Дорожка извивалась между надгробиями, статуями и деревьями. Щебетали птицы, а по небу лениво катились облака. Всё выглядело совсем иначе, чем в тот день, когда Уилли впервые пришёл ко мне, и было сложно поверить, что это тот же самый Чикаго. Какая-то часть меня повторяла, что всё дело в смене времён года. В конце концов, сейчас весна. Но другая часть была уверена, что дело в чём-то другом. Сегодня было новое начало для Уилли. И для меня.
– Клэр! – прошипел Сэм. – Смотри!
Мои мысли разбежались в разные стороны, когда я посмотрела туда, куда указывал Сэм, и увидела впереди что-то зелёное. Это был корабельный штурвал, до половины вставленный в большой цементный блок. По моей спине побежали мурашки, но только на этот раз от волнения, а не от страха.
Мы уже близко.
Через несколько шагов мы стояли у штурвала. На цементном блоке были выбиты слова «Пароход “Истленд”», а на окружавших его красных кирпичах я увидела имена. Вокруг кирпичей росли ярко-фиолетовые цветы. Это было очень красиво.
– Наверное, это что-то вроде мемориала. В память о людях, которые погибли на корабле, – сказала я, осторожно проводя пальцем по рукоятке штурвала.
Я осмотрела соседние надгробия и обратила внимание на одно из них. Оно было тёмно-серым, почти чёрным, и на нём отчётливо выделялось последнее имя. Новотный. Стараясь не наступить на цветы, я подошла к камню.
– «Родина Новотные», – прочла я. – Странно. Не помню, чтобы в семье Уилли был кто-то с таким именем.
Сэм покачал головой.
– Я тоже. Его маму звали Агнесса. Может быть, это имя бабушки?
Я недоумённо повернулась кругом. Там была только одна могила с фамилией Новотных, но мы не могли узнать первое имя. Это не могила родителей Уилли, его сестры или его самого. Снова что-то непонятное, как и всё в историях с призраками.
Внезапно у меня появилась идея.
– Сэм, можешь дать мне свой телефон?
Он вопросительно посмотрел на меня.
– Да. Зачем?
– Хочу посмотреть слово «Родина». Может быть, это вовсе не имя.
Сэм пожал плечами.
– Давай. Но оно написано с большой буквы, как имя.
Я напечатала в поисковой строке «что означает слово «родина», провела по экрану пальцем и затаила дыхание. Потом я повернула экран к Сэму, чтобы показать ему, что я нашла.
– Семья. Тут написано, что «родина» по-чешски – семья.
Семья Новотных. Один памятник, четыре человека. Я опустилась на корточки и провела рукой по траве у себя под ногами. Вот оно, место последнего успокоения Уилли.
Я уже собирался воспользоваться телефоном Сэма, чтобы сделать фотографию могилы, когда что-то меня остановило. Холодное прикосновение невидимых пальцев. Они скользнули к моей руке и сжали, и у меня перехватило дыхание. На мгновение всё вокруг замерло. Птицы замолчали, облака застыли в голубом небе, и меня охватило ощущение радости. Уилли был здесь, но только в отличие от последнего раза, когда он нашёл меня в школьном туалете, он уже не страдал.
Сэм понял, что Уилли рядом. Он пристально смотрел на меня, и на его лице появилась тревога.
– Он всё ещё здесь? Тебе опять кажется, что чего-то не хватает?
Наконец пальцы в последний раз сжали мою руку, а потом исчезли вместе с налетевшим ветерком, пахнувшим цветами. Я с трудом сдержала слёзы радости и покачала головой.
– Нет. Теперь он счастлив.
– А ты? Ты счастлива? – с надеждой спросил Сэм.
Я точно знала ответ на его вопрос. Мы совершили невозможное. Мы разрешили загадку, казавшуюся неразрешимой, и сделали счастливым призрака, которому было больше ста лет. Я была не просто счастлива, я была в восторге.
Я обняла Сэма за плечи и улыбнулась.
– Никогда не чувствовала себя счастливее, ботаник! Пошли домой.
Эпилог
– Девяносто четыре? Как ты это сделал? – воскликнула Кэсли, когда мы прошли через внушительные чёрные ворота кладбища Грейсленд.
Сэм подмигнул мне.
– Ну, математика не такая уж и сложная. Просто до этого я неправильно учился.
Я ухмыльнулась. Я уже больше месяца помогала Сэму с математикой, и с тех пор он уже ни разу не пытался спрятать проваленный тест в наших уродливых мусорных баках. С того дня он не получал меньше восьмидесяти двух баллов! Это было самое малое, что я могла для него сделать, потому что Сэм очень помог мне с призраком. Мне больше не придётся спать в шкафу, а у Сэма будут самые лучшие оценки по предварительной алгебре.
А что касалось Уилли, то он больше не приходил ко мне с того дня, как я попрощалась с ним на кладбище. Больше никаких колышущихся занавесок, цифр на стене ванной, плохих предчувствий и призрачного шёпота. Не могу сказать, что я по нему скучала, потому что справиться со всем этим оказалось нелегко, но мне всё равно не хватало ощущения тайны.
Но моё обещание Уилли не закончилось, когда я согласилась помогать папе. После того как родители купили мне абонемент в исторический музей, чтобы я могла пользоваться их научно-исследовательским залом, я начала ходить туда каждые выходные. Я рассказала работникам библиотеки о новой папиной книге и своих расследованиях катастрофы «Истленда». Я также рассказала им об Уилли. Руководительница отдела была так поражена, что попросила меня каждое субботнее утро быть волонтёром музея! Иногда я работала с маленькими детьми, а иногда со взрослыми. Но на самом деле это не имело большого значения. Важнее всего то, что у меня появился шанс рассказывать об «Истленде» и об Уилли. Я всегда показывала его фотографию. Пока у меня есть, что о ней сказать, он не будет забыт.
Я повернула голову направо, и моя улыбка стала ещё шире. Уорнер шёл рядом с нами, и его глаза блестели в приглушённом свете предвечернего солнца. Он остановился у входа на кладбище.
– Вот это да!
Действительно. Грейсленд – огромное и красивое кладбище. Незабываемо красивое. Огромные деревья с доходившими до белоснежных надгробий ветвями, облупившиеся мавзолеи, похожие на ряды солдат, и элегантные скульптуры, уходящие далеко в небо. В этом месте вы почти забывали о смерти.
Почти.
– Всё нормально? – спросила я Уорнера.
– Да. – Он указал на окружающие нас памятники. – Учитывая то, где мы находимся, мне на удивление хорошо.
– У кого-нибудь ещё есть ощущение дежавю? – спросила Кэсли, расстёгивая куртку. День выдался тёплым. Всё вокруг было окутано золотистым солнечным светом, даже древние памятники вдоль тропинок. – Как на том месте, где затонул «Истленд»?
– Обожаю дежавю! – Эмили побежала вперёд. Её подстриженные волосы развевались на ветру, а подошвы высоких коричневых ботинок стучали по асфальту. Даже посреди кладбища она была похожа на персонажа из рекламы энергетического напитка или чего-то в этом роде. Я провела пальцем по её браслету и улыбнулась. Эмили оказалась права. Я справилась. И она тоже справится, потому что наконец-то начала говорить о том, что происходило у них дома.
Уорнер повернулся ко мне и приподнял бровь.
– Дежавю? О чём она говорит?
– Губная помада, – с улыбкой ответила Кэсли. – Твоя кузина просто обожает губные помады.
– Большинство девчонок их любят, – улыбнулся в ответ Уорнер.
– Кроме Клэр, – со смехом ответил Сэм. – Очевидно, теперь наш маленький ботаник увлёкся кладбищами.
Все засмеялись, кроме меня.
– Клэр? – позвал Уорнер. Остальные уже ушли вперёд вслед за бегущей вприпрыжку Эмили. – Что-то не так?
Я не была в этом уверена. Месяц назад я ужасно боялась папиных книг, историй и экскурсий. А теперь я спокойно шла по кладбищу.
По собственной воле.
С мальчиком, который мне нравился.
– Странно, правда? – сказала я. Мой голос дрожал, но я ничего не могла с собой поделать.
– Что? Оказаться на кладбище? – спросил Уорнер. – Вообще-то да. Но странно в хорошем смысле. Вроде той рекламы спальных мешков, которую показывают каждое субботнее утро. Они такие уютные, но такие странные.
Я фыркнула и тут же прикрыла рот рукой. Как же неловко! Уорнер усмехнулся, и я впервые поняла значение фразы «смеюсь вместе с тобой, но не над тобой».
– Тогда ладно. Ты готов?
Он недоверчиво посмотрел на меня.
– Не уверен. Пока ещё не знаю, к чему быть готовым.
– Уверена, ты уже догадался. Подумай хорошенько, – ответила я.
Уорнер открыл рот.
– Не может быть! Декстер Грейвс действительно похоронен на этом кладбище?
– Да. Иначе зачем бы я привела тебя сюда?
Он пожал плечами.
– Не знаю. Я об этом не подумал. Наверное, мне было всё равно.
Теперь пришла моя очередь смеяться.
– Тебе было всё равно, что после школы я потащила тебя на кладбище?
– Не совсем. Просто я знал, что ты там будешь, так что всё должно было быть нормально.
Я так удивилась, что споткнулась о небольшую рытвину на тропинке. Неужели я не ослышалась?
– Клэр! Уорнер! Быстрее, мы его нашли! – Голос Эмили нарушил молчание.
Мне казалось, у меня в горле застрял целый комок кошачьих волос.
– Идём к ним.
– Пошли, – тихо ответил Уорнер. – Спасибо, что позвала меня. Твой брат и Кэсли классные.
– Правда? – Меня охватила гордость. Старая Клэр, та, что всё время боялась, могла вырыть себе яму и прыгнуть в неё, потому что у новой Клэр теперь была прекрасная жизнь.
Мы подошли к остальным. Я указала на статую, вокруг которой они собрались.
– Ребята, познакомьтесь с Декстером.
Я бросила рюкзак на землю и вытащила потрёпанную папину копию «Кладбищ Чикаго».
– Эта статуя была выполнена в 1844 году человеком по имени Лорадо Тафт. Он назвал её «Вечная тишина».
– «Вечная тишина», – тихо повторила Кэсли, нахмурилась и посмотрела на статую. – Звучит жутко.
– А как бы ты хотела, чтобы он её назвал? «Увидимся на другой стороне»? – спросил Сэм, и его громкий смех эхом разлетелся над безмолвными могилами.
Кэсли осторожно подошла к статуе, как если бы это была медвежья ловушка, а не столетний памятник.
– Заткнись, Сэм! Ты знаешь, о чём я.