— Мне нужно больше вводных, — ответил я.
— После зова Царя Царей все слабые рубежники на какое-то время теряют контроль. Но еще хуже приходится нечисти. Они сс… словно сходят с ума и начинают творить такое…
«Какое?» я спрашивать не стал. И так было все понятно в общих чертах. Разве что удивило такое нечистолюбие Лихо. С каких пор она печется о братьях наших меньших. А после перед глазами встала наглая рожа Рехона. Да уж, представляю, какого шороху наведет этот негодяй. Блин, да у меня еще моя неразлучная парочка «Twix» дома. И грифон.
Не задавая больше ни единого вопроса, я сорвался с места и побежал вслед за проклятым кощеем.
От автора: Уважаемые читатели, как всегда, кто покупает подписку с наградой на любую сумму, получит чибик, который поселится в гостевой. На этот раз это, не поверите, все-таки Куся.
Приятного чтения)
Глава 4
С детства ненавидел бегать. У меня с этим видом деятельности всегда ассоциировалось что-то нехорошее. К примеру, что тебя обязательно должен кто-то догонять. И даже если это будет не соседский барбос, а человек, приятного все равно мало.
Теперь в роли догоняющего оказался я сам. Впрочем, это никак не повлияло на мое настроение. Бег я резко не полюбил. Как и Рехона-Романа. Но со всей прытью, на которую только способен ведун тире почти кощей, ломанулся из замка, цепляясь за иномирный хист, как за путеводную ниточку.
В этом смысле, можно сказать, мне повезло. Ужасное слово. К нему, так глядишь, и привыкнуть недолго. Но Рехон фонил, как четвертый энергоблок Чернобыльской АЭС. По крайней мере, мне так казалось. И искать его было не так уж сложно. К тому же, не успел я добраться по мосту до площади Старой Ратуши, как почувствовал, что кощей словно остановился, застыл. Его оболочка не двигалась, вместе с тем промысел неотвратимо наполнялся, пульсируя и набухая. Десятки ниточек вели к нему, сплетаясь в нечто единое.
Я прибавил ходу, хотя, казалось, мышцы и сухожилия готовы были уже порваться. Ты, конечно, можешь выплеснуть очень много хиста и превратиться в подобие супермена, вот только тело при этом останется старым, человеческим. Со всеми вытекающими минусами. Может, есть какие-то заклинания укрепления оболочки? Эта умная мысль у меня, как всегда, пришла опосля и невероятно не вовремя.
Наконец увидел картину маслом. Собственно, выборгская площадь была не такая уж большая. Если смотреть со стороны замка, то слева высился дом Векрута, справа какой-то музей, в котором я так и не побывал, в середине, в четыре этажа, красовалась ратуша. По мне, действительно своеобразная изюминка Выборга.
И туристы на площади тусовались. Конечно, не совсем у ратуши, а не доходя до нее, возле памятника регенту Торгильсу Кнутссону, который крепость и основал. В народе, конечно, у него было более прозаичное прозвище — «шведский оккупант». Что называется, ты можешь построить сотню мостов, возвести тысячу домов, но стоит разок провести время с овцой… Короче говоря, местные Кнутссона не особо любили, что не помешало властям поставить памятник.
Сейчас возле него собрались почти все туристы. Хорошо еще, что сезон потихоньку сходил на нет, поэтому здесь оказалось не больше двух десятков человек. Вот именно им и достались все плюшки послания неведомого иномирного создания выборгскому народу. Потому что помимо чужан возле ратуши оказалась и нечисть.
Собственно, ничего удивительного. Это по началу кажется, что «братья наши меньшие» встречаются редко. На самом деле нечисть есть, она здесь буквально повсюду. Просто большая часть очень усиленно прячется. Разве что некоторые, как те же черти, ходили к своим чертовским психологам и принимали себя такими, как есть.
Именно они и составляли большую часть нечисти. И вели себя рогатые в высшей степени нагло. Нет, они и обычно любили напакостить людям. Вот только часто выбирали себе в жертвы подвыпивших или одиноких прохожих, что гуляли в позднее время суток. А теперь ватага городских чертей, улюлюкая и хохоча, окружила трех чужан и толкала, не выпуская их наружу. Люди падали, вставали, снова оказывались на брусчатке, а черти все смеялись. Вот только смех был какой-то… сумасшедший. Словно нечисть находилась под какими-то запрещенными веществами.
У стен ратуши металась земляная кошка. Вот уж совсем редкий зверь, я о ней лишь в книжке Спешницы читал. С виду, самое обычное животное, вот только если присмотреться, то видно, как странно она двигается. Да и состоит словно из комьев глины. Старое заклятие на крови, в ходе которого в жертву приносится живая кошка. Облегченная версия того же копши. Получается, не вполне нечисть — нежить.
Но, судя по всему, здесь спрятанное было совсем несерьезным. Скорее всего, какой-то ивашка на начальных рубцах решил схоронить в ратуше что-то «очень важное». Шерстяные рейтузы или шелковые чулки. Не знаю, что там раньше было в моде?
Земляная кошка, которая вообще не должна показываться снаружи, сейчас металась вдоль стены. Она явно желала расцарапать кому-нибудь лицо, но не могла отойти далеко от клада. Мне даже почти стало ее жалко.
Следующие два персонажа были полной противоположностью друг друга, как по духу, так и по содержанию. На площади оказались жиртрест и жердяй. Что интересно, последних было очень мало, но именно эту нечисть я видел уже второй раз. Первый случился, когда мы с Ткачом въехали в Питер.
Самая мякотка, что название было, можно сказать, обманчивым. Потому что надо учитывать, что жердяй назывался так от слова «жердь», а никак не «жир». И оказался высоким, почти в три метра, болезненно худым, и смотреть на него было физически больно. Наш ответ импортному Слэндермену. Или, кто знает, может именно жердяй и породил начало современного ужастика.
Вообще, это была единственная нечисть, назначение которой я не понимал. Ну, то есть черти пакостили, дивьи люди занимались растениями, белая чудь производила артефакты, домовой шустрил по хозяйству. У всех было свое четкое предназначение. Даже русалки, несмотря на кажущуюся красоту, хотели «найти себе жениха». Иными словами, утопить какого-нибудь мужичка.
Чего от жизни хотел жердяй — непонятно. Все, что я нашел о нем в записях рубежников до Спешницы, что бедняга ходит, заглядывает в окна и тяжело вздыхает. Единственное, что было ясно — жердяями становились неприкаянные души. Правда, последняя формулировка меня тоже несколько смущала.
Сейчас нечисть была занята вполне четким действом, а именно собрала вокруг себя пятерых чужан и «пила» их хист. Судя по тому, что несчастные не шевелились, они были близки к полуобморочному состоянию.
Жиртрест напротив, являлся существом домашним. И славился тем, что объедал своих хозяев. Он вроде как являлся паразитом, но паразитом сравнительно безобидным. Ну, подумаешь, исчезнет у тебя из подпола лишний шмат мяса, жалко, что ли? Вместе с тем жиртрест не позволял другой нечисти заводиться дома. В этом плане он был не так открыт миру, как мой Гриша.
Ну, и выглядел, понятное дело, жиртрест соответствующе. Тут уж, извините, повышенный калораж и отсутствие двигательной активности никогда до добра не доводили. Свисающие каскадом бока, огромное в растяжках пузо, распухшие венозные ноги. Еще почему-то эта нечисть считала излишним носить одежду. Ну, или не могла ничего подобрать себе по своему размеру.
Если на жердяя было больно смотреть, и появлялось опасение, как бы несчастный ненароком не развалился, то на жиртреста просто неприятно. Сейчас последний с невероятной для своего телосложения прытью бегал по площади и до крови кусал людей, которые подворачивались под его крепкие зубы.
И вишенкой на торте на этом празднике жизни оказался Рехон-Роман. Кощей стоял в стороне, и те самые нити, которые оказались хистами как нечисти, так и чужан, медленно тянулись к рубежнику. У меня даже появилось примерное понимание, как именно работает его промысел. Но это все потом, главное сейчас — навести тут хоть какой-то порядок. Видимо, я единственный, кому совсем не плевать на чужан.
Я благоразумно решил, что даже если жиртрест бешеный, то потом мы сделаем всем все необходимые уколы. Но укусы не так страшны, как жердяй, который собирался «опустошить» чужан. Иными словами — убить.
Поэтому я быстро нарисовал перед ним форму Мыследвижения и вложил в нее хист. Телекинез жердяю явно не понравился. Эта длинная оглобля пролетела с десяток метров, чуть-чуть не добравшись до стены ратуши. И тут же угодила в «объятия» земляной кошки. Несчастная так давно желала до кого-то добраться, что расценила нового знакомого как подарок судьбы. И сразу же впилась в него острыми когтями.
Ну и славно, пусть пока разбираются. Я же вернулся к своим баранам и с силой приложил жиртреста, несколько раз ударив головой о мостовую. Следом досталось и чертям. Этих я просто утопил в патоке, так что они довольно скоро застыли.
Чужане, которые на удивление с ума не сошли, стали разбегаться. Одни с громкими криками и бешеными глазами, другие молчаливо, прижимая окровавленные конечности. Одну из жертв жердяя, женщину преклонных лет, пришлось тащить молодому мужчине. Но в целом я мог занести себе в актив, что я провернул все без фатального исхода.
— Какой же ты скучный, Матвей, — недовольно отозвался Рехон. — Редко когда все идет само в руки.
Сказал, тут же обрывая все идущие к нему нити, и устремился прочь. Я же так и стоял, в недоумении глядя на увязших чертей, раздираемого земляной кошкой жердяя и лежащего без сознания жиртреста. И как их тут оставишь?
— Беги, сс… с ними уже ничего не случится, — посоветовала Лихо. — Твой хист привел их в чувсс… тво.
Раньше Юния меня никогда не обманывала, поэтому я поверил и в этот раз, бросившись догонять Рехона. К счастью (если вообще можно употребить подобное слово), тот удрал недалеко. А как иначе, если вся нечисть в городе буквально сошла с ума?
Каждый перекресток, каждый сквер, площадь, любой открытый участок кричал от боли, гремел сумасшедшим смехом, вопил на все лады какофонией различных звуков. Пахло кровью и выплескиваемым хистом, а еще тем самым тленом, как недавним отголоском голоса «извне». Казалось, смрад выбирался из канализационных люков, заполняя все пространство вокруг.