссия продолжалась до сентября 1717 года, то есть хронологически совпадала с мекленбургским кризисом и с развитием «Каспийского проекта». Гибель отряда Бековича фактически совпала с завершением миссии Волынского.
И все эти события почти целиком покрывали «дело» царевича Алексея – от выхода на поверхность неразрешимого конфликта отца и сына до возвращения царевича в Россию.
И попытка получить постоянный и прочный плацдарм в пространстве империи, поставив тем самым под вопрос ее вековую структуру, и не менее энергичные старания освоить берега Каспия, ясно обозначив свое военное присутствие, что было подготовкой для движения вглубь Азии к границам Индии, где пока что мирно уживались англичане и французы, внутри России сопровождались планомерной подготовкой уничтожения наследника и выработкой стройной и суровой идеологической доктрины, которая развязывала руки царю для любых действий.
Волынский, выполнявший помимо дипломатических задач функцию военного разведчика, оценив военные возможности Персии, стал решительным сторонником вооруженного вмешательства в жизнь распадающегося государства и убедительно обосновал свою позицию.
Для Петра земли Персии были прежде всего пространством, открывающим дорогу к Индии.
«Дело» Алексея, открывшиеся во время следствия связи наследника с многими «сильными персонами», неудавшаяся попытка внедриться в структуру империи и жесткий конфликт с ведущими европейскими державами – вот тот тревожный фон, на котором произошла резкая активизация петровской политики на азиатском направлении.
В мае 1714 года, находясь на борту «Святой Екатерины» возле Березовых островов на севере Финского залива, недалеко от берегов Финляндии, где шла подготовка к десантной операции, Петр направил указ Сенату.
«Господа Сенат! О котором деле говорено с вами, будучи у Кроншлота на шнаве, а имянно о посылке для прииску устья Дарьи реки, и для того ныне посылаем туды Преображенского полку капитана-порутчика господина князя Черкаского, и что ему чинить, о том даны от нас пункты; однако же ежели еще он будет о чем предлагать в пополнку к тому, то вы с совету исправте. Также с доношения его, которое он нам подал (о Горных народах, каким образом их к нашей стороне склонить), при сем посылаю к вам копию, против котораго его доношения учините с совету, дабы их каким образом лутче на нашей стороне удержать».
«Господа Сенат» получили этот указ 2 июня 1714 года.
Понятно, что донесение князя Бековича-Черкасского предшествовало этому указу и стало для Петра импульсом к действию. Но, как увидим, в донесении Бековича нет ни слова об Аму-Дарье.
Смысл этого донесения очень существен, но – другой.
«Писали ко мне из Черкаской земли братья мои нарочно с присланным, которыя их писма вручил и канцлеру графу Головкину. В тех писмах пишут: по указу от Порты Атаманской, посланы от хана Крымского посланцы к волным князьям, имеющим владения близ гор, между Черным морем и Каспийским, дабы оные князья со владениями своими склонились под власть салтана Турского и послушны были б хану Крымскому, за что могут многую милость получать и повсягодным жалованьем определены будут».
Посланцы султана и хана вошли в отношения с разными горскими народами. И в беспокойстве Бековича был вполне определенный смысл.
«И ежели оное Турецкое намерение исполнится и оной народ будет при Порте утвержден, то, когда война случится, могут немалую силу показать, понеже оной народ лутчей в войне, кроме регулярного войска; а паче разсудить к людству и в силе его от Черного моря, где есть Тамань по сю сторону Керчи, до самой границы Персидския комоникация будет в близости ваших границ. Ежели ваше величество соизволите, чтоб оной народ не допустить под руку Турецкую, но паче привесть под область свою, то надлежит, не пропуская времени, о том стараться».
Бекович явно чувствовал себя весьма независимым, судя по тону его обращения к царю. Он дает ему советы с интонацией поучительной.
Эта независимость характера и самоуверенность сыграли впоследствии роковую роль в судьбе князя и его отряда, равно как и в судьбе всего проекта. Возможно, Петра подкупало это совпадение некоторых черт их характеров – пренебрежение к обстоятельствам и уверенность в том, что любые препятствия преодолимы.
Во второй половине донесения Бекович предлагал использовать горские народы для давления на персидского шаха, который их боится.
Правда, не совсем понятно, какими средствами надеется князь привести горские народы под высокую руку русского царя, ибо он пишет Петру: «Ежели ваше величество соизволите вышереченные народы под свою область привращать, то надобно годную особу в тот край послать с частию войска регулярного и нерегулярного, казаков Яицких и Гребенских, понеже оные казаки в близости тех краев, и надеюся посланному войску болшаго изнурения не быть…»
То есть дипломатические переговоры князь считает нужным подкрепить наличием солидной воинской силы.
И далее следует текст, с которым далеко не каждый посмел бы обратиться к царю: «Чаю ваше величество пространно о тамошнем крае не известны, а коли б вы изволили знать пространно тамошной край, надеялся бы, что не в малыя б дела произвели чрез ваш ум и действа».
И далее следует предложение, для Бековича, возможно, второстепенное, но для Петра ставшее исходной позицией грандиозного плана:
«Ежели б сие дела, с помощию Божиею, утвердить, можно при Касписком море во удобном месте учинить крепость для всяких руд; вашему величеству известно, что много обретается разных руд в тамошнем краю, от чего мог бы прибыток немалой быть государству Росийскому».
А заканчивает князь свое доношение и вообще почти игриво: «Есть простая пословица: „попытка не шутка, спрос не беда“. Ежели вашему величеству не угодно мое доношение, прошу в моем дерзновении милосердаго прощения».
Петру доношение оказалось угодно. Но если для Бековича главный смысл возможных действий заключался в минимизировании турецкой опасности привлечением на свою сторону горских народов, то Петр уловил в предлагаемых князем действиях совершенно иную и близкую ему, Петру, возможность. И на первое место он выдвигает поиски устья Аму-Дарьи с ее золотыми россыпями. Но, судя по «пунктам», в свое время полученным Бековичем, – а написаны они были еще в 1714 году – проект сразу приобрел те очертания, те масштабы, в которых он и выполнялся в течение последующих трех лет.
Поскольку «Господа Сенат» знали о высокой заинтересованности царя в возникшем внезапно плане, то они оставили обычную свою медлительность, и подготовка к походу Бековича на Каспий пошла в стремительном темпе. Шла эта подготовка преимущественно в Казани, как ближайшем городе к исходному пункту будущего похода – Астрахани, обладавшей соответствующими ресурсами.
Отвечал за подготовку казанский губернатор Петр Самойлович Салтыков, человек энергичный и опытный.
Петр отдался новому проекту с увлечением, а в этих случаях он не терпел проволочек. И служебная переписка это подтверждает.
В том же 1714 году Бекович снова на Каспии, где впервые он побывал еще в 1713 году, и в Казани. Именно тогда среди главных действующих лиц нашего сюжета появился один из ключевых персонажей.
В октябре 1717 года в Казани, после гибели отряда Бековича, допрашивали нескольких уцелевших спутников несчастного князя.
«Первой сказался Ходжа Нефес: родом де он Садыр Трухменец, владения Сайдами салтана, который под владением Калмыцкого хана Аюки, а кочевье де они свое имеют улусами, в кибитках, близ Тюк-Карагани, в степях 〈…〉. И в прошлом де 1714 году, как, по указу царского величества, от лейб-гвардии капитан господин князь Черкаской из Астрахани ходил в Каспиское море, и был в Тюк-Карагани и виделся с вышепомянутым салтаном их, и по прошению его, господина князя Черкаского, у салтана их он, Нефес, отдан ему, господину князю Черкаскому, для указания пути в Хивинскую землю Дарьи реки».
Существует версия, что Нефес был в Петербурге и от него Петр узнал всю фантастическую историю относительно плотины, перегородившей Аму-Дарью и поворотившей ее в Аральское море, а также о золотых россыпях в ее русле.
Источником этой версии является необыкновенно ценное издание – «Описание Каспийского моря и чиненных на оном российских завоеваний, яко часть истории Государя Императора Петра Великого, трудами тайного советника, губернатора Сибири и ордена святого Александра кавалера, Федора Ивановича Соймонова, выбранное из журнала его превосходительства, в бытность его службы морским офицером, и с внесенными, где потребно было, дополнениями Академии Наук конференц-секретаря, профессора истории и историографа Г. Ф. Миллера».