Снова сильно подул ветер, теребя мне волосы, слезя глаза.
Пыльные смерчи запрыгали, как мертвецы в танце, завертелись по черной пустыне, как дьяволы в преддверье ада.
– Ну как, ты готов на это?
Рядом со мной стоял Теско. Он нес рюкзак и винтовку. Его оранжевые ленты бились на холодном ветру, щелкая как вымпелы.
Он настоял, что пойдет со мной искать самолеты. Но я знал, что он к этому не готов. Он привык к затопленному Лондону. А кошмарная черная пустыня – это совсем другое. Он стоял, не отрывая глаз от сожженной земли за рекой, а черная гарь тянулась без края.
– Ну?
Теско недоверчиво поглядел вперед:
– Мы должны идти через это?
–Другого пути нет.
– Боже всемогущий. Там нет ничего живого!
– Ты ведь не обязан со мной идти.
– Я иду с тобой, – сказал Теско, проглотив слюну. Он набрал воздуху, будто собираясь прыгать в море с крутого обрыва, и добавил: – Чего мы ждем?
Он спустился с обрыва (шелковые ленты бились на ветру) и прыгнул на корку, покрывшую русло. От его ног поднялась пыль.
– Поосторожнее на будущее, – сказал я ему. – Земля может быть не такой твердой, как кажется.
– Не твердой?
– Иди осторожно. Смотри вокруг на землю. Когда под тобой нарастает жар, слышны удары, щелчки, треск, стоны – это расширяется скальная порода. И еще – грунтовые воды превращаются в пар и рвутся наверх с чертовской силой.
– И что тогда делать?
– Бежать со всех ног.
– А, черт! – Теско мрачно потряс головой. Шрамы вокруг рта, как на детском рисунке солнышка, выступили белым на фоне его лица. Новый мир напугал его больше, чем он мог передать.
Я знал, что ему тоже мерещится большой пыльный знак. С теми же словами грозного предупреждения.
ОПАСНОСТЬ! НЕМЕДЛЕННО ВЕРНИТЕСЬ!
Но пути назад не было. Может быть, впереди умирает Кейт. И путь – только вперед. В Сожженные Земли.
94
Мы шли и шли. Скоро даже ужас стал однообразен. Тысячи обгорелых черепов. Сгоревшая краска на голых кузовах машин, красных от ржавчины. Остовы сгоревших деревьев, таких же черных, как зола у нас под ногами.
– Сколько еще до Лидса? – спросил Теско.
– Если ничего не помешает, я думаю, часов шесть.
– Если чтоне помешает?
– Напряги воображение. Здесь могут быть уцелевшие. Ты сам знаешь, они нас убьют ради еды в наших рюкзаках. И еще есть серые.
– Мы их пока не видели.
– А кто тебе сказал, что штук двести их не затаились вон за тем поворотом?
Теско дернул кадыком и стянул с плеча винтовку – мы подходили к повороту дороги. Обзор нам закрывала высокая кирпичная стена, почерневшая внизу от подземного жара.
Мы осторожно подошли.
Я выглянул за угол, ожидая увидеть голодную орду выживших или готовящихся к броску серых.
Ничего. Только сгоревшие автомобили.
– Пошли, – сказал я. – Прибавим шагу. Через полчаса будет темно.
– А не стоит ли подумать насчет ночевки?
Я покачал головой:
– Будем идти ночью. Если там кто-то уцелел, холод их убьет.
– Или они сгорят, – сказал Теско. – Ты землю щупал?
Я наклонился и приложил ладонь к дороге.
– А, черт!
– Горячо?
– Слишком.
– Откуда ты знаешь, что мы не в центре горячей точки, готовой лопнуть?
– Ниоткуда.
– Блин!
– Пошли, надо двигаться. Здесь небезопасно.
– Нигде не безопасно, – буркнул Теско себе под нос. – У этого блядского мира крышу сорвало.
Мы пошли дальше. Вдали показался свет. Наверное, пожары – то ли от горючего газа, то ли вспыхивают медленно месяцами разогревавшиеся дома.
Куда больше тревожили трещины в земле у нас под ногами. Будто какой-то рассерженный великан рвал руками почву. Их легко можно было перешагнуть, но если глянуть вниз, виднелось тускло-красное свечение – подземный жар поднимался так высоко, что камни светились, как угли в костре.
В любую секунду любой из нас мог наступить на почву, запекшуюся тонкой коркой, и рухнуть прямо в яму из пылающих скал. Мы заорем, безнадежно цепляясь за края в поисках выхода, но единственным выходом будет смерть от вскипевшей в сердце крови.
Мы шли вперед.
Земля под ногами иногда гудела и подрагивала. Я слышал те же удары перегретого пара, прорывающегося из одной подземной полости в другую.
И думал о Кэролайн Лукас. Как ее оторвало от меня ударом струи подземного пара.
“Ты мог ее спасти, Рик. Она могла бы жить, – повторял я себе снова и снова. – Мог спасти. Если бы был умнее или шевелился быстрее”.
От этих мыслей я прибавлял шагу. Я слышал, как пыхтел от натуги Теско, пытаясь угнаться за моим диким темпом движения по черной пыли. Я должен был найти Кейт. Если она выжила, то я ей нужен. Если мы каким-то чудом найдем их живыми – Кейт, Синди и Говарда. Господи, как я на это надеялся!
Мы шли почти уже в темноте. Привыкшие к темноте глаза позволяли рассмотреть сгоревшую дорогу, которая вела нас на юг. На перекрестках я рисковал зажигать фонарь, выхватывал на миг из темноты дорожный знак, чтобы не потерять дорогу к Лидсу.
Выключив фонарь, мы ждали, замирая, припав у края дороги с винтовками наготове. В этой темноте даже секундная вспышка фонаря была как маяк, дающий всем сигнал: рядом люди.
Я ждал с прикладом у плеча.
Ожидая в любую секунду, что на меня бросятся в попытке разорвать на части.
Все оставалось тихо, и мы шли дальше.
95
Серый рассвет озарил город-призрак. Лидс стал пустыней сгоревших домов без крыш и окон.
Тысячи машин стояли на улицах с открытыми дверцами.
Когда в эту часть города поплыл ядовитый газ, люди не сразу поняли, что надо идти пешком, они попытались ехать и застряли. А потом, когда прорвался подземный жар, шины вплавились в асфальт и полопались в огне.
Обжигающий жар снес краску с кузовов, и они были покрыты одноцветной тусклой ржавчиной. Ветровые стекла расплавились, закаленное стекло пролилось на приборные панели. Там оно остыло и снова затвердело, как сложенная во много раз простыня. Чем-то они были похожи на те формации голубого льда, которые бывают в Антарктиде. С рулей свисали сосульки затвердевшего стекла.
Мы шли молча. В Хидроу валялись обломки вертолета с искореженными лопастями.
В какой-то маниакальной чистке – наверное, чтобы избавиться от мародеров и дать устрашающий пример другим – здесь проводились массовые казни. По всей длине Бриггейта, идущего от магазина Льюиса до Боар-лейн, когда-то торговой улицы, висели тела.
На уровне третьих этажей были зигзагом, как ботиночные шнурки, протянуты тросы. И с каждого троса свисали повешенные за шею мужчины и женщины – десятками. Они были мертвы давно, но горячий воздух из земли высушил их, мумифицировал.
Мы шли, а они слегка качались в утреннем бризе.
– Черт, – сказал Теско. – Правда, напоминает Рождество?
И был прав. В детстве я ходил здесь перед Рождеством и с восторгом смотрел на тросы, перекрещивающие улицу. Там висели надувные пластиковые шоумены, эльфы, олень Рудольф с большим красным носом, а за ним бежали остальные олени, саночки с завернутыми подарками. И, конечно, уйма Санта Клаусов.
Теперь улица была убрана мертвецами.
У некоторых оторвались головы, и безглавые тела валялись на улице, где упали.
Я внимательно оглядывал разрушенные дома. В любой момент может показаться ствол взявшего нас в перекрестье снайпера. Мы – легкая мишень. Теско снял винтовку с плеча.
Я передернул затвор.
– Не нравится мне это, – шепнул Теско. – Как в кино говорится: “Слишком здесь тихо”.
– Кого-нибудь видишь? – спросил я тоже шепотом.
– Ни живой души.
– Похоже, что мы здесь одни.
– И куда же все делись?
– Первый раз их выгнал ядовитый газ. На этот раз… кто знает?
– Может, эти ребята?
Я поглядел на ту сторону улицы.
На стене были нарисованы фигуры – высокие, с серой кожей, с красными глазами. То ли художник просто фиксировал то, что видел, то ли хотел мистически воззвать к серым – не знаю.
Но одно было ясно.
Серых видели либо в самом Лидсе, либо очень близко от него.
И даже сейчас они могут стоять в каком-нибудь доме, блестя кровавыми глазами и глядя, как мы вдвоем пробираемся по улице.
– Продолжаем движение, – сказал я. – Останавливаемся, только если что-то увидим.
Река Эйр испарилась. Русло было похоже на шкуру огромной рептилии, покрытую сухими чешуйками. Грязь была утыкана человеческими черепами. Валялись баржи, похожие на игрушки детей великанов. И лежал на боку армейский танк, уставив пушку в воздух как флагшток.
Мы шли дальше.
– Ну и бардак, – сказал пораженный Теско. – Какой жуткий бардак!
Дома лежали в руинах, почти все сгорели. Где стоял отель “Виктория”, возле пивоварни Тетли, остался зияющий кратер. Мы прошли мимо. В эту воронку можно было сунуть пару грузовиков и еще осталось бы место для дюжины легковушек. Я шел по крошке битого стекла, перешагнул детскую погремушку, вывеску отеля с профилем королевы Виктории. И качал толовой. Мой оркестр, “Сандер Бад”, играл здесь свой дебютный концерт. Публики было шесть человек. Бас-гитара даже забыл включить инструмент. Но это был наш первый платный концерт.
Теперь “Виктория” стала дырой в земле, полной до половины жидкой грязью, откуда шли пузыри пара и вонь гниения.
Мы пошли быстрее.
Я смотрел на развалины – нет ли там серых. Нет. Поканет.
Но я не сомневался, что они близко. Может, смотрят на нас. Они пойдут на нас, когда сами решат, что настало время.
Выше пояса мороз даже через одежду впивался так, что от его холодных зубов кожа покрывалась мурашками.
Ниже пояса поднималось тепло от земли. Асфальт дымился.
Мы шли вперед, оставляя за спиной труп города. Мы теперь входили в жилой район сгоревших домов. Их когда-то кирпичные стены стали цвета сажи.
Через десять минут я увидел самолет. Я остановился, и сердце заколотилось быстрее. На черной земле ослепительно белым крестом стояла “сессна”.