– Только вдетстве!
– Правильно –в детстве! Но если все читать в книге жизни, то значит, ты – засранец!Правильно?
– Ну…
– Вот тебе и«ну»! Напридумывали люди для себя столько ужасов, что и жить не хочется! Прямне образ и подобие Божие, а пугало для херувимов!
– Так неужелисовсем ничего из жизни не учитывается?
– Ты согласен,что ты засранец?
– Нет!
– Почему?
– Потому что ядавно не пачкаю штаны!
– А если ты непачкаешь штаны, то почему люди должны считать тебя засранцем?
– Никто и несчитает…
– Ага! Значит,люди такие умные, что понимают, что ты не засранец, а Бог этого понять не всостоянии? Ты это хочешь сказать?
– Да нет…
– Пойми,учитывается только то, что из человека получилось на выходе, как логическийрезультат всей жизни. О качествах самолета не судят по куче сырья, из которогоон будет сделан! О вкусе яблока нельзя догадаться, раскусив горькое семечко! Идаже обглодав побег, который вырастет из семени, не поймешь – что такое яблоко!И даже съев цветок, и даже молодой незрелый плод, ты никогда не узнаешь его,пока не дождешься полного созревания!
– Но ведьнекоторые не созревают?
– Оченьмногие… Но если созревают, то им прощается и горечь семени, и безвкусностьпобега, и кислота зеленого плода. Поступки можно элементарно простить. Тут всевеликие мастера и любители прощать. Было бы за что! Но как изменить душу, еслиона черна? Как можно ее запустить сюда, в условия полного доверия и открытостивсех перед всеми? Как заставить не пользоваться этой открытостью? Это всеравно, что закованного в латы убийцу запустить в толпу голых младенцев. Туда,где содержат детей, не допускают подозрительных личностей, от которых разит затри версты.
– Помнюшутливую эпитафию на могиле вора «Жить тебе вечно в стране лохов!»
– Смешно, ноимеет зерно правды. Для воров все честные люди – лохи. Они просты как дети и невидят обмана. Поэтому их легко надуть, и в глазах вора они – глупцы и попростулохи. А у нас воровство лишено смысла, потому что все, что захочешь, тебе и такдадут с удовольствием. Для нас самое большое наслаждение, если можно таксказать, дать насладиться другому. Мы в этом испытываем потребность. Опять жевспомним земные запахи. Мы все наслаждаемся свежими ароматами друг друга,отсутствием духовной вони. Именно поэтому земные благовония символизируютблагодать. Ты только представь – мы все стремимся насладиться, и тем самымнаслаждаем. Это бесконечно приятный процесс!
– Как вхороших семьях…
– Правильно,Михаил! Совершенно верно! Семья на земле – это Малая Церковь! Именно в семьепознается радость любви, радость дарения себя другому. Ты даришь, а счастлив отэтого опять же ты!
– Как всепросто. Почему же люди этого не понимают?
– Все людихотят радости, только не знают, как ее приобрести. Им кажется, что ее нужноукрасть, купить, заработать. Но все тщетно. Вместо радости они всегда получаютпечаль. И самая большая печаль их ждет впереди…
– Здесь?
– Не совсемздесь. Там, где мысли смердят. Где люди не стремятся насладиться взаимнойсвежестью и ароматом, а наоборот, избегают друг друга, потому что бесконечнопротивны и омерзительны друг другу. Да и какие симпатии они могут испытать,если так вонючи?
– Неужели онитам совсем никак не общаются?
– Я там небыл. Всего не знаю. Но, говорят, общаются как-то вынужденно, через силу.Превозмогая ненависть и омерзение, но общаются.
– Прямо как унас в неблагополучных семьях.
– Да,правильно. На земле все является прообразом этой стороны. Есть Церковь, и естьантицерковь, есть Христос, и есть антихрист. Есть любовь, и есть ненависть. Впринципе все, что я перечислил, – это одно и то же.
За разговоромпуть пролетел быстро. Черкасы все время пели и пели разные грустные песни.Земля становилась все меньше и меньше, превращаясь в шар. Тимофей продолжалпросвещать Михаила, как бы стремясь дать ему как можно больше знаний. Зачем-тоему это было нужно.
– Ну что,теперь ты понял смысл жизни?
– Перестатьбыть засранцем?
– Именно так!
– У нас непринято говорить такие слова, тем более рассуждая о религии и смысле жизни. Затакие разговоры нас бы анафеме предали наши святоши…
– Если бы этисвятоши только знали, о чем они пытаются рассуждать и как это воняет на самомделе, они бы и сами подобрали более яркие выражения.
– Все равно, унас есть понятие – благочестивый разговор и неблагочестивый.
– Это у вас, вваше время, придумали! А апостолы и великие святые первых времен говорили огрехе прямо: «пес возвращается на свою блевотину», «якоже бо свинья лежит вкалу, тако и аз греху служу», помнишь? А ваши святоши стыдливо прикрылиистинный, омерзительный человеческой природе смысл греха. Поэтому и грех вамстал не противен! О, сколько же душ они погубили! Ишь, лицемеры, выдумали –«неблагочестиво!» – разгорячился он. Восточные глаза Тимофея засверкали гневом.– Быть засранцем неблагочестиво! А желать им не быть – благочестиво! Смыслжизни – успеть перестать быть смердящим засранцем! И абсолютно не важно, как,где и когда ты перестанешь им быть, важно, чтобы перестал. Одни избавляются отэтого долгими годами, другие разом, как эти черкасы.
– Значит, кактолько ты перестал вонять, тебя забирает Господь как созревший плод?
– Да, бывает итак. Недаром говорят, что Бог всегда забирает лучших. Но многих созревших Оноставляет еще на долгое время для работы на земле. Ведь кому-то нужно учитьлюдей созревать, показывать пример аромата будущего мира. Иначе как они поймут,что есть смрад?
– В наше времяоправдали уже все грехи. Самые омерзительные, противоестественные, о которых иподумать противно, причислены к нормальным явлениям. Все стало естественным иполучило право на существование.
– Да знаю яваш Содом! – с досадой махнул рукой Тимофей. – Его строят резиденты ада и ихслуги.
– А зачем имэто?
– Чтобы неземле сильнее воняло. Чтобы невыносимо воняло!
– Неужели импротивны ароматы и чистый воздух?
– Ароматыникому не противны. Просто они сами – источники вони, и в чистом воздухе онислишком заметны, потому еще более противны окружающим. А во всеобщем зловониивроде бы как все. Это же вопиющее явление, когда ты один засранец, а когдазасранцев много, – это норма. Это – не стыдно…
– Так, значит,задача ада – притупить стыд?
– Правильнодумаешь, Михаил. Стыд – это и есть индикатор греха. Утратишь стыд, полюбишьгрех. И будешь любить его больше и больше, стараясь заглушить собственную воньновыми, более сильными запахами. Если Господь тебя не истребит, дойдешь досостояния черта. Допотопный человек жил гораздо дольше, чем сейчас…
– Да, я знаю.
– Но Богсократил его жизнь, потому что некоторые из людей так преуспевали, так«развивались» в грехе, что превосходили самих бесов! Да и все человечествопревратилось в ад, поэтому Господь истребил его!
– А что жетакое святость?
– Это когдатвой личный аромат сильнее окружающего смрада. Когда к тебе не липнет грязь иты вызывающе приятен! Когда окружающие, почувствовав исходящее от тебяблаговоние, стремятся насладиться им, глотнуть свежего воздуха возле тебя! Вотчто такое святость!
– Хорошо,видимо, у вас там!
– Да, у насхорошо. Лучше не бывает. Даже объяснить тебе это невозможно.
– Покажешь?
– Нет, немогу! Ты еще не очищен. Поэтому там будешь смердеть.
– Я буду смердеть?– обиделся Михаил.
– Да, ты. Неможет быть в чистом даже слегка нечистое. На белой простыне каждый волос виден,хотя на грязном полу тебе покажется, что его нет.
– А что же мнесделать, чтобы очиститься?
– Старайсяисточать аромат. Старайся жить так, чтобы к тебе стремились задыхающиеся люди,как за глотком воздуха. Чтобы они знали, Беловский – христианин, поэтому с нимтак легко дышится!
– Но почемучеркасы, так же как я, умерли на кресте за веру и очистились, а я еще воняю?
– С каждогосвой спрос. С них и этого достаточно, а ты еще не все сделал, что долженсделать. Поработать еще нужно.
– Так, значит,сейчас ты ощущаешь мою духовную вонь? Тебе со мной противно?
– Нет, нет,что ты! И не думай! В тебе сейчас нет вони, но она еще может появиться, потомучто ты еще не наш. Над тобой еще не было суда и решения. Мы еще не знаем –каким ты будешь в последний миг. Поэтому живые, за редким исключением, недопускаются к нам. На всякий случай…
Тут импришлось остановиться. Все черкасское войско встало у невидимого препятствия.
– Что там? –поинтересовался Михаил.
– Там границаЗемли. Закончился последний слой атмосферы, дальше которого ты пройти неможешь. Там уже нет ни греха, ни зла, ни вони.
– Что же мнеделать?
– Жди тут. Затобой скоро придут.
– Кто?
– Нашикурьеры.
– Это тесветлые сущности, которые защищают при перелетах троянцев?
– Да, этонебесное воинство Архангела Михаила. Они всегда дежурят в атмосфере, встречаютвосходящие души и отбивают их у демонов, которые стремятся увлечь их впреисподнюю.
– А где она?
– ВнутриЗемли.
– А почему нассейчас не атаковали в атмосфере?
– Мученики заВеру проходят беспрепятственно. Тем более в таком количестве.
Постепенночеркасов перед ними становилось все меньше и меньше. Где-то впереди ихпропускали по одному, как через турникеты таможни. Было видно, как онирадовались, прекратили петь грустные песни и поздравляли друг друга. Беловскийзасмотрелся на них, но его одернул Тимофей.
– Ну, все,Миша… давай прощаться!
– Что, ужепора?
– Да, за тобойпришли.
Экс-архангел
Михаилосмотрелся вокруг. Они стояли на какой-то прозрачной тверди, под которой былавидна планета. Он различал материки, океаны, вспомнил, что это очень похоже нанавигационную систему яхты «Наяда», и постарался увидеть то место, где сейчасона должна была быть. Но, естественно, ничего не рассмотрел, так как это былослишком далеко. Он повернулся к Тимофею, но вместо того перед ним стоял другойчеловек. Он имел вид… нет, даже не вид. Он имел образ, сияющий образ.